- Я здесь работаю, - ответил Костя, протягивая свое удостоверение. -
Иванченко разрешил, - мотнул он головой в сторону капитана. - Да я заходил
уже сегодня.
Старшина не видел, чтобы Зубков подходил к капитану, но он держался
уверенно и знал фамилию капитана... удостоверение в порядке... наверное, и
проходил уже. В такой суматохе всех не упомнишь. Старшина вернул
удостоверение и, чуть качнув головой, показал, что можно пройти.
Оказавшись в фойе редакции, Зубков остановился сразу же за дверью и,
стоя на битом стекле, замер от увиденного: стол, за которым всегда сидела
секретарь, милая девушка Вера, - в больших пятнах крови; телефон и монитор
компьютера разбитые валялись на полу, бумаги разбросаны, подвесной потолок,
на треть черный от копоти, местами разрушенный, зиял уродливыми дырами,
кругом везде следы крови и части поломанной мебели, на полу чернели лужи
воды. Двух мнений быть не могло, здесь был погром.
Зубков медленно шел к лестнице на второй этаж, осматриваясь по сторонам
и хрустя битым стеклом. Если на втором этаже было то же самое, то... газета
уничтожена. Мимо проходили пожарные, милиционеры, врачи. Они машинально
выполняли свою работу, и им не было дела до того, что раньше здесь была
газета, а теперь ее нет. И люди... что с людьми?! Чуев, Лобачевский,
Михалыч...
- Костя... - послышалось за спиной.
Зубков резко обернулся. На диванчике возле небольшого журнального
столика на спине лежал дядя Юра. Вид у него был страшный. Лицо в ссадинах и
кровоподтеках, правая нога по всей длине примотана бинтом к обломку доски,
рядом стояла стойка капельницы, прозрачная трубочка от которой тянулась к
его левой руке. Уставшие глаза дяди Юры говорили, что ему очень больно.
Больно дышать, пошевелить глазами. Больно смотреть на все, что осталось от
газеты, которой он отдал четверть своей жизни. Костя кинулся к диванчику и
замер в метре от него, захлебнувшись словами. Он хотел спросить, но понял,
что вопрос будет звучать глупо. Он задыхался от злобы и бессилия.
- Возьми эти бумаги.
Дядя Юра протянул тонкую, листов в пятьдесят, папочку.
- Что здесь? - спросил Костя дрогнувшим от волнения голосом.
- Это не важно. Сделай одолжение, сожги их. Не читай, а просто сожги.
- Хорошо. Что здесь произошло?
Дядя Юра поморщился от боли и прижал правую ладонь к левому боку.
- Номер был готов к девяти вечера, оставалось только вставить твою
статью. В общем-то, только тебя и ждали... В семь утра газета уже поступила
в продажу. Все было как всегда. После твоего отъезда с матросами мы
собрались в столовой выпить кофе. Кто-то ушел домой. Кто-то, наоборот, уже
вышел на работу. В половине девятого пришли трое. Один в штатском и два
лейтенанта внутренних войск. Они принесли предписание, что по указу Комитета
национального спасения газета объявляется закрытой. В течение трех часов нам
предписывается покинуть помещение, двери опечатать, печати предъявить
специальным представителям и до особого распоряжения не срывать их.
Мы собрали в актовом зале общее совещание, обсудить, что нам делать
дальше. Около девяти снизу позвонила охрана и сообщила, что у дверей газеты
собирается толпа. Что-то вроде демонстрации. Только кроме плакатов "долой
лжецов" и тому подобных они вооружены кольями, арматурой. Мы вызвали милицию
и хотели забаррикадироваться на втором этаже, но не успели. Толпа ворвалась
в газету. Тут такое началось... вспомнить страшно. Потом бутылки с бензином
полетели, пожар начался.
- А что милиция?
- Милиция приехала. Через пятнадцать минут. Начала работать дубьем
направо и налево, без разбору. Да только что толку.
В здании уже был пожар. Теперь сам видишь. Нет больше газеты. И
страховку сейчас не получишь. А если даже и получишь, пока все отстроишь,
столько времени пройдет, что... Ладно. Мне бы только на ноги встать. А там
посмотрим.
- Ты что, мстить решил? - улыбнулся Зубков.
- Нельзя прожить жизнь в надежде, что если ты никого не трогаешь, то и
тебя никто не тронет. Да я, собственно, и не надеялся, я был к этому готов.
Но когда меня бьют по правой щеке, я не подставляю левую. А теперь вот что.
Домой не ходи. К Жоре я бы тоже не пошел, за ним могут наблюдать. Скорее
всего, нас самих же и объявят виновниками погрома и поджога. Назовут все это
провокацией, а всю газету объявят в розыск. Ты, главное, бумаги сожги.
- Сожгу, сожгу. Не переживай.
За спиной у Зубкова хрустнули стеклянные осколки и послышались шаги. Он
обернулся и увидел двух санитаров и женщину- врача.
- О-о... - поднял брови Чуев, - архангелы. Это за мной.
Костя встал с диванчика и сделал шаг в сторону.
- Как вы себя чувствуете? - спросила врач.
- Как цыпленок табака, - ответил Моисей.
Женщина улыбнулась ему и вынула иглу из вены Чуева. Санитары с
каменными лицами отставили в сторону стойку капельницы и переложили Чуева на
носилки. Женщина-врач взяла стойку капельницы, санитары подняли носилки и
вынесли дядю Юру из здания газеты. Бывшего здания бывшей газеты.
Провожать больного до машины Зубков не рискнул. Чуев прав. Срок,
отпущенный ему новой властью на размышление, истек. Плюс статья. Погром не
случайность, комитет начал действовать. Теперь его снова объявят в розыск.
Зубков осторожно подошел к двери и увидел, как дядю Юру погрузили в
машину. Задняя дверь закрылась, санитары погрузились через боковую и
захлопнули ее. Машина включила проблесковый маячок и, не включая сирену,
тронулась с места.
- Осторожно, - послышалось за спиной.
Зубков обернулся. Шестеро рабочих выносили сейф. Это был сейф главного
редактора. Старшина, увидев рабочих, несущих сейф, открыл защелку и
распахнул вторую створку двери. За рабочими шел младший лейтенант. В руках у
него было несколько разноцветных папок, финансовые документы из кабинета
главного редактора. Значит, ребята взялись за дело всерьез. На улице сейф
пронесли метров десять и поставили его в вертикальное положение. Лейтенант
подошел к капитану Иванченко и что-то сказал ему. Тот сразу же подошел к
сейфу. За ним последовали его собеседники и лейтенант. Костя спокойно вышел
на улицу и направился к своей машине. Старшина не сразу заметил его, он
смотрел на то, что происходит возле сейфа. Возле ленты ограждения стоял
мусоровоз. Гаишник нехотя отбивался от водителя мусоровоза, несмотря на то,
что они оба давно перешли на крик.
- Я тебе русским языком говорю, проезд закрыт.
- Я тоже не по-китайски объясняю. Если я мусор не заберу, на меня
жалобу напишут и с работы вышибут.
- Вечером заберешь.
- Вечером у меня другой район.
Костя подошел к машине и открыл багажник. Он не видел, как старшина
подошел к капитану и, что-то говоря ему, показал рукой в сторону машины
Зубкова. В багажнике лежал небольшой рюкзачок с десятком банок тушенки и
пятью сгущенного молока. Война была объявлена. Костя хотел переложить рюкзак
в салон, на пассажирское сиденье, чтобы иметь под рукой, на случай если
придется неожиданно бросить машину. Когда он начал закрывать крышку
багажника, то заметил, что в его сторону идут старшина с капитаном и двумя
здоровыми молодцами в штатском.
- Эй! - крикнул Зубкову капитан.
Костя оставил крышку багажника открытой и, спрятавшись за ней, намотал
лямки рюкзака на правую руку. Он прижал рюкзак к груди двумя руками и, низко
пригнувшись, засеменил в противоположную от капитана сторону. Капитан,
старшина и два молодца в штатском не видели отход Зубкова.
- Ничего не станется с твоим мусором, - заорал гаишник на водителя
мусоровоза.
- Это с твоим мусором ничего не станется, - показал водитель на
капитана, - а мой вонять начнет.
- Эй! Я вам говорю! - крикнул Иванченко, прибавляя шаг.
Гаишник повернул голову, посмотрел на капитана и обернулся в поисках
человека, которого тот хотел задержать. Бегство Зубкова осталось
незамеченным. На дороге стоял огромный мусоровоз, а справа от него рос
пышный куст боярышника. Иванченко шел по дороге и не видел, как Костя нырнул
в кусты.
- Стой здесь, - сказал гаишник водителю и быстрым шагом двинулся к
машине Зубкова.
В машине никого не было. Сержант на всякий случай расстегнул кобуру,
осторожно обошел машину и заглянул в багажник. Багажник был пуст. Когда к
машине подошел Иванченко, Костя уже выбежал на соседнюю улицу и двигался в
противоположном направлении. На определение владельца машины ушло всего
несколько минут, но Зубкову этих минут хватило, чтобы смешаться с прохожими
и уйти от редакции достаточно далеко.
Город переходил в руки внутренних войск. Навстречу Зубкову шли патрули,
редко прохожие. На больших перекрестках стояли бронемашины. На одной из
остановок автобуса Зубков нашел объявление о сдаче квартиры. Небольшая и
недалеко отсюда, можно дойти пешком.
Как только власть перешла к Комитету национального спасения, на
остановках общественного транспорта, водосточных трубах, углах домов, дверях
подъездов начали появляться бумажные объявления. Раньше это было запрещено
законом и наказывалось солидным штрафом. Несомненно, объявление, помещенное
в справочной системе, имело больший эффект, и поисковая система его найти
могла, и прочесть имел возможность любой желающий. Но как только комитет
объявил об отмене тоталитарного контроля за личностью, город тут же обклеили
бумажными объявлениями. Закон, запрещающий это делать, пока что никто не
отменял, но и применять никто не спешил.
В одном из магазинов за банку сгущенного молока Зубков получил
разрешение позвонить по телефону. Хозяин сдаваемой квартиры, точнее,
хозяйка, к счастью, была дома и сказала, что квартиру можно занять хоть
сейчас. Костя спросил точный адрес, уточнил, как лучше ему добраться, и
договорился о встрече через час. До квартиры было не более тридцати минут
пешего хода, но Костя решил не спешить. Тем более что по пути могли
возникнуть непредвиденные случайности. И он не ошибся.
На перекрестке Зубков сверился со схемой, продиктованной ему по
телефону, нашел два желтых дома и свернул направо. Первое, что он увидел,
оторвав взгляд от клочка бумаги, на котором была нарисована схема, было
несколько бетонных блоков, массивный шлагбаум из раскрашенной белыми и
красными полосками ржавой трубы и шестеро самооборонщиков, сидевших в
некотором отдалении на старом диване и пьющих пиво с фисташками. Рядом со
шлагбаумом в кресле-качалке сидел невысокий абсолютно седой старичок.
Старичок пил портвейн и курил сигару, пуская вверх дымные кольца. Слева от
него на маленьком столике с гнутыми ножками стояла пепельница и полупустая
бутылка портвейна "три топора". Зубков замедлил шаг, но сворачивать не
собирался. Во-первых, было уже поздно, его заметили, а во-вторых, невозможно
обойти все посты.
Заметив приближение прохожего, старичок поставил на столик бокал,
затянулся сигарой и, положив ее в пепельницу, сплел пальцы на животе. Мерно
покачиваясь, он оценивал прохожего взглядом. Самооборонщики перестали
смеяться и недобро взглянули на Зубкова. Костя пытался не волноваться и,
чтобы успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов.
- Куда путь держите? - сладко пропел старичок и, положив ногу на ногу,
ласково улыбнулся.
- Прямо, - спокойно ответил Зубков и улыбнулся в ответ.
- Не всякая прямая короче кривой, - сказал старичок, взял в руки бокал
и, сделав глоток портвейна, добавил, - если кривая в обход начальства.
Документики есть какие-нибудь?
- Дома забыл, - вздохнул Костя. - На рояле.
- М-м-м... это нехорошо, - ласково сказал старичок, поставил на столик
бокал и взял сигару. - Присядьте на диванчик. Ваше лицо мне кажется
знакомым. Вы случаем не в розыске? Минут через пятнадцать подъедет
представитель Комитета национального спасения и...
- Вы любите сладкое? - перебил старичка Зубков.
- Это намек или праздное любопытство?
Зубков поставил на столик рюкзачок, одну за одной достал из него две
банки сгущенного молока и поставил их рядом с бутылкой портвейна. Старичок
следил за действиями прохожего, не переставая улыбаться, и когда понял, что
это все, что ему собираются предложить, затянулся сигарой.
- От сладкого портится аппетит, - сказал старичок, покачиваясь в
кресле, и выдохнул струйку дыма. - А я очень люблю поесть.
Зубков запустил руку в рюкзак и рядом со сгущенкой поставил на столик
три банки тушенки.
- Возможно, я буду здесь часто ходить, - сказал Зубков. - Надеюсь, это
плата с авансом на будущее?
- М-м... да, - сказал старичок. - С небольшим авансом.
Не вставая с кресла, он отвязал шлагбаум, и тот взмыл вверх. Зубков
закинул рюкзак на плечо и прошел через пост. Самооборонщики проводили его
взглядами и вернулись к пиву и орешкам.
Дом, в котором Зубков собирался снять квартиру, был обычной
пятнадцатиэтажкой, ничем не отличавшейся от своих соседей. Двор был тихим и
чистым. Много зелени, некоторое удаление от оживленной дороги, рядом
маленький парк. В кармане у Зубкова были три золотые монеты. Все счета в
банках сейчас были практически заморожены. Что будет с ними дальше -
непонятно. Еще в прошлом месяце по совету дяди Юры Костя снял со своего
счета немного наличных. Во-первых, золото - это не "цифра", вес другой, а
во-вторых, золото можно тратить бесконтрольно. В работе журналиста это порой
бывает важно. Сейчас же присутствие наличных позволяло снять квартиру и быть
уверенным, что никто, кроме хозяйки квартиры, не будет знать об этом.
Квартира находилась на пятнадцатом этаже. Костя, как было условлено,
позвонил двумя длинными звонками. Дверь открыла крепкая старушенция лет
восьмидесяти. Она была мила и подвижна. Звали ее Ольга Петровна.
- Проходите, Константин... - Ольга Петровна замолчала, ожидая услышать
отчество.
- Для вас просто Костя, - улыбнулся кандидат в постояльцы, пытаясь
произвести благоприятное впечатление.
- Ну хорошо, Костя. Проходите, смотрите, думайте.
Зубков снял обувь, несмотря на возражение хозяйки, и прошел в комнату.
Квартира была однокомнатной, чистой. Еще стоя в коридоре, Зубков понял, что
она его устраивает, и только чтобы не возникло лишних подозрений, он сейчас
осматривал ее.
Комната была светлой. В углу стоял платяной шкаф, рядом с ним диван. У
противоположной стены небольшой стол, два стула. В углу, у окна, телевизор.
На кухне были трехконфорочная электроплита, холодильник, на нем -
микроволновая печь. У окна стояли стол, два стула, возле раковины на стене
висели два шкафчика. В ванной была стиральная машина. Камер наблюдения нигде
не было видно.
- Мило, - улыбнулся Зубков, закончив осмотр помещения.
- Я рада, что вам понравилось.
- Сколько вы хотите?
- Квартира, сами видите, светлая, чистая... Соседи тихие, район
спокойный... Мебель в комнате и на кухне... Тысячу двести...
- Тысячу двести... - протянул Зубков, давая понять, что цена высокая.
- Возможно, немного я смогу уступить, - улыбнулась Ольга Петровна,
ломая руки, - но... я сдаю квартиру на длительный срок, и мне потребуется
предоплата.
- Какая предоплата и сколько вы готовы уступить? - чуть подняв брови,
спросил Костя.
- Три месяца. А уступить... скажем, тысячу сто.
- Ольга Петровна, - улыбнулся Костя, - давайте округлим до тысячи, и я
готов внести плату прямо сейчас.
Ольга Петровна для приличия задумалась на несколько секунд и сказала с
улыбкой:
- Хорошо. Тысячу в месяц.
- Я хотел бы переехать сегодня же, - сказал Костя.
- Как угодно, но...
- Что-то не так?
- Есть еще одно условие... мне хотелось бы получить наличными. Сами
понимаете, с банками сейчас большие проблемы...
- Я с вами полностью согласен, - улыбался Зубков. - Все в мире
непостоянно, а золото вечно.
Получив плату за три месяца вперед, Ольга Петровна ушла. Костя закрыл
за хозяйкой дверь и вышел на лоджию. С пятнадцатого этажа весь район был как
на ладони. Даже блокпост, где пришлось расплатиться тушенкой, был виден.
Небо постепенно затягивалось тяжелыми серыми тучами. Наверное, будет дождь.
В лицо Зубкову мягко толкнул слабый поток прохладного ветра.
Вернувшись в комнату, Костя включил телевизор. На городском канале он
набрел на новости. Холеный журналист в атласном костюме и с упругими
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг