- Ты думаешь, их кто-то специально выпустил наружу, как чертика из
коробочки? - спросил Костя.
- Не исключен и этот вариант, - ответил дядя Юра. - Я все же склонен
считать, что они сами все это затеяли, хотя и с трудом могу поверить в то,
что крикуны на такое решились. Но беда даже не в этом, сейчас крикуны не
знают, что делать дальше. Они так долго стремились к перевороту, что
перестали задумываться о программе действий, на случай если он действительно
произойдет. Для них был важен сам процесс. - Дядя Юра встал с табурета. - А
теперь пора и нам на работу. В такое время журналисту дома сидеть грех.
Встретимся внизу.
Через полчаса Зубков и Чуев вышли из подъезда. Неизвестно откуда
доносилась музыка. Когда они вышли со двора на улицу, их взору открылось
массовое веселье. Люди не торопясь прогуливались по улицам, как будто
сегодня был национальный праздник. Они пели, пили, отплясывали. Молодежь
кружила прохожих в хороводе. Казалось, на город опустилось безмерное
счастье. В кафе и барах с большой скидкой разливали спиртные напитки. В
глазах хозяина одного из заведений Зубков прочел испуг. Костя понял, что
щедрость идет не из-за праздника, а из-за боязни погромов. Это был второй
испуг, который в тот день увидел Костя.
На перекрестке произошло слияние двух праздничных колонн в одну. С
транспарантами и бумажными цветами, с детьми, сидящими на плечах пап, и
воздушными шарами на ниточках счастливая масса двигалась к центру города.
Атмосфера праздника усиливалась. Появились ряженые. С бутылкой вина и
стаканом в руке навстречу Зубкову шел человек со знакомым лицом и сияющими
глазами. Костя быстро вспомнил его. Это был Федотов. Первый раз они
встретились в зале ожидания, когда его забрала милиция у выхода из халявки.
Еще один раз они встречались на вечерних посиделках.
- Если не ошибаюсь... Константин? - спросил захмелевший Федотов.
- Да. Здравствуйте, - чуть улыбнулся Костя.
Чуев кивнул головой и тоже улыбнулся. Федотов налил полстакана вина и
протянул его Косте.
- За свободу! - провозгласил Федотов.
Окружающие их люди хором крикнули "За свободу!", и в воздух полетело
конфетти. Зубкову показалось, что все смотрят на него и ждут, выпьет он за
свободу или нет.
- За свободу, - сказал Костя и выпил вино.
Затем за свободу выпил и дядя Юра. Только он пил молча.
Вокруг Федотова, Зубкова и Чуева образовался хоровод. Подвыпивший
Федотов поднял вверх руки с бутылкой и стаканом и отплясывал вместе с
хороводом. Все просто светились от счастья. Дядя Юра и Костя, улыбаясь в
ответ прохожим, пробирались сквозь толпу. Откуда-то взялся человек с
аккордеоном. Хоровод распался на пары, и они закружились в ритме "Голубого
Дуная".
Словно из-под земли появился Мухин. Он поздоровался с Чуевым и
Зубковым. Как показалось Косте, Мухин не сильно радовался происходящему, но
и не сильно переживал. Возможно, он был просто спокоен.
- Ну, что ты думаешь по поводу всего этого безобразия? - спросил Мухин,
перекрикивая музыку.
- Я думаю, что город, как и вся страна, сегодня нажрется, - ответил
Чуев. - А завтра будет опохмеляться.
- У тебя есть знакомые, которые могут достать оружие? - спросил Мухина
Костя.
- Зачем? - удивился снова возникший Федотов. - Ведь это
ре-во-лю-ци-я. Режим клики Лебедева пал. Свобода, равенство, братство.
Бог создал человека...
- А Смит и Вессон сделали людей равными, - перебил его Костя.
В редакцию Чуев и Зубков попали только к обеду. Костя ожидал увидеть
там вавилонское столпотворение, но его ожидания не оправдались. По коридорам
никто не ходил, почти все корреспонденты были на улицах. Они собирали
информацию. Людям нужны новости - они их получат. Большинство же из тех, кто
был в редакции, сидели в зале для совещаний. Кто-то курил, запрет на курение
в общественных местах почти единогласно на сегодня было решено отменить, и в
задумчивой беседе каждый высказывал свои догадки и предположения.
- Не верю я в Это, - сказал Лобачевский. - Слишком неожиданно все Это
произошло.
- А ты что, ждал революционную ситуацию? - спросил Новиков,
ответственный секретарь. - Верхи не могут, а низы не хотят.
- Да, если угодно. В природе существуют некоторые правила. Все это
сильно смахивает не на революцию, а на самопровозглашение. А раз так, то и
принимать происходящее нужно соответственно.
- Николай Алексеевич, ты своими заявлениями, ей-богу, порой в тупик
ставишь, - сказал Брюхин, начальник транспортного отдела. - Какая тебе в
этом обществе может быть ситуация? Все не то что могут, а даже очень хотят.
- Нет, не все могут и не все хотят! - негромко, но с акцентом на
последнем слове сказал Лобачевский.
- Уж не сам ли ты готовил маленький переворот? - спросил Картошкин.
- Ничего я не готовил. Просто я констатирую факт, что не всем прежняя
жизнь нравилась.
- Так ты думаешь, большие перемены произойдут? - спросил Михалыч. -
Свобода, равенство, братство?
- Я не сказал, что перемены будут в лучшую сторону. Но как прежде уже
тоже не будет. Так что мало не покажется.
Дверь открылась, и в зал вошел Филатов, владелец газеты. За ним шел
главный редактор. Все с ними поздоровались. Редактор, как всегда, был
сдержан, но не высокомерен. Всем предложили сесть в кресла. Главный редактор
и владелец газеты поднялись на сцену, сели за стол и пододвинули к себе
микрофоны.
- Итак, господа, - сказал главный редактор, - поздравляю вас с "поющей
революцией".
- И пьющей, - крикнул кто-то из задних рядов.
Все заулыбались, захмыкали, но быстро успокоились.
- Я вам говорю официальные сведения, - продолжил главный. - Именно так
назвал Это действо Мукин. Если кто-то еще не в курсе - объясняю. Власть
перешла к Комитету национального спасения. Председателем комитета является
всем известный Штырев, заместителем председателя - Мукин. Из комитета с
курьером нам было доставлено письмо. Сейчас я его зачитаю.
Главный редактор достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый
конверт, извлек из него сложенный втрое лист бумаги, развернул и,
откашлявшись, зачитал:
Уважаемые дамы и господа. От лица Комитета национального спасения
позвольте поздравить вас с августовской революцией. В народе ее уже назвали
поющей. Именно это еще один аргумент в пользу того, что все происходящее
является не путчем группы заговорщиков, а волеизъявлением подавляющего
большинства граждан. В нашей стране произошли большие перемены. И не в
последнюю очередь от вас, журналистов, зависит
то, как будут развиваться дальнейшие события. Слово может привести не
только к миру, но и к войне. Мы призываем вас быть выдержанными,
осмотрительными в выборе выражений и эпитетов, не делать скоропалительных
выводов, всегда сообщать только факты, без оттенка эмоций. Ваша газета
всегда придерживалась этой позиции. Мы надеемся, что и впредь вы не измените
своего лица. Завтра будет созвана большая пресс-конференция, на которой
председатель Комитета национального спасения господин Штырев ответит на все
вопросы. Надеемся на вашу мудрость и гражданскую позицию.
Председатель Комитета
национального спасения Мукин
Заместитель председателя
Комитета национального спасения Штырев
Главный редактор закончил чтение, положил письмо перед собой и сцепил
пальцы рук в замок. Все присутствующие молчали.
- Вот это то, что новая власть сказала нам, - проговорил главный
редактор. - Теперь о том, что ответим мы. Господа, я тысячу раз призывал вас
к хладнокровию. Сейчас я готов повторить свои слова еще тысячу раз. Я
настаиваю, чтобы вы ни во что не вмешивались и не участвовали ни в каких
политических партиях или движениях. Я настаиваю, чтобы вы оставались
нейтральны и беспристрастны. Если, конечно, хотите работать в нашей газете и
далее. Любая борьба за власть рождает тысячи провокаторов. Я настаиваю на
том, чтобы каждая информация тщательно перепроверялась. Газета должна
оставаться нейтральной к переменам. По крайней мере первое время.
- Да, господа, - сказал Филатов. - Как владелец газеты я могу сказать
то же самое. Если вы собираетесь и дальше работать в газете, вам придется
оставаться нейтральными. Кто не уверен, что сможет это сделать, должен уйти.
Я не позволю превратить газету в рупор какой-либо партии. Наше дело -
новости. Новости и еще раз новости.
После короткого совещания все занялись делом. Чуев стал выяснять, кто
из бывших поставщиков продолжает работать, Зубков собирался ехать в центр
города.
У выхода из гардероба Костю окликнул дядя Юра и сказал, что звонил
Богатырев. Данилыч предложил встретиться вечером у него дома. Часиков в
восемь. Костя сказал, что будет обязательно. Выйдя из газеты, он достал
мобильный телефон и позвонил Наташе на работу. Она сказала, что сегодня
домой не придет. Из министерства пришла бумага, в которой говорилось, что
все медицинские учреждения переводятся на круглосуточное дежурство. Костя
предупредил, что после работы поедет к Богатыреву, и если что, чтобы Наташа
звонила туда.
Машина Зубкова так и осталась стоять возле газеты. Он решил, что метро
в данной ситуации будет наиболее безопасным видом транспорта и уж точно
более скоростным. Город в одночасье превратился в пешеходную зону. Все вышли
на улицы.
Вечером в квартире Богатырева собрались старые друзья: Чуев, Лукошкин,
Мухин, Лобачевский. Компания собиралась регулярно раз в месяц, чтобы
поиграть в преферанс. Относительно новым был только Костя. Он и пришел
последним.
С улицы доносилось пьяное пение, где-то надрывалась гармошка. В этот
вечер решили обойтись без спиртного. Слишком серьезное событие произошло.
Его осмысление требовало трезвой головы. Все сидели за столом и пили чай. На
столе стояли три начатых торта: "Чародейка", "Птичье молоко", "Ландыш". Один
лишь Богатырев был пьян. Он набрался еще днем, на улице.
- У тебя не видно видеокамер... - сказал Костя, когда огляделся в
квартире Данилыча.
После казуса в квартире Наташи он всегда, когда оказывался в помещении,
первым делом искал камеры.
- Камеры безопасности дело добровольное, - ответил Данилыч. - Я их
ставить не просил. А на Советы... В общем, я их послал.
Костя вошел в комнату, поприветствовал присутствующих и положил на стол
пакет с кремовыми пирожными. Все кивнули ему в ответ и продолжили слушать
Лобачевского. Николай Алексеевич как всегда блистал глубиной мысли и
красноре-чием.
- Идея безграничной свободы неосуществима, потому что никто не умеет ею
пользоваться в меру. Что заявляет Комнацспас? Полное самоуправление?
У-то-пи-я! Стоит только народу на некоторое время предоставить
самоуправление, как это самоуправление тут же превращается в распущенность.
А так все и будет. Очень быстро возникнут междоусобицы, которые быстро
перейдут в погромы. На почве все той же социальной справедливости. История
знает сотни примеров, когда в подобных битвах сгорали государства. Значение
самого слова "государство" превращалось в пепел.
- Алексеич, от твоих слов сильно отдает монархией.
- Да. Я заявляю, что кухарка не может управлять государством, но и
право управления по крови - тоже недопустимо. А вот когда кухарка пойдет
учиться управлению и если она научится чему-нибудь... Если найдется
достаточно желающих доверить ей управление страной, тогда пожалуйста. Только
нужно уметь отвечать за последствия своего выбора.
- Я согласен с Алексеичем, - сказал Мухин. - Ведь никто толком так и не
сформулировал определение демократии.
- Демократия - это форма общественного строя, в котором свобода одного
человека ограничивается свободой другого, - сказал Лукошкин.
- Да, - согласился Мухин. - Но это определение больше претендует на
лозунг.
- Почему?
- Оно неточно, даже аморфно. Это то же самое, что и заявление: все
металлы электропроводны. С этим никто не спорит, но вода тоже
электропроводна. Однако от этого она не стала металлом.
- Не все то золото, что с воза упало, - сказал Чуев.
- Вот! Это очень точно. Именно об этом я и говорю. Конечно,
замечательно, когда человек свободен в поступках ровно настолько, чтобы не
мешать другому, но как определить эту грань?
- По-моему, ты заблудился в своих мыслях, - сказал Чуев, доставая из
бумажного пакета пирожное.
- Ничего подобного, - возразил Мухин. - Представим свободу человека в
виде окружности. Берем циркуль и чертим две наползающие друг на друга
окружности. Налицо конфликт свобод граждан. Теперь попробуем определить, где
ограничивается свобода каждого. У нас три варианта. Первое: через точки
пересечения окружностей проводим прямую. Тем самым мы ограничиваем свободу
каждого. Второе: мы определяем зону интересов в момент их столкновения. То
есть кто первый, тот и прав. Тем самым одна окружность занимает часть
другой. И третье: ограничиваем свободу каждого началом интересов
контрагента, создавая тем самым некоторую зону отчуждения.
- Конечно же, первое, - сказал Лукошкин. - Правило "кто первый встал,
того и тапки" здесь не сработает.
- Но окружности бывают разных размеров, - заметил Мухин.
- Если я тоньше, мне что, меньше есть надо? - спросил Лукошкин. - Нет.
Так дело не пойдет. Каждому предоставляются равные права и свободы. Поэтому
разграничение определяется правилом.
- Значит, нам нужен свод правил, - сказал Мухин. - А свод правил - это
уже не та демократия. Свобода каждого ограничивается не свободой другого, а
определением, то есть законом. Закон принимают представители, а не каждый
гражданин в отдельности. То есть вероятность того, что закон не
соответствует волеизъявлению народа, а всего лишь желание избранных, которые
руководствуются своими интересами, достаточно велика.
- Константин, какое твое мнение? - спросил Лобачевский.
- Утопия.
Лобачевский немного улыбнулся и чуть развел руки в стороны.
- И он прав.
- С другой стороны, я согласен с Черчиллем, - сказал Мухин. - Кажется,
это он сказал: "Демократия - это дрянная система, но ничего лучшего люди еще
не придумали".
- С этим сложно спорить, - согласился Чуев, - да и не хочется. Но если
я правильно тебя понял, ты просто предлагаешь называть вещи своими именами,
а не прятаться за красивые фразы, смысл которых не соответствует
действительности. В этом я тебя поддерживаю.
- Костя, мы здесь давно сидим, что там, на улице? - вдруг спросил
Лукошкин.
- Весь город упивается в полном смысле слова "пить". Как будто бы
винные склады открыли и бочки выкатили на улицу.
- Классическая схема, - сказал Лобачевский. - От того, как предсказуемо
развивается ситуация, даже страшно становится.
- Как работа начинается с перекура, - заметил пьяный Богатырев, - так и
новая власть начинается с банкета.
- Начнется все с поисков виноватого, - сказал Лобачевский. - Как всегда
это будут евреи. Моисей, ты готов?
- Я не еврей, - ответил Чуев и откусил пирожное.
- Как это? - удивился Лобачевский. - Ты же Моисей. И не докажешь ты
ничего. Не успеешь. Так что, батенька, ты еврей. Смирись с этим.
- Мукин и Штырев, конечно же, болтуны, - сказал Лукошкин, - но... они
же цивилизованные люди. Образованные и воспитанные.
- Моисей, давай взорвем че-нить на хрен, - сказал пьяный Богатырев.
- Подожди, - ответил Чуев, как бы остановив Богатырева ладонью левой
руки.
- Да их никто и не спросит, - улыбнулся Лобачевский. - Их поставят
перед фактом, что охлос требует жертву. Если никто не виноват, никого не
накажут, значит, все останется, как и прежде. Ничего не изменится. Тогда
зачем было все это затевать? Так что им просто придется кого-нибудь убить.
- Но ведь крикуны не единственная партия в стране, - заметил
Лукошкин. - Теперь, когда нет тотального контроля, партий станет еще больше.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг