Голос принадлежал женщине, и Андрей Т. нехотя обернулся.
- Людмила. - К Андрею уже тянулась ссохшаяся наманикюренная рука. -
Можно Люся. - В женщине он узнал халтурную эстрадную диву из компании,
приехавшей в "мерседесе". Где-то тихо заворковала музыка, и гнусавый
поддельный голос запел про неземную любовь. - Вы курите? - Женщина
улыбнулась; Андрей вымученно мотнул головой, что означало "нет". - Какой
же вы робкий мальчик. Вы всегда так обращаетесь с женщинами?
"С такими, как ты, - всегда", - хотел ответить Андрей Т. этой стерве, но
тут из-за табачной стены высунулся еще один персонаж этого сумасшедшего
действа. То ли он был цыган, то ли он был пират - судя по серьге в ухе,
черным смоляным патлам и хищной золотозубой улыбке, не слезающей с его
обугленного лица.
- Рыбонька моя златопёрая, где ты? - сказал вновь появившийся
персонаж. - Я тебя везде обыскался. - Тут он как бы случайно бросил взгляд
на Андрея Т., вернее, сделал вид, что случайно. - Что я вижу! Измена! О,
несчастная, на кого же ты меня променяла? На этого... этого... - Глаза его
налились кровью. Пиратская серьга в ухе горела, как лунный серп. Он
вытащил из-за пояса нож. - Я зарежу вас обоих. Сначала его, а потом тебя.
Ты этого заслужила, коварная. - Грянула музыка из "Кармен". Золотозубый
герой-любовник бойко изображал сцену ревности.
- Отставить. - Рядом кто-то закашлялся, выдавливая сквозь кашель
слова. - Тоже мне, нашли место - в курилке! Вы бы еще на сцене базар
устроили.
- Пардон, мадам! - Чернявый завилял задом и отвесил полупоклон. Нож
был убран за пояс. Музыка замолчала.
- А вас, Андрюша, и не узнать. Да, время! Сколько лет-то прошло?
Пятнадцать? Двадцать? Волосы вон уже седые. Жена, небось, детки, внуки
скоро пойдут, зарплату на работе не платят. Что, жизнь не балует?
Андрей Т. смотрел на двугорбое существо в сером штопаном балахоне и
не знал,, отвечать ему или плюнуть, не долго думая, в отливающий огнем
катафот на месте её правого глаза.
Но старухе были, похоже, и не нужны подробности его личной жизни. Она
подёргала свой ястребиный клюв, вздохнула и продолжала дальше:
- Жизнь нынче - штука сложная, никого не балует. - Она перешла на
"ты". - Это тебе не со шпагой по коридорам бегать. Не забыл, поди, ту
историю? Как за дружбу-то на шпажонке дрался? Не забыл, вижу, что не
забыл, - желваки-то так ходуном и ходят! И, наверно, до сих пор думаешь,
какие мы все мерзавцы, какие мы все плохие, как бы нас всех того... - Она
чикнула средним и указательным пальцами возле зобастой шеи и хрипло
расхохоталась. - Узкий у вас, у людей, кругозор. И понятия у вас такие же
узкие. Вы - хорошие, мы - плохие. У вас - помощники, у нас - прихвостни. У
вас - лица, у нас морды и хари. О великий и могучий язык, в котором все
можно поставить с ног на голову! - Она воздела к задымлённому потолку
свои подшипник и катафот, потом вернула глаза на землю и посмотрела на
Андрея Т. с упреком. - А мы не такие. Мы - не враги. Мы тебя специально
тогда проверяли. "К другу на помощь..." и все такое. Это же была проверка на
дружбу. Трус ты или не трус. А ты не понял - гады, мол, и делают только
гадости. И до сих пор не хочешь понять.
Андрей Т. наконец решился вставить слово в её затянувшийся монолог:
- Значит, это вы меня сюда заманили? И Генка тут ни при чём? Зачем?
Ответьте мне ради Бога - зачем я вам нужен? И записка эта дурацкая - для
чего?!
- Погоди, не перебивай. Я ещё не договорила про дружбу. - За
растопыренными зубами старухи жадно шевелился язык. Жил он сам по
себе, независимо от разговора хозяйки; раздвоенный на равные дольки, он
скользил меж её зубов, выискивая остатки пищи. Иногда язык замирал,
поднимался как голова змеи, словно бы о чем-то задумывался. И тогда
Андрею Т. представлялось, что у старухи во рту змея, и стоит только ей
приказать, как змея выпрыгнет стрелой изо рта и пронзит его ядовитым жа-
лом. - Вот ты думаешь, только у тебя дружба. И этот твой драгоценный
Геннадий М., из-за которого ты здесь, собственно, и находишься, лишь
узнает, что его дружок в Заповеднике, вмиг примчится сюда на белом коне,
как какой-нибудь Георгий Победоносец. А теперь послушай меня, старую и
мудрую женщину. Не примчится к тебе твой Геннадий. И тогда не примчался
бы, двадцать лет назад, и сейчас, тем более, не примчится. Потому - вы с
ним люди разные. Это ты прошел испытание, а он его не прошел. Вот в чем
между вами разница. Ты не трус, а дружок твой - трус.
- Вранье! Всё вранье! Вы его не знаете.
- Это мы-то его не знаем? - Старуха, а вслед за ней и столпившиеся
вокруг уроды громко и противно расхохотались.
- Но уж давно известны нам любовь друзей и дружба дам, -
процитировал недавний ревнивец.
- Мы твоего Геннадия М. знаем как облупленного, - сказала старуха. -
Он... - Она помедлила, лениво покачивая горбами. - Про него успеется,
сначала надо разобраться с тобой. - Она окинула взглядом собравшуюся
вокруг компанию. Здесь были все, кого увидел Андрей Т. на площадке перед
зданием Заповедника, когда смотрел из окна. И человек-блин, и недобитый
фашист, и хмырь с челюстью, и человек-вешалка, и эстрадная халтурщица, и
еще много других, которых, если описывать, то не хватит никаких слов.
Двугорбая старуха, похоже, была тут главной. Окинув взглядом всю свору,
она выбрала из всех одного и поманила его к себе. Выбранный был невысок
ростом, лицо имел сплющенное и острое, похожее на лезвие топора, носил
клинообразную бородку a la Калинин и весь был оплетён паутиной с
налипшими на неё дохлыми мухами. Одна нога его была повернута пяткой
вперед, другая была нормальная. Он подошел к старухе и почтительно
перед ней осклабился. - Скажи-ка мне, Дрободан Дронович, кто есть для
тебя он? - Старуха показала этому нелепому существу на Андрея Т.
Существо потупилось и сказало:
- Папа.
- Вот видишь! - Старуха бросила на Андрея Т. победный взгляд и велела
клинобородому Дрободану вернуться в строй. - Ты ж наш папочка, мы все из
твоего сна вышли. Яблочки, как говорится, от яблоньки. А ты нас хочешь, как
Иван Грозный своего сына... - Она покачала головой. - Нехорошо, папаша,
нехорошо. Хромает у тебя педагогика.
- Послушайте... - Андрей Т. замешкался. Он не знал, как ему эту
двугорбую уродину называть. - Нечего мне тут в родственники
навязываться. Где Геннадий? Куда вы его от меня прячете?
- Это он нас ото всех прячет. Хорошо, есть на свете добрые люди. Не
дают нам тут с голоду помереть, выпускают на волю. А то бы как эти, - она
кивнула куда-то в сторону, - вся эта местная шелупонь, все эти окосевшие
Соловьи-Разбойники да оголодавшие старики Хоттабычи. Ты пойми, мы не
они. Мы не сказочные, мы - настоящие. А всех нас, как какого-нибудь
Мойдодыра, сюда, в этот ящик, в этот дохлый НИИЧАВО, в Заповедник, чтоб
ему ни дна ни покрышки. Мы же можем приносить людям добро, много
добра, и добра настоящего, не сопливого, как у Золушки и ее тётки, а
реального, твёрдого, как американский доллар. А нас тут пытаются удержать.
И между прочим всё этот твой ненаглядный Гена.
- Стоп, - сказал Андрей Т. - Думаете, я что-нибудь понял? Какой
Мойдодыр? Какое такое НИИЧАВО? То самое? Кто вас пытается удержать,
раз вы свободно на "мерседесах" ездите?..
- У папочки проявляются первые проблески разума. - Пока Андрей Т.
спрашивал, старуха отвечала на каждый его вопрос довольным кивком. -
Правильно, эмоции надо гасить и уступать дорогу рассудку.
- И Гена! Гена-то тут причем? - Андрей Т. всё не хотел успокаиваться.
- Тише! - Старуха остановила его рукой. - Твой Гена и есть причина всех
наших бед. Неужели ты до сих пор не понял? Гена, Геннадий М, - директор
этого Заповедника. Он здесь полновластный хозяин. Ну, конечно, не
полновластный, за всем ведь не уследишь, верно? - Последняя фраза
относилась к окружающей ее толпе монстров. Те в ответ захрюкали,
захихикали и стали наперебой подмаргивать своей уродливой командирше.
Когда они отморгались, она продолжила образовательный курс. - Сейчас
твой Гена в Москве. А завтра он будет здесь. И вся наша вольная жизнь
кончится. Потому как переводят наш Заповедник на строгий подцензурный
режим, и ходу отсюда нам уже никуда не будет. Так что, папочка, догуливаем
последние денёчки...
Андрей Т. почесал в затылке. "Вот оно что, оказывается. Абрикос у них
здесь директор. Интересное получается приключение". Но что-то в ее
рассуждениях было не так. Как-то у двугорбой старухи не сходились концы с
концами.
- До завтра еще времени много. Вы же можете отсюда уехать. - Он
задумался и добавил; - Или не можете?
- Можем, папочка, мы многое чего можем в отличие от тебя. Мы - народ
памятливый и два раза на одни и те же грабли не наступаем. Но тебе,
папочка, придётся остаться здесь. Будешь ты, папочка, чем-то вроде залога.
Сегодня в полночь мы тебя зафиксируем, а утром, когда приедет дорогой
господин директор, увидит он вместо своего бывшего друга героя
одноименной оперы композитора Римского-Корсакова. Прольёт господин
директор по своему бывшему закадычному другу скупую слезу, подпишет
очередной приказ, и положат этот приказ на полку, где лежать ему до сконча-
нья века рядом с тысячами других. Такая вот радужная перспектива.
Андрей Т. улыбнулся. Почему-то, выслушивая все эти угрозы, он не
испытывал никакого гнева. Если поначалу он ещё волновался, готов был
спорить и доказывать свою правоту, то теперь успокоился окончательно. Уж
слишком всё это походило на фарс, слишком плохо играли занятые в фарсе
актёры, слишком мелки, безжизненны и фальшивы были страсти, которые
перед ним разыгрывались. Он - живой человек, они - мертвяки, ничто, вы-
лезли из дурного сна и корчат теперь из себя хозяев вселенной. И ещё
неизвестно, существуют ли эти твари в действительности. Чем больше он
обо всём этом думал, тем сильнее его разбирал смех. Какое-то время
Андрей держался, но, наконец, не выдержал. В горле у него запершило, в
глазах заиграли чертики и смех прорвался наружу. Андрей Т. стоял перед
старухой, подёргиваясь и прикрывая ладонью рот.
Двугорбая сначала не поняла. Она тупо уперлась своим мерцающим
катафотом в дёргающуюся от смеха фигуру, оглядела всю мерзопакостную
компанию - не строит ли кто в ней рожи и не делает ли соседу рога, но, не
заметив ничего подозрительного, вновь уставилась на Андрея Т. и спросила
его удивлённым голосом:
- Папочка, ты чего? Может, тебе валидолу? Есть здесь у кого-нибудь
валидол?
Из толпы высунулся дохленький упырёк, облизнулся и застенчиво
предложил:
- А может, кровопускание? Натуральный способ, никакой химии.
Помогает, я пробовал.
- Нетушки. - Андрей Т. бешено замотал головой. Смех смехом, а давать
им пить свою кровь - уж это он ни за что не позволит. - Свою пускайте, а
моя пусть останется у меня. И вообще, ребята, хватит мне тут морочить
голову. Считайте, что разговора не получилось. Я пошёл, мне пора. Где
здесь выход?
- По-моему, папаша не понял. - Старуха заворочала под балахоном
горбами, словно хищная огромная птица, собирающаяся взлететь. - Для
тебя отсюда выхода нет. В Заповеднике ты останешься навсегда.
- Ага. Это я уже слышал. В полночь вы меня... как это? Зафиксируете.
Кстати, что это значит - "зафиксируете"? Замочите что ли? А труп замуруете
в стене?
- Скоро узнаешь, умник. - Это сказал человек-вешалка, поблескивая
лаковым подбородком и выпуская из жерла своей дальнобойной трубки
кольца порохового дыма.
- Невежливо перебивать старших, - осадил Андрей Т. нахала. Затем
перевел взгляд на старуху: - Значит, вы мне добра желаете. Настоящего,
реального, твёрдого, как американский доллар. И как же, я извиняюсь,
согласуется это ваше добро с угрозами по моему адресу? Мне кажется, вы
меня боитесь. И Генку, то есть господина директора, вы тоже боитесь. И то,
что вы тут несёте, - обыкновенный мстительный бред, и сами вы - тоже
бред.
Лицо хмыря с челюстью, стоящего между халтурщицей и фашистом, из
синего стало красным. Лом в его мясницких руках извивался, как раненая
змея.
- Чувырло! - хрипло выдохнул он из себя. - Фраер меня достал! - Он
грохнул ломом об пол.
- Фраер всех достал! Ведёт себя оскорбительно. Фуфло гонит. Надо
сделать ему маленькое "чмок-чмок". - Единообразный толстяк в костюме в
красно-белую шашечку, потирая вздувшиеся ладони, боком вылезал из
толпы. Давалось это ему с трудом - мешало неохватное тело.
- Мальчик хочет в Тамбов. - Намакияженная халтурщица, бантиком
сложив губы и слюнявя потухшую сигарету, выпустила свои острые коготки и
наставила их на Андрея Т.: - Киса, зачем ты обидел девочку? Девочки не
любят, когда их обижают.
- Мы, папаша, никого не боимся. - Двугорбая командирша расправила
свои руки-крылья, успокаивая растревоженную толпу. - Заруби это себе на
носу. Просто некоторые долги положено отдавать вовремя. Да, - она
покрутила пальцами глаз-шарикоподшипник, - за квартирку свою городскую
не беспокойся. За квартиркой за твоей мы присмотрим.
- А может его того?.. - Недобитый фашист хлопнул кулаком об ладонь. -
В смысле, запереть до полуночи.
- Это без надобности, - ответила фашисту старуха. - Одна муха не
проест брюха. А здесь народ тихий, молчит в тряпочку и зря не
высовывается.
ГЛАВА 9
Все-таки дело кончилось дракой. Человек-студень, пока боком пёр сквозь
толпу, наступил кому-то там на ногу. Этот кто-то истошно взвизгнул, откинул
для удара кулак и конечно же попал кулаком в упырька, того самого, что
предлагал сделать Андрею кровопускание. Упырёк, не стерпев обиды,
размахнулся, но помешала толпа, а конкретнее, мертвый красноармеец,
стоявший от него по правую руку. Красноармеец, не долго думая, вынул свой
допотопный маузер и заорал во всю истлевшую глотку: "Врёшь, сволочь!
Есть через Сиваш брод, раз птицы туда летают!" Маузер глухо всхлипнул,
должно быть - выстрелил; во всяком случае, звук падающего тела и стон
прозвучали ясно; впрочем, тела Андрей Т. не видел, ему некогда было
смотреть на тело, потому что все вдруг втянули головы и как-то
подозрительно замолчали.
Причина такого странного поведения толпы открылась Андрею скоро.
- Хулиганим? - услышал он у себя за спиной. - Бузим? Срываем
плановое ежегодное отчётно-показательное концертно-массовое
мероприятие? Бросаем на пол окурки? А урны, спрашивается, на что?
Андрей Т. обернулся. Кот Базильо, это был он. На нем не было ни
бархатного кафтана, ни ботфортов, ни кружев, ни шляпы с павлиньим пером
- никаких декоративных излишеств, в которых он щеголял на сцене; только
хитрая кошачья ухмылка да вскинутые пики усов, нацеленные на
переминающуюся компанию.
- И новенький тоже здесь. Не успел прописаться, а уже создает
конфликтную ситуацию!
Андрей Т. сконфузился и пожал плечами.
Кот достал свою амбарную книгу, раскрыл ее наугад и, тщательно
послюнявив коготь, сделал в ней какую-то запись. Потом захлопнул книгу, и
она таинственным образом испарилась, спрятавшись у кота под мышкой.
- Всех прошу пройти в Воспитательный кабинет, - строго объявил кот. -
Новичков это касается тоже. - Последнее относилось лично к Андрею Т.
Кот махнул хвостом, и все, включая Андрея, покорно поплелись за ним
следом. Уже на выходе из курилки Андрей Т. обернулся, чтобы осмотреть
поле боя. Но ни убитых, ни раненых он так и не обнаружил.
Воспитательный кабинет находился этажом выше. Они прошли мимо
запертых дверей зала, из-за которых доносились выкрики и гул голосов. На
сцене соревновались в перетягивании каната богатыри Илья Муромец и
Бухтан Бухтанович Черногорский. Побеждал неизвестно кто; щёлка между
дверными створками была слишком узкой, а задерживаться не было
времени.
В Воспитательном кабинете, похоже, их уже ждали. Это было просторное
помещение, напоминающее учебный класс, - со столами, с небольшой
кафедрой, с букетом цветов на кафедре, с коричневой доской на стене, на
которой белым мелком кто-то вывел ровными, красивыми буквами: "Не
ешьте руками, для этого есть ножи и вилки".
Когда компания с котом во главе ввалилась на порог кабинета, ее
встретила голубокудрая девочка с огромными кукольными глазами и бантом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг