- Ур-р-ра! - гаркнули матросы и подбросили вверх бескозырки. - Ур-ра!
Ур-ра!
- Заряжай! - скомандовал старшина.
Матросы замолчали и снова засуетились возле катапульт. Самодельный
гранатомет был единственным боевым оружием на этой баррикаде, а к нему была
всего одна граната. Кроме как дерьмом матросам, приехавшим в Москву на
недельную экскурсию, было нечем отбиваться от двух мотострелковых взводов
внутренних войск. Пробные стрельбы прошли успешно, и теперь в каждую чашу
положили по шесть зарядов.
- Взвод - восемь-десять, - скомандовал старшина. - Ветер - один.
Беглым... Огонь!
Катапульты вздрогнули. Заряды поднялись в воздух. Матросы забрались на
баррикаду, чтобы своими глазами увидеть разрушительную силу биологического
оружия.
Первыми из дыма вышли два танка, следом показалась пехота и
бронетранспортеры. Пеший неприятель заметил полет "валькирий" и заметался по
дороге... Забрызганные и злые солдаты открыли шквальный огонь из всех
стволов. Матросы посыпались вниз. Баррикада взорвалась в двух местах,
разлетаясь в разные стороны ржавыми железяками и старым холодильником.
Четверо моряков были убиты, пятеро легко ранены. Самого молодого, того, что
пригнал цистерну, разорвало в клочья на глазах у Зубкова. Прямое попадание
танкового снаряда в цистерну предрешило исход баталии.
Лежа на асфальте лицом вниз, Зубков подумал сначала, что ранен в
голову. По его виску что-то стекало. Он перевернулся набок и поднес к голове
руку, но тут же отдернул ее. Рука была в дерьме. Голова тоже. На шоссе стоял
горящий остов грузовика. Все прилегающее пространство было забрызгано его
недавним содержимым.
- ... и ржавый якорь в жопу, - выплюнув, просипел старшина, вытирая
губы тыльной стороной ладони.
Моряки оттаскивали трупы и помогали раненым. Железняк сидел на
асфальте, прижимая к себе лежавшее на его коленях тело мертвого матроса, и
медленно покачивался из стороны в сторону.
- Сеня... Братишка... - стонал Железняк. - Да как же это?.. Что же я
деткам твоим скажу... Жабы, - выдавил вдруг Железняк, вставая с асфальта, и
зарычал, выпуская из рук тело друга. - Я вас на ленточки для бескозырок
порву! Жабы!
Гордость Балтийского флота, матрос Железняк стоял как гора. Глаза его
налились кровью. Пудовые кулаки посинели от того, с какой силой он их
сжимал. Железняк достал из-за спины черную ленточку с золотым якорем, сжал
ее зубами и, нагнувшись, достал из сапога великолепный финский нож.
- Слушай мою команду! - крикнул старшина. - Поворот фордевинт... Триста
метров прямо по курсу... Самый полный... вперед!
Матросы подхватили раненых под руки и побежали по указанному курсу.
Железняк сделал несколько шагов и уперся в мощный корпус старшины, вставшего
у него на дороге.
- Мы отступаем, - тихо сказал Афанасьев.
- Уйди, старшина, - прорычал Железняк.
- Отступаем для сохранения личного состава и подготовки контрудара, -
повысил голос Афанасьев и продолжил уже тихо: - Давай, братишка, не дури.
Проигранное сражение не значит, что проиграна война. Мы еще шарахнем по ним
из главного калибра. А за Сеню они мне ответят. Штырев ответит. Персонально.
Рокот усилился, и баррикада вздрогнула. Танк уперся в груду мусора и
после небольшого усилия развалил ее. Матросы отступали. Старшина бросил две
дымовые шашки, прикрывая отход балтийцев. На столбах вспыхнули фонари,
освещая желтым светом слабые сумерки. Защитники баррикады погрузились в
"рафик", стоявший возле выхода метро "Октябрьская", и ретировались, получив
вслед длинную очередь из танкового пулемета.
Недалеко от места боев жил родной брат мичмана с крейсера, на котором
служили балтийцы. Отмывшись у него и перевязав раненых, Зубков уговорил
Железняка и старшину Афанасьева пойти с ним в редакцию газеты. Моряки
отказывались сначала наотрез, потом все менее убедительно, но Зубков стоял
на своем. "Об этом нужно рассказать. Люди должны знать о случившемся". В
конце концов матросы согласились. Раненых и группу прикрытия оставили на
квартире брата мичмана, благо жена его и дети все лето жили у бабушки под
Новороссийском, а старшина Афанасьев и Железняк общим собранием были
командированы в народ, то есть в газету.
Через пятнадцать минут "рафик" не спеша ехал по ночной улице. За рулем
сидел старшина. Железняк тяжело сопел рядом, на пассажирском сиденье. По
дороге в газету Костя набросал черновик статьи под заголовком "И падет
дерьмо с небес на ваши головы...".
- Тебя как звать-то? - спросил старшина, не поворачивая головы.
- Константин.
- Андрей, - сказал старшина и, не поворачиваясь, протянул через плечо
Косте руку. - А это Сашко.
Железняк протянул Косте ладонь размером с бескозырку. После рукопожатия
он снова вернулся в прежнюю позу и продолжил бесцельно смотреть на улицу,
ползущую за окном авто.
- Ты на Красной площади был, когда все началось? - спросил старшина.
- Да. Как раз за десять минут до штурма стен подошел.
- По идейным соображениям или из любопытства?
- Скорее по работе, мне нельзя быть идейным. Я репортер.
Я обязан быть объективным.
- То есть ты наблюдатель? - сказал Железняк. - Пока...
Он не договорил, осекся и снова отвернулся к окну.
- Остынь, Саша, - сказал старшина. - Не все журналисты сволочи. Он ведь
тоже рискует сейчас. Привезет нас в газету, а кто-нибудь возьмет и стуканет.
И как пособника не только его, но и всю газету. К стенке.
- Я не наблюдатель, - уточнил Зубков, - я репортер. И за мной уже
приходили, и в розыске я был.
- Почему был?
Костя не успел ответить. Дорога была перегорожена самосвалом.
На перекрестке машину остановили самооборонщики. Чуть в стороне стояли
трое солдат в полном вооружении с автоматами наперевес и разговаривали с
владельцем желтой "Волги"-такси. К "рафику" подошел человек в серой тройке и
черной широкополой шляпе. За ним шли двое небритых самооборонщиков. Все
остальные обитатели блокпоста встали с ящиков, на которых сидели, и перевели
свое внимание на подъехавшую машину. Костя открыл дверь и вышел из "рафика".
- Документы, - скомандовал тот, что был в серой тройке.
Костя передал ему серебряную карточку, оставленную Сойкиным. Срок ее
действия заканчивался, но попробовать все же стоило.
- А остальным что, особое приглашение нужно?
- Они со мной.
Представитель Комитета национального спасения посмотрел на Костю, как
бы оценивая, по Сеньке ли шапка, и отошел к справочной машине.
Самооборонщики медленно подошли к "рафику" и окружили его. Солдаты взяли из
рук водителя "Волги" две банки тушенки. Самосвал завелся. Солдаты
передернули затворы и перевели свое внимание на "рафик". Самосвал освободил
дорогу и, когда "Волга" проехала, снова перегородил ее.
Через минуту представитель вернулся и отдал Зубкову его карточку.
- С тобой все понятно. Где документы остальных?
- Я же сказал, что они со мной, - терпеливо повторил Костя.
- Твоя карточка не дает тебе права на сопровождающих лиц. И форма у них
морская. А от тебя, - принюхался представитель, - говнецом попахивает. Не ты
ли на Большой Якиманке с морячками был?
- Если уверен, что не дает, тогда позвони кому-нибудь из них и скажи то
же самое.
Зубков протянул представителю три визитные карточки: Сиверина, Жердина
и Сойкина. Судя по изменившемуся лицу представителя, Зубков понял, что для
него эти фамилии одна другой страшнее.
- Ладно, пропусти их, - сказал представитель сержанту и повернулся к
человеку у компьютера. - А номер карточки "этого" зафиксируй. Разберемся
еще. Свободны.
Самосвал снова завелся и освободил дорогу. "Рафик" медленно тронулся с
места и проехал мимо недовольных лиц самооборонщиков. "Значит, можно и без
разрешения ездить, если в багажнике десяток банок тушенки", - отметил про
себя Костя.
В газете появление матросов произвело почти такой же эффект, как
появление Ленина на Путиловском заводе. Все, включая уборщицу тетю Клаву,
собрались в актовом зале. Охрана сразу же прекратила пропуск в газету
посторонних. Через полчаса у проходной собралась небольшая, человек в
тридцать, группа журналистов из других изданий. Они ни в какую не хотели
уходить и просили разрешить присутствовать на пресс-конференции. Вскоре
после просьб послышались обвинения в нарушении закона о свободе получения
информации и угрозы, что за это придется ответить по закону. Назревала
маленькая буза. Хозяину газеты пришлось выйти и успокоить толпу. В конце
концов "чужих" журналистов пустили на пресс-конференцию при условии, что они
обязательно укажут, где услышали информацию, когда и при каких
обстоятельствах. За пять минут до этого Зубков предложил дождаться, когда
матросы расскажут все, что знают, а потом, когда "чужие" журналисты
разойдутся, он сам выступит и расскажет все, что с ним было за этот вечер.
Так и сделали. Оставался неясным один вопрос: откуда "чужие" узнали о
поздних гостях? Главный редактор распорядился отключить все телефоны сразу
же, как только Зубков вошел в его кабинет и сказал, кто ждет в приемной.
Сотовая связь не работала уже который день. Да и передвигаться по городу во
время комендантского часа и без специального разрешения...
Загадку помогла решить служба внутренней безопасности. Среди "чужих"
журналистов они узнали пару кадровых осведомителей СГБ. Значит, новая власть
решила не до конца отказываться от старых методов. Ложь не всегда основа
разложения. Есть очень старый лозунг: "Если не можешь предотвратить, то
возглавь". Люди Комитета национального спасения, получив информацию с
блокпоста, посоветовались и передали ее в другие издания. Только для какой
цели они это сделали? Как только одна загадка была разгадана, тут же
появилась другая. Не менее сложная.
Глава 13
Кто не с нами - тот против нас
Косте было хорошо. Он сидел в глубоком кресле, откинувшись на спинку,
и, прикрыв глаза, пил из горлышка холодное пиво. Халат его был не завязан и
даже несколько растрепан. С мокрых волос по вискам стекали редкие капли
воды. Часы показывали десять ноль-ноль. Утро было свежим и теплым. Вчерашний
день сумбуром всплывал в памяти.
После пресс-конференции, когда "чужие" разошлись, матросов отвели спать
в комнату отдыха. Обычно там ночевали журналисты, засидевшиеся в редакции и
неожиданно для себя обнаружившие, что общественный транспорт уже не
работает. Матросы сказали, что производственное совещание газетчиков их вряд
ли заинтересует, и, поблагодарив за внимание и предоставленную возможность
выступить перед народом, ушли спать. Через полчаса Костя рассказал коллегам,
что с ним произошло с четырех часов вечера и до приезда в газету. Он
рассказал про толпу, готовую разорвать продавщицу и ее двенадцатилетнюю
девочку, которая, по их мнению, спрятала сахар; про штурм Кремлевских стен и
про комендантский час, который легко можно "обойти" имея при себе несколько
банок тушенки или сгущенного молока.
Ночевал Костя в газете, вместе с матросами и другими журналистами.
Утром балтийцы уехали. Старшина второй статьи Афанасьев и матрос Железняк
пожали на прощание Косте руку и сказали, что продолжат борьбу за свободу
народа. Кровь их товарищей будет обязательно отомщена.
Сейчас Зубков сидел дома и еще не знал, что газета все-таки вышла с его
передовицей. "И падет дерьмо с небес на ваши головы..." - вспомнил свой
заголовок Костя и улыбнулся. Несомненно, та кровь, что пролилась вчера, была
ужасной, как и любая кровь, но додуматься до того, чтобы кидаться дерьмом...
солдаты явно растерялись, когда поняли, чем именно в них запустили.
Интересно, что они думали в первые секунды? Что это не по правилам, что это
чересчур? А что бы вы почувствовали? Представьте себя на их месте.
Идете вы по проспекту шеренгой, очищаете улицы столицы от бунтующих.
Можно сказать, весь в белом - выполняете святой долг. У бедра автомат. От
этого самого бедра вы постреливаете в разные стороны для острастки, почти не
целясь. И в следующую секунду получаете себе на голову... (Вот уж
действительно хорошо, что коровы не летают.) Во-первых, от вас теперь жутко
воняет. Новенькая форма в дерьме, надраенные сапоги в дерьме. И вы уже вроде
как совсем и не в белом, а... А если кому-то не повезло и он получил в
лицо...
Зубков открыл глаза. Он вспомнил, что сказал ему главный редактор через
минуту после возвращения в редакцию. "В крупных городах прокатилась целая
волна вооруженных столкновений с войсками Комитета национального спасения. В
Питере, Екатеринбурге, Владивостоке... По предварительным данным, погибли
более тридцати тысяч человек. Страна на пороге гражданской войны". Нужно
ехать в редакцию.
Дорога от его квартиры до редакции газеты "Новости дня" проходила почти
через весь центр города. И хотя машин на дороге было немного, езда
осложнялась последствиями ночных столкновений. В спешном порядке с улиц
города убирали сгоревшие и разбитые машины, заколачивали фанерой разбитые
витрины. Поваленные троллейбусные и фонарные столбы оттаскивали в сторону, а
на их место ставили новые. Меняли оборванные провода. Трупы с улиц убрали
еще ранним утром, и теперь дворники смывали из шлангов с асфальта кровь.
Следы взрывов гранат и танковых снарядов были огорожены невысокими
заборчиками. Словно в слаломе, закладывая руль то вправо, то влево, Зубков
ехал по Садовому кольцу со скоростью не более тридцати километров.
До работы Костя добрался только в половине первого. Подъезжая к
редакции, он понял, что что-то случилось. Переулок был перегорожен
патрульной машиной, за ней виднелась лента ограждения милиции. Чуть дальше
вдоль тротуара стояли две пожарные машины, пять карет "скорой помощи".
Недалеко от входа в газету стояли человек двадцать.
От патрульной машины медленно отошел мордатый сержант ГАИ и поднял
вверх руку с полосатым жезлом. Зубков остановил машину и опустил ветровое
стекло. Сержант медленно подошел к нему.
- Проезд закрыт, - сказал сержант, приложив правую руку с болтавшимся
на ней жезлом к каске.
- Что случилось? Я здесь работаю.
- Документы есть какие-нибудь? - спросил сержант, как показалось
Зубкову, с некоторой осторожностью.
Именно это "показалось" чуть ли не испугало Костю. Просьба предъявить
документы могла значить как банальное удостоверение личности, так и желание
арестовать значившегося в розыске преступника.
- Пожалуйста, - сказал Зубков и передал гаишнику желтую карточку вместе
с удостоверением репортера газеты "Новости дня".
Сержант взял документы и, переложив карточку вниз, раскрыл
удостоверение. Вариантов у Зубкова не было. Если бы он отказался предъявить
документы, его могли заподозрить в чем угодно. А при сложившейся в стране
ситуации кончиться это могло пулей в спину. Но тем не менее Костя не
собирался поднимать руки вверх, если его захотят задержать. Умереть он
всегда успеет. Лучше уж при побеге, чем у стены. Пока сержант рассматривал
удостоверение, Зубков осторожно включил заднюю скорость и взглянул в зеркала
заднего вида. Дорога была пуста, шанс на побег, пусть один из тысячи, все же
оставался.
- Возьмите, - сказал сержант, возвращая Зубкову карточку и
удостоверение. - Машину поставите у этого столба. Вон капитан стоит,
видите? - показал сержант в другую сторону.
- Да.
- Капитан Иванченко. Он здесь главный. Подойдете к нему - он вам все
расскажет.
- Спасибо, - сказал Костя и сдал машину задом к указанному столбу.
"Скорая помощь" взвизгнула сиреной и сорвалась с места. Пропуская ее,
сержант еле успел отцепить от заборчика ленту ограждения.
Зубков захлопнул дверь машины, не закрывая ее на ключ, и неторопливым
уверенным шагом пошел к входу в редакцию. Капитан Иванченко стоял к нему
спиной метрах в пятнадцати и о чем-то разговаривал с четырьмя мужчинами в
штатском и женщиной в белом халате. Кое-кто из стоявших у входа в газету
беседовал между собой, кто-то показывал собеседнику на разрушения здания и
записывал что-то на бумаге.
У входной двери, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял
милиционер с погонами старшины. Как только Зубков приблизился, он преградил
ему путь правой рукой и сказал:
- Сюда нельзя.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг