каждый надпространственный приемник) объявили об опасности. И после этого связь
прервалась. В такой ситуации речь шла не о празднике или розыгрыше. Орвелл
оперся подбородком о кулаки и задумался. Снова заорал телефон.
- Я же сказал, что занят,- Он помолчал, вслушиваясь в сообщение,-Ладно, я
буду. Это действительно важно.
Он положил трубку и нажал кнопку вызова.
- Сейчас выезжаем. На базу Х-14. Потом отведете машину обратно. Я сегодня
не вернусь.
- Когда быть готовым? - спросил сержант.
- Сейчас.
Через пять минут Орвелл сидел в машине. Голубой жук с прозрачной кабиной
плавно снялся с места и, ускоряясь, двинулся к тоннелю. Орвелл чувствовал, как
ускорение прижимает его к креслу.
Водитель был нужен, собственно, только вначале и в конце поездки. Тоннель
контролировался электроникой, и скорость автомобиля достигала сверхзвуковой.
Конечно, такие скорости требовались лишь для поездок на большие расстояния. До
базы Х-14 было около восьмисот километров.
Орвелл выключил внутреннее освещение (только мелькали голубые звездочки на
панели управления) и задумался. Он любил думать в темноте. Сержант молчал: по
уставу ему не полагалось говорить. Думать ему тоже не полагалось. "Черт бы
побрал все эти чертовы уставы, которые делают из человека механизм,- подумал
Орвелл, но ничего не сказал.- То, о чем думаю я, это только мое дело". Итак,
случилось. Сбили еще одно летающее блюдце (второе за всю карьеру Орвелла), но
теперь внутри блюдца находились какие-то существа. Блюдце упало в океан и
попыталось скрыться под водой, довольно резвым маневром, но было быстро
выловлено и сейчас находилось на палубе ракетного крейсера, окруженное самой
мощной техникой уничтожения, которая имелась на Земле. Существа изнутри
подавали непонятные сигналы, но до прибытия специалистов никто на сигналы не
отвечал. Орвелл и был тем специалистом, чье присутствие требовалось.
Ультразвуковое сканирование позволяло получить четкую картинку того, что
находилось внутри. В принципе, существ можно было изучать, даже не вламываясь
внутрь. Но военные не могли не вломиться - им требовались новые технологии для
нового оружия.
Орвелл нажал кнопку связи.
- Новости?
- Пока никаких.
- Сколько существ?
- Двое.
- Передайте изображение.
Кабина слабо осветилась: в пространстве повисла стереокартинка.
"Двое,-отметил Орвелл.- Цвет кожи неизвестен (ультразвуковое сканирование не
позволяло определять цвета; компьютер раскрашивал наиболее вероятным цветом,
иногда угадывая). Одежды нет. Половых признаков нет".
- Какого они роста? - спросил Орвелл.
- Около полутора метров. Обратите внимание на глаза.
- Уже обратил.
Глаза были очень большими и совсем без век, похожи на рыбьи. Рта
практически не было. Туловище - маленькое. Руки и ноги - тонкие. Такое существо
могло весить килограммов тридцать, не больше. Судя по их поведению, Орвелл
понимал, что они взволнованы. Еще бы. Они ведь не могли не сообразить, в какой
опасности находятся. Пожалуй, вернуться к семьям им уже не придется. Если у них
есть семьи.
Орвелл заметил, что сержант тоже рассматривает картинку. Небольшая утечка
информации. Что ж, устав есть устав.
- Запрещаю кому-либо рассказывать об этом.
- Есть! - сказал сержант и отвернулся.
- Можете смотреть. Что вы об этом думаете?
- По-моему, они боятся.
- А что бы ты делал на их месте?
- Я бы тоже боялся. Или предупредил бы: если не отпустить, то разнесу в
щепы весь твой... корабль! Вот бы морячки забегали, они ведь не знают, блеф это
или нет!
Сержант выругался. Он любил сладко ругнуться и не любил моряков.
- Я запрещаю вам ругаться в моем присутствии.
- Есть! - Сержант снова отвернулся. И на этот раз обиделся: все военные
ругаются, это их святое право. Если каждая шишка будет...
Орвелл с детства не переносил брани. Наверное, из-за своего воспитания: у
него была очень начитанная мать (правда, мать больше читала мелодрамы) и отец -
профессор-лингвист. Профессора-лингвисты пока еще не все вымерли на Земле; они
помогали, к примеру, создавать такие вещички, как "ванька". Отец был со
странностями. Он любил повторять, что брань - это остаток животного языка,
звуков без смысла, который проявляется в человеке только тогда, когда не
хватает языка человеческого. Возможно, отец был прав. Еще отец говорил, что
брань похожа на болезнь,- как только ты попадаешь в плохую компанию, ты
заражаешься. Тогда Орвелл решил взрастить в себе невосприимчивость к болезни.
(В детстве все мы принимали серьезные решения по поводу всякой чепухи.) Было
еще одно обстоятельство: по соседству с домом, в котором тогда жил Орвелл,
обитала семья двух никчемных пьяниц. Они любили друг друга, эти полуживые
существа, но переговаривались только бранью. Однажды ночью муж ушел в лес и
пбвесился. На следующую ночь то же самое сделала жена. Орвеллу тогда было
одиннадцать; он был впечатлителен и раним, как мимоза; он запоем читал
фантастику и мечтал о карьере пилота-исследователя. Мечты исполнились - даже с
лихвой.
Кресла развернулись, и Орвелл снова почувствовал, как могучая сила
вдавливает его в кресло. Сейчас машина тормозила. Поездка заняла тридцать
минут. Еще десять минут на слайдере - и он окажется на месте. Сержант включил
"ваньку", и "ванька" запел:
Тяжела рука у Лены,
Как баллон с ацетиленом...
* * *
Летательный аппарат действительно походил на блюдце. В этот раз он
оказался более выпуклым и большего диаметра. Предыдущий попадался Орвеллу лет
семь назад. Там не было ничего нового - маленькие сбивали часто.
"Точно похож на блюдце, на перевернутое блюдце. И спастись этим малышам не
удастся".- Подумав о блюдце, Орвелл вспомнил, что уже три и пора бы поесть.-
Что-нибудь простое,- подумал он.- Хотя бы сандвич. Просто слюнки текут.- Он
склонился над экраном сканера.- Внутри блюдца всего одна жилая камера.
Небольшая.
Уборной или умывальника нет. Видимо, эти синие червякообразные (машина
раскрасила пришельцев оттенками синего) не имеют не только пола, но и
пищеварения. Счастливые они, столько проблем отпадает. Зато проблемы у нас -
если они не питаются, то как их кормить? Если не кормить, то обязательно умрут.
Все равно умрут".
- Это что, наручные часы? - спросил Ор-велл.- Покажите подробнее.- Сканер
дал максимальное разрешение, и Орвелл увидел запястье существа. На запястье был
тонкий браслет с кружком, а в кружке всего одна стрелка.
- Покажите вторую руку.
Там оказалось то же самое. Но стрелка была иной.
- Ты заметил? - спросил Орвелл. Сейчас к нему подошел Коре - коллега, но
не друг. Орвелл вообще не умел заводить друзей. В детстве он был стеснителен, а
в юности слишком разборчив - так и не научился.
Коре было лет около сорока: двухметровый мужчина и очень силен. Ходили
слухи, что когда-то он задавил насмерть новичка. Это случилось давно, на
спецподготовке. Просто несчастный случай. Случай замяли. Коре был могуч и
жесток, но зверств не допускал: могуч и жесток, как закон математики, против
которого бессильны любые потуги.
- Ага, заметил,- ответил Коре,- правая стрелка все время мечется, а левая
показывает постоянное направление. Таких устройств нам еще не попадалось,
правда?
- Правда,- сказал Орвелл,- но не думаю, что это что-то стратегически
важное. Скорее всего, мы не сумеем применить эти штуки.
Он уже кое-что заметил и не собирался об этом сообщать до поры, до
времени. ("Первое правило: сначала подумай о последствиях, а потом говори"). Он
видел, как бьются розовые жилки под синей кожей - отлично раскрашена рука!
("Значит, у них есть сердце".)
- У них есть сердце,- сказал Орвелл.
- Попробуем поймать зверюшек живыми? - спросил Коре почти весело.
- Не думаю, что получится.
- Я поймаю.
- Я не это хотел сказать. Когда ребенок хочет выкормить птенца, птенец
гибнет, несмотря на любовь и старания. А у нас ведь любовью и не пахнет. Они не
выживут. Мы не знаем, как они питаются.
- Тогда выживет один,- ответил Коре.- Второй зачахнет, наши медики его
разрежут и быстренько узнают все о его внутренних органах. Первого мы сумеем
спасти.
- А если он не захочет жить один?
- Любовь, что ли?
- Да. Ну хотя бы?
- Твоя мать случайно не читала мелодрам?
- Еще как читала.
- То-то же. У них ведь нет ... а без него любовью не займешься - Коре
выругался и засмеялся.- Даже если они оба сдохнут, мы все узнаем о них. Я
начинаю. Да, кстати, как у тебя с Кристи?
- Я же говорил, что она меня не интересует.
Кристи работала вместе с Орвеллом, часто общалась с ним, иногда они вместе
возвращались - ничего больше. Кристи была интересной девушкой и, кажется,
влюбленной в своего шефа (такое всегда виднее со стороны), поэтому все - а об
этом вялом романе знали абсолютно все - мечтали их поженить. Особенно старались
мужчины, как ни странно. А больше всех мужчин старался Коре. Орвелла все это
немного раздражало и немного радовало (радость была глубинной и неясной, как
слабый свет, приходящий со дна моря) - всегда приятно нравиться молодым
женщинам, даже если тебе ничего от них не нужно.
Коре пошел вдоль периметра блюдца. Стрелка на запястье пришельца начала
поворачиваться. Лицо пришельца выражало ужас. "А все-таки они похожи на нас",-
подумал Орвелл.
Стрелка показывала на Коре и двигалась в точном соответствии с его
движениями.
- Режем здесь,- сказал Коре, и аппараты заработали. Двое существ внутри
сели на некое подобие лавочки и взялись за руки. Правые стрелки перестали
метаться и теперь показывали друг на друга. Левые стрелки замерли на том месте,
где через несколько минут появится оплавленная дыра. Орвелл смотрел, пытаясь
предугадать развитие событий. Правые стрелки погасли. Розовые ручейки под синей
кожей перестали биться.
- Все,-сказал он. - Что значит "все"?
- Они умерли.
- Отчего бы это им умереть?
- Не знаю. Возможно, от страха.
- Если каждый засранец начнет умирать от страха, то кто же останется? -
спросил Коре. Он был по-настоящему огорчен. Если все начнут умирать, взявшись
за руки...
* * *
Медики разрезали пришельцев и узнали, что внутри у них почти ничего нет.
Нет системы пищеварения, поэтому пришельцы и казались такими худыми. Довольно
сильно оказалась развита нервная система. Отличались они от человека примерно
настолько, насколько человек отличается от дельфина. Кровь была зеленая, с
медью вместо железа. Электронщики сняли все устройства, которые представляли
интерес, и стали их исследовать. Прошло четыре дня, а положительных результатов
не поступало. Некоторые устройства продолжали работать-неизвестно как и
неизвестно зачем.
Браслеты, к счастью, не привлекли особенного внимания. Орвелл ознакомился
с этими приборами в лаборатории. Ему доверяли. К его советам прислушивались.
Его приказы выполнялись быстро и охотно-все приказы до сих пор были разумными.
- Это, скорее всего, украшения или метки,- сказал Орвелл.
- Возможно,- ответил один из техников.
- Наверняка не оружие.
- Да, не похоже.
- Но вы обращайтесь поосторожнее с этими штуками. Не надевайте их на
руки. Если хотите , на кого-то нацепить, то лучше используйте животных.
- Тогда мы не все сможем узнать.
- Все равно не надевайте.
- Это приказ?
-Да,-сказал Орвелл.- Категорический приказ. Те существа умерли не от яда
или повреждений. На них были браслеты. Разве я не прав?
- Что-то в этом есть,- ответил техник.- Но мы просто разберем эти штуки по
молекулам и все о них узнаем. А правда ли, что они умерли, взявшись за руки?
-Да.
- Очень это непонятно.
- Разбирайте только одну пару. На всякий случай вторая будет храниться у
меня,- сказал Орвелл.
Электронщики разобрали левые и правые "часы" с запястьев пришельцев, но
ничего не смогли понять. "Часы" не имели внутреннего устройства, но работали -
на каждом из темных кружков была стрелка. Стрелка могла двигаться и светиться
разными цветами. Устройства оживали, если их надевали на запястье; даже на лапе
животного. Два экземпляра были безнадежно испорчены учеными, а два Орвелл в
конце концов взял себе, как не представляющие ценности. Оба браслета он надел
на правую руку, чуть выше часов, и не снимал. Он с самого начала понял, с чем
имеет дело. Понял и сделал все, чтобы техники не догадались. (Такая вещь
слишком ценна для того, чтобы ее отдавать.) Орвелл был одним из тех немногих
странных людей, для которых слово "совесть" не пустой звук. Скорее его совесть
походила на вечную занозу в душе - результат отцовского воспитания. Когда
Орвелл взял себе два, возможно ценнейших, предмета и сделал все, чтобы скрыть
их ценность, он чувствовал себя преотвратно. Он утешал себя тем, что лучше
украсть или уничтожить подобный прибор, чем отдать военным с их сумасшедшими
маршалами во главе. Вполне правильное утешение. Одна из стрелок "часов"
(стрелка напоминала огрызок карандаша) могла менять цвет от голубого до
красного и принимать любое направление. Это был прибор, определяющий
опасность-та самая стрелка, которая следовала за Коре, когда тот шел резать
блюдце. Направление стрелки показывало, откуда грозит опасность, а ее цвет -
насколько опасность реальна или близка. Человека, имеющего такой браслет,
невозможно застать врасплох.
Стрелка светилась в темноте, и Орвелл специально прошел однажды темными
улицами пригорода, чтобы проверить, как она действует. Улицы были пустынны.
Сюда никогда не заезжала полиция; здесь никогда не бывали богатые ребята,
которые всегда ездят с собственной охраной. Окраины города окружал непроходимый
лес, который прорезали несколько магистралей. Магистрали охранялись
электроникой и были безопасны. Но все равно, даже там кого-то похищали, кого-то
взрывали, в кого-то стреляли. Орвеллу не было дела до всех этих штучек - люди
никогда не умели жить так, чтобы кого-нибудь не убивать. Просто нужно уметь
защитить себя. Он захватил с собой пистолет. А пистолетом он умел пользоваться.
Прибор работал безотказно. Несколько раз пришлось уйти от опасности, несколько
раз опасность прошла стороной, но лишь однажды пришлось вынуть пистолет - когда
к Орвеллу подошел мужчина, вроде бы совсем невзрачный, и стрелка загорелась
ярко-красным. Орвелл все понял еще до того, как зажглась стрелка,- понял по
стеклянному взгляду.
Мужчина увидел пистолет, но не испугался, а резким, почти невидимым,
движением ударил Орвелла по руке. Да ему встретился настоящий профессионал!
Подобным приемам учат с детства. Такой человек не умеет и не знает ничего,
кроме нескольких ударов вроде этого. Идеальная машина для умерщвления.
Человек вынул нож. Прибор опасности щелкнул. Орвелл почувствовал необычное
щекочущее ощущение во всем теле. Страха совсем не было. Было лишь то чувство,
которое, наверное, испытывают марионетки, когда их поднимают за веревочки и
заставляют танцевать.
- Что это щелкнуло? - спросил киллер.
- Твоя смерть.
- Даже так?
- Даже так.-Язык Орвелла говорил, совершенно неподконтрольный сознанию.
"Похоже, что сработал прибор",-подумал Орвелл и совершенно успокоился.
- А ну-ка посмотрю,- сказал киллер. Кулак Орвелла (совершенно независимо
от его воли) прыгнул вперед, и киллер свалился. Прибор опасности щелкнул еще
раз выключаясь, и Орвелл снова обрел волю. Кажется, эксперимент удался. Прибор
не только указывал на опасность, но, если опасность становилась неотвратимой,
заставлял действовать тело единственно правильным способом, а сознание
блокировал. Орвелл еще раз проверил это свойство прибора. Чтобы не рисковать,
он нацепил браслет на лапу зеленой мартышке и прицелился в мартышку из
пистолета. Прибор щелкнул, и мартышка прыгнула в сторону. Она выглядела
удивленной. Да, такую полезную штуку не стоило отдавать. Особенно сейчас, когда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг