- Мистер Магнитолог, я вам не помешаю?
- Нет, не помешаете. У нас такое безмолвие, такая тишина, всегда гостю
рад.
- Вы обратили внимание на ваши очки? Они поцарапаны. Метели бьют, как
пескоструйные аппараты. Вы рискуете затуманить свое зрение.
- У меня есть очки в запасе.
- А я могу подарить вам защитные стекла. Вам от меня достается больше,
чем всем, и я не мог оставить вас без этой маленькой благодарности.
- Какие пустяки...
- Я и в будущем рассчитываю на вас. Не то мне все кажется, что меня
здесь не принимают всерьез. Вроде нахлебника.
- Что вы! Просто ребята привыкли видеть иностранцев обменных ученых.
Обменных журналистов до сих пор не было. Стоит ли вашему брату лазить в
такие дыры? Я, например, не полез бы ради писания... Какая газета?
- Я служу в отделе печати ЮНЕСКО.
- До сих пор смутно представляю, что значит ЮНЕСКО.
- О, между нами говоря, если бы в наше время жил Дон-Кихот, он,
вероятно, служил в ЮНЕСКО. Нет выше идеалов, которые хочет посеять милый,
близорукий, добрый дон Юнеско, и нет более наивного дона, чем Юнеско.
- Не понимаю.
- Мы призваны сближать несовместимое, утолять неутолимое, сеять
невсходимое. Укреплять контакты, которые при ближайшем взгляде - видимость,
не больше. Попробуйте соединить, сблизить наш непонятный больной мир, и вы
поймете, как это сложно.
- Тогда зачем делать бесполезное?
- Вы хотите спросить, к чему нужны донкихоты? Вероятно, без них
все-таки мир не обойдется. Вероятно, слабые зернышки всходят. В культуре, в
науке, в образовании, в искусстве... Для меня то, что здесь творится, не
очень большие, но первые плоды усилий донкихотов. Сблизилось несближаемое,
поделилось неделимое, наладились контакты, и никаких раздоров. Это модель
мира, каким он должен быть.
- Вы хотите рассказать об этом?
- Хотелось бы... Я не считаю себя донкихотом, но все последние годы я
ношусь по свету в поисках тайны противоречий, всего, что может помочь
преодолеть их. Меня касается все и всюду. Но, как сказал один из
президентов Америки, противоречия губят нас.
- Я научен видеть противоречия сразу. По-моему, никаких тайн тут нет,
- Мистер Магнитолог, век реактивных передвижений, практически
мгновенной связи между всеми так сблизил и так все усложнил, что события,
противоречия в самых разных частях света глубоко зависимы друг от друга.
Вот почему нужны донкихоты.
Он дымил сигаретой, большой добротный мужик.
- Вы не скучаете без газет?
- А вы?
- Я газетчик, мне трудно без них. Я люблю движение мысли, событий,
новостей, споров. Я люблю сенсацию. Меня в безгазетную глухомань загнать
очень трудно. Я всегда выбирал эксистории, сверхтемы.
- Тогда вам надо срочно уехать.
- Не гоните меня, мистер Магнитолог. Если я поехал с вами к бабушке на
кулички, значит, я вижу тему.
- Но где же она, сенсация?
- Мистер Магнитолог, я по своему душевному складу, образованию, даже
привычкам - юрист. Меня волнуют социологические проблемы. Сенсации
общественного порядка. Современных людей сильнее всяких пожаров, крушений,
ограблений захватывают сенсации общественного накала. Современный газетчик
не может обойти социальные темы, если хочет быть фаворитом у публики... Я
задумал сенсационную книгу. Не знаю, как она будет называться, но что-то
вроде: "Социальная Антарктида"... Неплохо?
- Вроде бы неплохо, но какая в ней будет сенсация?
- Вы не замечаете? Рядом с вами сидит гражданин Америки. По всей
береговой линии материка расположены маленькие штаты Франции, Бельгии,
Австралии, Новой Зеландии. С вами работают поляки, чехи, немцы, болгары. Я,
например, знаю, что в этом поселке будет построен американский научный дом.
Это решено. И никаких виз, никаких политических и таможенных условий! Все
помогают всем. Национальные колонии ведут работу глобального значения. - Он
развел в стороны свои большие ладони. - Мне даже стало грустно, подумалось:
неужели человечеству надо было найти этот непригодный к обитанию, суровый,
страшный, губительный кусок земли, чтобы наконец-то люди могли ужиться
рядом. Это как репетиция на космос. Дай бог, чтобы там ужились мы, как
здесь, помогали друг другу, как здесь, на глыбе льда, раз не умеем жить в
обетованных землях... Все работают на всех - девиз Антарктиды.
- Ну и что же?
- Такой безмятежный вопрос мог бы задать, очевидно, глубоко привыкший
к подобным условиям человек. Вас не удивляет загадка Антарктиды? Здесь
капиталисты работают рядом с коммунистами. Экономическая мощь разных систем
подпирает эту работу. Поясните, что происходит? Если тут хозяйничает ее
величество Наука, тогда не лежит ли в ее карманах граната коммунизма? -
обыденным тоном произнес он такие слова.
- Ага, все-таки здешние, нормальные, по-моему, отношения вы называете
коммунистическими?
- А почему бы нет, мистер Магнитолог? Если бы мне пришлось подбирать
людей для таких суровых экспедиций, безусловно, я искал бы тех, кто
понимает коммунистическое общение.
- Но такое нравится вам только здесь? А дома, наверное, пронеси
господи? - сказал я.
- Не смотрите на меня, пожалуйста, как на примитива. Почему я не могу
заметить сильные ваши стороны, к тому же ничего не меняя в укладе моих
представлений? Ведь я репортер. Много видел, могу сравнивать, был однажды у
вас в России... Меня у вас поразил воздух коллективизма, которым пронизаны
самые крошечные поры вашего государства. Но я хочу жить по-другому. Я
привык жить иначе. Я не боюсь работы, хочу зарабатывать много долларов и
покупать на них много удобств. Часть моего труда все равно принадлежит
всем. Я не хочу никаких ограничений.
Он говорил "доллары" на особый кокетливый лад, как у нас говорят
"дeньгами", а не "деньгaми".
- Позвольте мне, американцу, выразить вам свое восхищение
сверхъестественным походом, напряжением сил, затраченных в этой стуже. Я
восхищен вами. Я умею видеть и принимать ваше величие, ваши качества,
которым надо завидовать и сожалеть, если сам их не имеешь. Но я не хотел бы
жить всегда при всем этом. А вы, я думаю, не хотите стать американцем, но,
если так случится, легко сделаетесь им.
- Неужели?
- Давайте сыграем так. Мы поменялись. Я к вам. Вы к нам.
Он посмотрел на карту, висевшую за моей спиной, загадочно улыбнулся и
начал искать что-то в карманах пушистой куртки. Он достал два значка:
полосатый американский флажок и наш алый на контуре Антарктиды. Полосатый
он приколол на точку Москвы, другой - на зеленое поле Америки.
- Вы попали к нам, - он показал широким жестом некое неоглядное
пространство. - Я в это время нахожусь у вас. То, что я найду, меня
восхищает во многом, но никак не удовлетворит полностью. Мне досталось то,
что потеряли вы.
- Значит, с этой минуты я в Америке с моими потерями?
- Да, конечно. - Взгляд на карту. - И вам понравится невиданный
размах, ее красота... Я, - продолжал самодовольно Американец, - у вас не
изменюсь. Мне слишком недостанет многого. Но ваш человек, то есть любой
человек, имея возможность получить все, конечно, переменится.
- Вы убеждены?
- Человек остается человеком. Всем или только себе. В этом одно из
печальных земных противоречий. Восхищаясь вами, я не меняюсь. А вы, если...
- Ну что гадать, - остановил я. - Вы здесь наяву. За ваши слова можете
сами ручаться. Меня у вас, как ни крути, все-таки нет. Я в Америке пока еще
не был. Но позвольте спросить, кивая на других.
- Пожалуйста, - великодушно разрешил он.
- Рядом с вами лежит маленькое государство. Кажется, не было там ни
газет, ни радио, воспитывающих в другом понимании. Были штыки солдат,
оберегающих ее, вашу неограниченную... Все было. Почему тот самый "любой
человек" однажды предпочел автомобилям и виллам бедность, карточки,
неустройство, нелегкий труд и опасность?
- О, - сказал он, откидываясь на стуле, - теперь я чувствую, с кем
говорю... Но хочу вам заметить, мир сложен, и современный человек сложен.
Это не монолит чувств и мыслей, движимых в одном раз и навсегда
установленном направлении. Современность надо уметь видеть в разных
измерениях и в противоречиях. - Он зажег сигарету, затянулся несколько раз
пахучим дымом, отогнал его в сторону ладонью. - Взгляните на Землю, сказал
бы я. Там раскалывают атом и шлют приборы на Луну, а в джунглях Америки,
Австралии, Африки прячутся первобытные племена. Каменный век! А в горах
Индии племя тода хранит обряд жертвоприношения, добывает огонь трением
дерева о дерево.
- Мистер Американец, вы, кажется, меняете пластинку?
- Ничего подобного! Вам хотелось положить меня на обе лопатки, но я
выдвигаю довод, который для вас и для нас одинаково правилен. События не
всегда укладываются в программы и расписания. Вы, например, умеете
составлять графики на много десятилетий вперед. Но тогда скажите, мистер
Магнитолог, объясните мне... Ваша Россия в течение жизни одного поколения
ценой суровой дисциплины, беспримерного труда и лишений стала могучей
промышленной державой. Она сумела совершить безысходный, как путь в
Антарктиду, тяжкий поход... - он даже вздохнул, так ему стало кого-то жаль.
- И понадобилось новое напряжение России, чтобы другим облегчить поход в
незнаемое.
Он замолчал, предполагая, что нанес мне сокрушительный удар. Но я
терпеливо слушал.
- Позвольте мне, - продолжал он, - усомниться в том, что вы сделаны
крепче всех и слеплены из другой глины, что вам не надо было хороших
квартир, автомашин и пирожных. Или вам не о чем волноваться, потому что вы
составили некое расписание, каталог на все случаи жизни?
- Такое расписание не может составить никто. Ни бог, ни царь и не
герой. Никто не может расписать жизнь по линеечкам. На то и жизнь.
- Как? Вы хотите меня уверить, что у вас, русских, ничего не
расписано? Или вы боитесь полемики? Я же знаю, как все вы подкованы в
политических науках.
- У меня по этим наукам всегда были тройки... Не знаю, как по-вашему
отметки.
- О, превосходно! Я тогда не понимаю, кому ставят высокий балл. -
Развел он руками.
Поздно вечером позвонил Начальник станции, просил, чтобы я, если не
трудно, зашел к нему по неслужебному делу в дежурку при электростанции.
Надев малахай, защелкнув рукавицы, я вышел из дому и по узкому ходу,
шурша мехом о снег, пошел в поселок.
В комнате пахло горячим паром, чайник огромных размеров сипел на
плите, рядом парило полное до края ведро. Стекло в окошке стало сизым от
пара, на стенах змеилась парная роса. Воздух был квелым и душным.
А сам хозяин встретил меня смущенно.
- Парная баня, - сказал я.
- Ты угадал, - он виновато моргнул рыжими редкими ресницами. - Помоги
мне, пожалуйста... Позвоночник пошаливает. Надо прогреть, а я не хочу,
чтобы кто-нибудь знал. Пока спят...
- А доктор? Почему не сказать ему?
- Давай напрямик. Ты у нас вроде гостя, сегодня с нами, завтра тебя
нет. Нашим сказать - ужалеют. Могу выскочить отсюда, и, кто знает, пошлют
ли снова. Шалости в позвоночнике не для этого курорта. Могу положиться
только на тебя.
- Ну полагайся.
- Молчать будешь?
- Могила.
Мы прикатили железную бочку из тамбура. Я наколол снегу, и мы уложили
его на дно бочонка. Потом опрокинули туда ведро горячей воды. Снег зашипел,
в комнате запахло весенними талыми лужами.
Начальник станции разделся. Был он смугл до пояса, не по здешним
краям.
- Удивляешься? Мы там загорали, на берегу, на базе. Минус два - но
загорать одно удовольствие. Десять минут каждый день.
Он влез в бочку, оперся локтями на кромку, поежился.
- Потом подольешь мне кипяточку. Извини, если что.
- Глупости, - сказал я, - надо, значит, надо. Все равно спать в такую
светлынь трудно.
- Ты у нас, я вижу, полуночный, время твое такое. А ребята
приноровились, храпят... потомственные полярники... вместе мы...
Из бочки выглядывали плечи да голова.
- Говорю, как из бочки, - скаламбурил он.
- Пора?
- Подлей, - сказал он.
Я прихватил чайник тряпкой, стал подливать на внутреннюю стенку, чтобы
не спалить ему кожу. Он покряхтывал, шевелил смуглыми лопатками, вгибал
спину. Я сел, поставив чайник обратно.
- Повезло тебе, я смотрю, - сказал он, - замучает Американец.
- А куда ему податься? Говорить не с кем.
- Ну, я тоже по-ихнему знаю.
- Ты человек строгий, начальство.
- Пугливый он, что ли? На берегу спуску не давал.
- А я для него человек новый. Да и парень он интересный, пусть ходит.
- О политике небось? - спросил Начальник станции.
- Умеет.
- Нашим тоже палец в рот не клади. Как сойдутся на базе, что с
американцами, что с французами, датчанами разговоры ведут. Охрипнут. А у
вас как, а у нас как? Словно тебе международники "Известий"... Ох дерет.
Все равно подлей...
Чайник опустел. Я долил горячей воды из крана, поставил опять, чтоб
кипел и парил.
- Но, если что, мне скажи, я дам ему наряд в нарушение всех
дипломатических норм, чтобы не приставал к тебе.
Признаться, я думал принять предложение Начальника станции, но
случилось...
Американец пришел, как всегда, в неудобное для меня время, думал,
очевидно, если я дома, значит без работы, скучаю, буду рад собеседнику.
Я достал шахматы. Играл он великолепно. После третьего мата моим
королям я затеял кофе.
- Мистер Магнитолог, - сказал он, - объясните мне такую деталь, - он
достал из кармана блокнот. - Ваш поселок, я так понимаю, частичка вашей
большой земли. Здесь в уменьшенном виде все ваше, русское, со всеми
деталями. Даже политический документ висит на стене в кают-компании. (Это
он говорил, как я потом догадался, про стенгазету.) Даже партийное собрание
было.
Ушлый ты, журналист, подумал я, все тебе надо.
- Почему вы называете организованность американской? Мы, как видите,
умеем не хуже.
- Я доброжелателен, поверьте, пожалуйста, мистер Магнитолог, - он
расплылся в улыбке. - Мы с вами частички двух разных полюсов магнита,
мистер Магнитолог. Я не верю в слияние систем, не верю, что мы с вами
найдем когда-нибудь общие принципы. Но здесь русские с американцами вполне
могут сотрудничать и беседовать по душам.
- Согласен. И если вам нетрудно, расскажите мне, пожалуйста, о вашем
городе. О Лахоме...
4
Оранжевый самолет ИЛ-14 грузно сел рядом.
Он еще был невидим, а к нам по снегу, по глади, как шум колес по
рельсам, дошел почти неуловимый звук моторов.
Мы ждали. Все население поселка стояло за вехами самодельного
аэродрома. Тишина была необыкновенная, мир не двигался. Мягкий войлок
дымных сигналов замер над нами. Только снег похрустывал, как тишина.
И вдруг моторы, звук моторов, гул моторов, и радость, и объятия. Так
полярники встретили первый самолет.
И пока он стоял на площадке, пока пилоты грели турбины, у нас не было
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг