- Вот гад, - засмеялась Наталья Алексеевна, - выполз в коридор... Ну,
туда ему и дорога...
Наталья Алексеевна засмеялась все тем же клекочущим смехом.
Мне стало не по себе.
- Может, крикнуть его? Выйти в коридор? - лепетнул я.
- Пошел он, - разозлилась Наталья Алексеевна, - нужно слушать старших.
Чему быть - тому не миновать. Он еще в пещере нарывался.
Она сбросила платье на пол.
- Жека, - она положила руку мне на плечо, - ты что? Жекочка? У тебя
что, еще никого не было?
- Почему не было, - сказал я и притянул к себе Наталью Алексеевну, -
была.
"Мэлори, Мэлори, Мэлори", - заколотило в висках.
Я поцеловал Наталью.
- Жека, - она прижалась ко мне, - Жека... Хороший мой, милый... Не
нужны тебе отпетые... Ты там погибнешь, слышишь, погибнешь. Я устрою тебя.
Будешь преподавать. Слышишь? У меня есть возможность...
Я гладил ее по спине, обнимал, удивляясь тому, как быстро женщина
становится голой.
Вдруг раздался оглушительный вопль.
Я отшатнулся от Натальи.
- Вот сволочь, - просто сказала она, - я же его предупреждала. Не
шастай по коридору.
- Ну, ему, - тупо произнес я, - наверно, обидно стало... Мне можно, а
ему...
Вопль повторился. Наталья надела платье на голое тело, застегивая
пуговицы, поинтересовалась:
- Ты что, готов был поделиться с товарищем?
- Нет, - я покраснел, - что вы? Как вы могли? Нет... Я другое хотел
сказать...
- Ааа, - орал, надрывался внизу Тарас, - ааа, не хочу...
- Ну пойдем, - сказала Наталья Алексеевна, - полюбуемся.
Она подошла к сундуку, достала из-под войлочной подкладки хлыст.
Мы вышли в коридор. Спустились по деревянной лестнице вниз.
Я вздрогнул и едва не бросился бежать обратно. Все двери были
распахнуты, и коридор был полон жильцами - уродливыми рептилиями,
неудавшимися драконами, драконами-недоделками. Над распростертым,
перемазанным бледноватой прозрачной слизью Тарасом нависало жабообразное,
огромноротое, похожее на глазастую квашню существо.
Тарас вопил. И было отчего: сладостно постанывая, существо поливало его
своей слюной...
- Зоинька, - прикрикнула Наталья, - на место. У меня - хлыстик.
- Поздно, Ташенька, - нежно проворковало существо, - я его уже
обработала.
- Обсмердила как надо, - пророкотал кряжистый, с раздувающимся горлом
варан.
Глаза у Зоиньки затянулись сладострастной поволокой, схожей со слюной,
лившейся у Зоиньки изо рта.
- Стас, - позвала Наталья. - Ты-то что смотришь?
- А Стас, - сказал варан, и я узнал голос, раздавшийся из-за двери с
час тому назад, - вообще оборзел. Мусорку не вынес.
"Стас, - вспомнил я сержанта, - "борец"... Да это же ее бывший..."
Среди рептилий началось неясное движение. Двери хлопали. Жильцы
расходились по комнатам. Я увидел Стаса, двуногого ящера с рыжей проплешиной
на боку. Он деловито расталкивал обитателей Натальиного дома, и они покорно
расходились по комнатам.
Один варан заартачился.
- Ну ты, - сказал он, - тварь бессловесная. Еще пихается.
Стас ощерился и зарычал.
Варан отскочил в сторону.
- Вот именно, - кивнула Наталья.
Стас с силой ударил лапой по хребту варана, тот взвизгнул и пустился
бежать со всех лап вверх по лестнице; сверху он крикнул: "Тварюга. Гад.
Гадина", - и хлопнул дверью. Стас посмотрел наверх и только лапой махнул.
Потом он уставился на меня, и мне стало не по себе от этого взгляда. Сколько
раз мы виделись с ним в спортзале, и я уже умел преодолевать отвращение,
когда видел его, или когда боролся с ним, умелым и сильным, но
отвратительным...Странная, покорная ненависть читалась сейчас в его взгляде
.
- Аа, - вскрикнул в последний раз облитый жабьей слюной человек.
Инстинктивно я схватился за руку Натальи Алексеевны. Стас зашипел.
Наталья мягко высвободила руку. Зоинька всосала свисавшую прозрачной
бахромой слюну в свой широкогубый рот.
Вместо Тараса перед нами стояло шестиногое клешнятое желеобразное
существо, напоминающее полурасплавленного, но живого краба.
Из невидящих буркал существа текли слезы. Клешни чуть подрагивали.
- Зоинька, - попросила Наталья, - ушла бы ты вообще, ладно?
Она не успела договорить, потому что Тарас подпрыгнул и клешнями
вцепился в подрагивающий горловой мешок Зоиньки.
- Тарас, - крикнула Наталья Алексеевна, - нельзя! Брось! Нельзя...
Она резко жахнула по телу Тараса хлыстом .
Тарас жалобно заверещал, брямкнулся на пол и боком-боком отбежал к
другой двери.
Стас отвернулся и пошел прочь по коридору. В его походке вдруг
увиделось нечто медвежковато-человеческое. Пришибленное.
Зоинька, на горловом мешке которой багровели два глубоких шрама,
пискнула что-то испуганное, передними лапами схватилась за горло и ускакала
в свою комнату.
Тарас трясся от рыданий, его темные, невидящие крабьи буркалы светлели,
точно промывались слезами - и в них я начинал замечать неясные, искаженные,
точно в зеркале "Комнаты смеха", отражения - мое и Натальино.
Наталья подошла к Тарасу, погладила по вздрагивающему желе его тела.
- Ну, ну, ну, мальчик, хороший, добрый, отдохни, отдохни...
Тарас всхлипнул, пошевелил клешнями и пообещал:
- Заклюю, заплюю, закусаю...
- Ничего, ничего, - принялась уговаривать его Наталья Алексеевна, -
зато теперь ты - бессмертнее всех бессмертных. Тебя никто не сможет ни
расплескать, ни раздавить - вмиг соединишься, слепишься еще прочнее, чем
прежде.
- Это хорошо, - вздохнул краб, - сержанту горло перерву, тебя обмажу
так, как меня обмазали...
- И зря, - нежно вымолвила Наталья , - зря... Иммунитет. Лучше -
примирись со своим нынешним состоянием. Найди в нем свои приятные стороны.
Ты - жив, а это - главное. Разве не так? Любая жизнь лучше холодного,
безразличного, мгновенного и вечного небытия. Верно, Джекки?
- Тара, - совершенно по-идиотски сказал я, - ты... ты не расстраивайся,
я тебя навещать буду...
Тарас харкнул. Я еле успел отскочить. Белый комок слюны трассирующей
пулей пролетел по коридору и шлепнулся со странным шмякающим звуком на пол.
- Эй, - закричал сверху, с лестничной площадки варан, - новенький! Еще
плюнешь - и дежурный - ты! Мы не поглядим, что у тебя - трагедия. У нас у
всех тут... Тряпку в клешню - и вперед.
__ _____________________________________________________________
- Я пойду? - тихо спросил я.
- Погодите, - вздохнула Наталья , - я вам не советую топать пещерой.
Выведу на улицу, сядете на троллейбус - он прямо напротив двери
останавливается - и проедете одну остановку. Там увидите: "казармы" - так
остановка и называется.
- А если... - начал было я.
- Что если? - переспросила Наталья. - Ну, столкнетесь с кем-нибудь из
начальства - под козырек, учить вас? Скажете: от Натальи. Препарат отвозили!
Ну, не от Натальи, от Натальи Алексеевны. У вас талоны есть?
- Нет... Ннет.
- Ну, пойдемте: талоны дам, на улицу выведу.
Мы поднялись по лестнице, скрипучей, деревянной, уютной домашней
лестнице, похожей на дачное бездельное детство.
В коридоре на крашеном полу лежала чуть выпуклая студенистая лужа слизи
с неровными краями.
Я аккуратно обогнул лужу, и очень правильно сделал, ибо из самой ее
глубины, колебля поверхность, раздалось:
- Наталья Алексеевна, вы когда-нибудь прекратите это блядство? Попрут
ведь из учительниц - ей-ей, попрут!
Раздавшиеся слова вочеловечили лужу. С первыми звуками я увидел то,
чего прежде не замечал.
Легкий полурастворившийся, полурастаявший очерк лица во вздрагивающем в
такт словам студне, расплеснутом на крашеном полу. Еле намеченные глаза, в
коих зыбко, дрожливо отражались прозрачными абрикосами Наталья и я, рот,
чуть двигающий почти расплывшимися губами, исчезающими в полупрозрачной
массе того, что оказалось живым говорящим телом.
Странно, но это лицо показалось мне даже красивым.
- Лера, - Наталья Алексеевна отпирала дверь, - ты что? полиция нравов?
Попрут и попрут. Твоя какая печаль?
- Тебя жалко, - и я увидел вздох Леры.
- Главное, Лера, - Наталья стояла у открытой двери, поигрывая ключом, -
своя фатерка, своя квартирка, свой уголок. А там - будь ты хоть царевной,
хоть борцом, хоть прыгуном, хоть дразнильщиком - была бы своя раковина, дом,
приросший к телу, куда можно спрятаться от гнусности мира, ну и от
собственной гнусности. Джекки, входи. Чего уставился? Лера у нас - такой...
- Ну, - Лера задвигался, пополз по коридору, и странным было это
перемещение студня с отпечатанным в нем человечьим лицом, - если что
стрясется, милости прошу к нашему шалашу!
- А я и так у вашего шалаша! - засмеялась Наталья .
- Наташа, Наташа, мудрый и давний друг мой, - Лера завздыхал пуще
обычного, - славная, несчастная Наташа с хлыстом-хлыстиком, зачем говорить
неправду? Для самой себя - неправду? Ты же не у нашего шалаша - и ты это
прекрасно знаешь! Ты в будке надсмотрщиков - с хлыстом-хлыстиком в руках. И
в зеркало на тебя глядит не ненавистная, отвратительная медуза, а
человеческое лицо, твое лицо, Наташа, которое хочется целовать...
- Джекки, - резко обратилась ко мне Наталья , - ну что ты застыл?
Заходи! Хватит. Наслушался под завязку. Что, интересно?
- Интересно, - не подумав, брякнул я.
Студенистое тело Леры задрожало в такт его серебристому ч(дному и
чудн(му для такого полурасплывшегося лужеобразного существа смеху.
Наталья Алексеевна сперва открыла рот от удивления, а потом рассмеялась
сама.
Ее хриплое булькающее клокотание совпало с серебряным колокольцем смеха
Леры.
- Лера, - отсмеявшись, отклокотав, сказала она, - правда, Джекки -
прелесть?
Лера попрыгал на месте, отплеснув от своего тела пару-другую жидких
капель, зашипев, те исчезли, полопались на стенах коридора.
Я понял, что это Лера кивнул.
- Да, - подтвердил он, - хороший парень. Не жилец.
- Я его хочу в учителя определить.
- Ты его лучше сразу лабораторным реактивом опрыскай...Такие и в
учителях долго не ходят. Ейн-цвей - и пополз, попрыгал, поскакал в квартирку
- или тренажеры обучать, или в лаборатории препаратом работать.
Лера подполз к двери, пихнул ее - и я увидел, как студенистая масса его
тела мускулисто напружинилась, натянулась, стала литой, упругой, зеркальной
- не лужа слизи, но застывший кусок водопада, сохранивший силу всего потока,
но еще не израсходовавший ее.
- Так что делать? - поинтересовалась Наталья .
- Не соваться, - Лера, обдрябнув лужей, переполз через порог, - гибель
для таких - лучшее. Пускай его лучше на другой планете размозжит, чем здесь
в подземелье, в болоте...
Лера захлопнул дверь.
- Аа, - я почесал в затылке, - как же он дверь открывает?
- Лера? - Наталья, видимо, задумалась над словами Леры. - ну как...
Ползет по двери, виснет на ручке, вытягивается до пола макарониной и
дергает... Малоаппетитное зрелище.
Глава девятая. Снова - человек со стеком. Кинематограф.
В кафе тихохонько наигрывала музыка, фырчала кофеварка, продавщица в
белом халате морщилась, управляясь с чашками, с капающей через сито, набитое
мелко намолотым кофе, жидкостью. В очереди тихо переговаривались.
- Плохо идет, - оправдываясь, сказала продавщица.
- Совсем не фурычит? - посочувствовал кто-то из очереди.
У меня захолонуло в груди. Да, здесь был мой дом. Я будто воротился
туда, откуда уехал давным-давно, в очередь за кофейком и пирожным. Я снова -
в городе, в Херрбурге, в кофеюшне на углу улицы Террористов и Венского.
Продавщица оторвалась на миг от кофейного аппарата, увидела меня и
заулыбалась. Мне стало не по себе. Продавщица улыбалась не мне, а форме
"отпетых". Очередь как-то подалась, съежилась. Я не скажу, что встала по
стойке "смирно" - кто-то, напротив, заговорил нарочито громко и беззаботно,
дескать, что мы? "отпетых" не видели? Подумаешь...
Женщина, стоящая у самого прилавка, позвала меня:
- Солдатик, иди, становись сюда...
- Да я... - начал было я.
- Иди, иди, - настаивала женщина, - не бойся. Тебе спешить надо.
Я встал перед женщиной.
- У меня сын такой вот, как ты, - рассказывала женщина, - в "отпетых".
Я медленно заливался краской.
- Я еще не в "отпетых", - сказал я, - я в карантине.
- Стой, стой, - успокаивала меня женщина, - сейчас в карантине, а
потом... Бедненькие... Бери пирожные - полакомься.
Я разозлился. Мне захотелось сказать женщине какую-нибудь резкость про
"бедненьких", про их жестокость, тупость, захотелось спросить у женщины: как
же ваш сынуля в "отпетые" загремел? ведь поди не доброволец? палку кому
кинул или ларек взял? Как же вы сыночку-то своего так воспитнули, что из
него бедненький с огнеметом вылепился?
Но я ничего не сказал, ничего не спросил, тихо встал в очередь. Мне
было не по себе. Я вернулся домой, а меня приняли за кого-то другого.
- Девушка, - попросил я и протянул ей талоны, - мне маленький двойной и
эклер.
- Да ладно, - девушка улыбнулась, бери свои талоны, угощу, так и
быть...
Я встал у самого дальнего столика, отпил кофе, откусил пирожное и
поперхнулся.
Прямо передо мной стоял человек со стеком. Я не знал, как поступать в
этом случае. Отдавать честь в магазинах, кафе, кондитерских было не принято,
потому что "отпетым" не разрешалось посещать эти заведения.
Я проглотил кусок пирожного и лепетнул "здравствуйте".
Человек со стеком был в гражданском, стек лежал на столе, перечеркивал
окружность стола рядом с чашкой кофе и эклером.
- Любите пирожные? - к моему удивлению, улыбнулся человек со стеком.
- Нет, - честно признался я, - я очень люблю кофе.
- А, - человек со стеком поднял свою чашку, - я тоже, знаете, с
гражданки никак не могу отвыкнуть. Даже на нарушение устава иду...
- Я, - я так и не решался начать пить кофе, - случайно зашел... Просто
вот, взял и зашел.
Человек со стеком усмехнулся:
- Бывает. Как у вас... в карантине? Скоро кино повезут смотреть?
- Ккажется, скоро, - я в два жевка заглонул пирожное и, обжигаясь,
принялся заталкивать в себя кофе.
- Да не спешите, - человек со стеком положил свою руку на мою, - куда
вы так торопитесь? Поговорим.
- А вы, - я поставил чашку, - меня помните?
- А как же? - человек со стеком покачал головой. - Вас приняли против
всяких правил. Это я вам не к тому, чтобы вы ну, комплексовали по этому
поводу. А для того, - человек со стеком постучал пальцем по краю стола, -
чтобы вы знали: я крепко на вас надеюсь, крепко.
- Я, - я почувствовал, что краснею, - на рапорте был...
- Что такое? - человек со стеком встревожился деланно, иронически.
- С сержантом повздорил.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг