вокруг Олле, наблюдая.
Олле вытянул левую руку с луком, положил стрелу слева от вертикально
поставленного древка, натянул тетиву, пока не коснулся фалангой большого
пальца скулы под глазом. Было безветренно, и он, целясь по центру шкуры,
взял метра на четыре выше. Стрела со свистом, описав пологую дугу, вонзилась
в середину мишени. Окружающие восторженно взвыли и, гулко хлопая себя по
плечам, пустились в пляс, с милой непосредственностью радуясь чужому успеху.
Все, кроме вождя и Нури. Вождь плясать не стал, он подал новую стрелу, а
Нури сказал:
- Вот! Теперь ты должен научить их своему искусству.
- Поучим.
- Разъяснить, что вдаль стрела летит по баллистической кривой...
- Это уж само собой.
Питекантропы все схватывали с ходу, обнаруживая явную склонность к
прогрессу. Ноги на ширине плеч, ступни под прямым углом, полуоборот направо,
корпус прямо, голова слегка откинута назад, рука с луком неподвижна...
Корпус и голова - это не получалось, сколько Олле ни бился.
- Пустяки, - утешил Нури. - Какой-нибудь десяток тысяч лет, и они
выпрямятся. Не мучай людей зря, оставь что-нибудь для эволюции.
Утомившись от занятий, полезли купаться. И малыши, и старшие подолгу
плавали у дна, собирая цветную гальку. Вообще, под водой они двигались более
уверенно, чем на поверхности, где господствовал один стиль: по-собачьи. Зато
пленники продемонстрировали разные стили - кроль, брасс, баттерфляй,
дельфин, каракатица и угорь. Понравился брасс, как самый простой и
экономичный. Еще не все успели посинеть и покрыться мурашками, а новая
манера плавания уже была освоена.
- Отличные ребята, - согреваясь на теплом камне, констатировал Олле. -
Только с речью и мимикой у них неважно. Но жестикуляция просто поразительная!
В этом Олле разбирался: его труды по мимике и жесту древних народов
Средиземноморья давно стали классическими. А после того как на всепланетном
Празднике Сожжения Ружей он выступил с этюдом о раненой птице, двое великих
мимов стали звать его почтительно - мастер.
- Речь? - Нури задумался. - Порой мне кажется, что язык жестов сложнее.
Помнишь, ты давал моим ребятам уроки раскованной мимики... Я пытался
подражать им, не получается. Почему?
Олле не ответил: снизу по тропе поднялись четверо охотников, неся на
шесте средних размеров антилопу. Они свалили ее у костра и стали
разделывать. Глядя, как они орудуют кусками обсидиана - жалкими подобиями
ножа, - Олле не выдержал.
- Вот это зря, - он смотрел перед собой и мимо вождя. - Если уж вы
смастерили для них луки и сами пользуетесь зажигалкой, разводя костер, то
иметь в хозяйстве хороший нож просто необходимо.
- Это верно, - сказал вождь по-русски. - Это наша недоработка. Но кто
знает, где и в чем допустимо вмешательство в эволюцию? Кстати, вас я знаю, а
меня зовут Евгений Петрович. Волхв
я.
- Вы уже вмешались. А где остальные?
- Один в отпуске, двое в массиве. Как вы догадались?
- Значит, четверо. Так и думал, необходимый минимум. А догадался по
бороде: ваши отпускники не бреются... Вы полагаете, они не замечают подмены?
- Не знаю. Вообще-то мы похожи.
У костра ободранную антилопу насадили на кол и соорудили нечто вроде
вертела. До обеда было еще далеко, но тот, кто думает, что зажарить на
вертеле хотя бы барана - пара пустяков, жестоко ошибается: дело это
длительное. Повар из старших прикрыл голову красивым лопухом и занялся
готовкой. А двое младших полезли на дерево, которое дополняли птицы, живущие
среди синих цветов. Птицы не улетели; пацаны, пудря носы пыльцой, долго
нюхали цветы и сорвали самую красивую кисть. Ее потом разделили надвое и
вручили Олле и Нури - видимо, в знак признания. Но это уже было позже, а
пока они вели неспешный разговор с вождем о том о сем. Как заведено между
настоящими мужчинами, говорили в основном о работе, и вождь произнес длинный
монолог:
- Вся деятельность ИРП строится на вмешательстве в природу. Естественные
процессы слишком растянуты во времени, а нам хочется скорее, хочется уже
сейчас видеть Землю зеленой и чистой. В условиях же многостороннего
внелабораторного воздействия на наследственную клетку генетические
трансформации не всегда предсказуемы, У нас в лесном массиве ежечасно
рождаются мутанты - собственно, в этом основа реставрации. Ведь утраченный
вид можно возродить в результате отбора среди множества мутантов. Так делала
эволюция, нам, к сожалению, это удается очень редко. И мы отбора почти не
делаем, мы рады всему новому. Если уж возникло нечто жизнеспособное - пусть
живет. Вы что-нибудь имеете против зеброзубра? Я - нет. Иногда по
единственной уцелевшей ископаемой или найденной в музее живой клетке удается
восстановить животное, если удачно подобран реципиент. Вы знаете, конечно,
что в одном из филиалов таким способом воссозданы мамонт и белый носорог?..
Рождаются и странные химеры, вроде трагически погибшего козлокапустного
гибрида, в слившихся клетках которого генетики обнаружили полный набор
хромосом козла и цветной капусты. Прижилась соболиная свинья, никому не
мешает вкусный зверь Волчья Сыть - полосатый от носа к хвосту, но не барсук.
И все рады черничному арбузу и той корове-скороспелке, которую так любит
Сатон. Что до меня, то мне милей моя привычная буренка: я сам ее дою, когда
бываю дома. - Евгений Петрович славно так вздохнул и прикрыл глаза. - А ведь
это все мутанты. Как и ваш, Олле, пес, который, я заметил, мается вон там,
на скале, в одиночестве и, я знаю, хочет пить, но не решается отойти, боясь,
что с вами что-нибудь плохое содеется.
- Я сам об этом все время думаю, - пробормотал Олле.
- Значит, родители этой детворы...
- Вот именно, мастер Нури, вот именно. Где-то там на хвостах
раскачиваются. - Волхв махнул рукой в сторону леса. - Иногда, очень редко,
мы, волхвы, в их среде обнаруживаем человеческого детеныша, мутанта в первом
поколении. Мы следим за мамашей и после отнятия от груди забираем ребенка
сюда, ибо негоже человеку жить среди обезьян, даже если ему всего год от
роду.
- Но ведь это еще младенец! И вы сами растите и кормите? Я понимаю,
конечно, год - это крайний срок, потом уже будет поздно... - Нури был
взволнован до глубины души. - А ведь среди обезьян такое дитя смотрится
уродом, да?
- Как всякий мутант в своей среде... Сами, конечно.
- Вы... - Нури не находил слов. - Вы герои, дорогие товарищи!
- Благодарю вас, мастер Нури. Очень верное наблюдение, - Евгений Петрович
потупился. - Но это сначала, потом стало легче. Сейчас мы уже все вместе и
кормим и воспитываем. Уже сложился коллектив вентов.
- Вентов?
- Составление от "венец творения". Хорошо, а? Плохо, что за последние два
года мы не нашли больше ни одного ребенка. А бывало, приносили сюда двух и
даже трех за год. Следим сейчас за одной мамашей, у нее обнадеживающий
малыш...
- Вас всего четверо?
- Да. Кроме меня еще врач, палеозоолог и лингвист.
- И все же... Почему вы держите это в тайне?
- Ничего мы не держим. Просто работаем, сводя свое вмешательство к
возможному минимуму. Это самое трудное - не вмешиваться. И никакой учебы,
только показ на собственном примере... Живем среди них, полагая, что лучшего
способа познать жизнь перволюдей быть не может. У нас обширная программа, и
мы ее выполняем. Или вы сомневаетесь в нашей компетенции?
Олле не сомневался. Он еще не встречал волхва, не имеющего докторской
степени.
- Пока мы справляемся сами, понадобятся еще люди - привлечем. И нет ни
одного довода в пользу огласки. Изъять вентов отсюда? Но это значит лишить
их жизненной среды. Среди нас, в городах, они жить не могут. Так что же,
содержать в вольерах? Превратить в подопытные объекты? Ну, предлагайте!
Здесь их племя, свое братство, в котором они вырастают до человека...
День уходил незаметно в трудах и заботах. Венты воистину в поте лица
добывали хлеб свой насущный, не ища работу, но и не отлынивая от нее. Среди
них не было главного, если не считать Евгения Петровича, который трудился на
равных и иногда исполнял роль советчика. Олле и Нури как-то сразу вписались
в коллектив. Венты с неназойливым любопытством приглядывались к ним, жестами
приглашая принять участие в еде или работе. А заняты были все от мала до
велика. Теперь Нури видел уже своеобразную грацию в угловатых движениях
жилистых рук, занятых переборкой ягод, или нанизыванием грибов на прутья,
или плетением корзин, неуклюжих, но вместительных и прочных. В корзины
ссыпали подвяленные на солнце ягоды и фрукты и уносили в пещеру, во второй
зал, где было темно и холодно. Венты были дружелюбны, конфликты в этом
коллективе начисто отсутствовали.
- Похоже, они поют?
- Переговариваются, мастер Нури. Язык мы только создаем. И знаете,
достаточно пока ста слов для общения. Это не моя сфера, но наш лингвист,
теперь уже палеолингвист, утверждает, что особенности строения органов речи
у вентов затрудняют произношение согласных. Отсюда вынужденная певучесть
языка: а, о, у, ы, э... Очень сложное дело - отбор слов действительно
необходимых: наше, работа, на, возьми, хорошо, друг... Мы не спешим, но
постепенно расширяем лексикон, ибо замечаем у вентов рост потребности
поделиться радостью.
Двое ребят промывали антилопьи жилы в ручье, вытекающем из озерца, и
привязывали их к нижним сучьям дерева. К другому концу крепилась палка, жила
с силой закручивалась и оставлялась для просыхания.
- Заготовка для тетивы, - объяснил вождь.
- А что, нельзя все это доставить из Центра в готовом виде?
- То есть взять на иждивение? - удивился Евгений Петрович. - И воспитать
племя паразитов, отлучив их от труда с самого начала. Мы не рискнули на
такой нечеловеческий эксперимент... Лес снабжает нас всем необходимым. Мяса
хватает круглый год. Фрукты и ягоды запасаем. Добываем и дикий мед, но не
вдоволь, и это правильно: лакомство - оно и должно быть лакомством...
Слушайте, Олле, ну что вы мучаете животное - зовите его.
- А можно? А они как?
- Я разъяснил, что у вас есть друг. И они поняли, венты. К некоторым
животным они относятся как к членам племени. Иногда сюда приходит в гости
почти ручной гепард...
Есть закон: чем меньше собачка, тем больше радости она излучает при
встрече с хозяином. Гром опроверг этот закон. Услышав призыв, он выскочил
из-за камня по ту сторону озерца, в неимоверном прыжке преодолел преграду и
кинулся к Олле. Он облизал ему лицо, и плечи, и руки, окружил его черным
рычащим вихрем и сплясал собачий танец радости. Потом - вежливый пес -
потерся о Нури: тебя я тоже помню. И сел, прижавшись к колену Старшего, до
ушей полный чистого счастья.
Венты, спрятав младших за спины, стояли с копьями наготове. Видимо,
Евгений Петрович разъяснил не все, ибо понятия не имел о неистовом
темпераменте этого огромного черного зверя.
Олле обнял пса:
- Это дети, Гром. Дети!
Кто-кто, а уж Гром знал детский запах. Но если Старший говорит "дети",
значит, так оно и есть. Гром вильнул хвостом: буду охранять. Впрочем,
кажется, немножко детей здесь есть.
Пока венты, видя дружелюбие Грома, успокаивались понемногу, трое младших
уже трогали пса за лапы, за усы и норовили залезть на спину.
Южный день перешел в ночь почти без сумерек. Благодарно рыгая жареной
антилопой, венты развалились у костра, щурились на огонь. Угомонились на
дереве птицы, и тишина накрыла лес: те, кто спит ночью, уже уснули, а те,
кто не спит, еще не вышли на охоту. Никто не расходился, все чего-то ждали,
как показалось Нури. И дождались. Двое старших вентов прикатили полую колоду
с натянутой на нее шкурой - самодельный барабан. Колоду поставили на попа и
вдарили. Протяжный, глуховатый по тембру звук поднял нескольких вентов.
Вздрагивая в такт ударам, они начали танец удачливых охотников, подробно
воспроизводя отработанные движения. Танец был медленный и, на взгляд Нури,
несколько монотонный.
- Цхе! Как говорят мои предки грузины... Можно вот так? - Нури ударил в
барабан. Вент повторил. - Точно, только чуть быстрее!
Нури вышел в круг и вытянулся, подняв руки над головой. Волна прошла по
его телу, рукам и спине и кончилась в пальцах ног, И сразу, не ломая ритм,
Нури прошел по кругу колесом и после каскада крученых передних сальто
пустился вприсядку, импровизируя что-то самобытное, новое для окружающих и
его самого.
Завыли, заметались венты, кидаясь в пляску. Отодвинув в сторону
барабанщика, вскочил на гулкую шкуру Олле, отбивая ногами сложный, все
убыстряющийся ритм.
Сверкая зубами и глазами, озаренный неверным пламенем костра, плясал
доктор математики воспитатель Нури, плясал знаток мимики и жеста вольный
охотник Олле, плясали и прыгали через костер венты, черным дьяволом метался
среди них Гром, сотрясая рыком окрестности, и гремел в ночи барабан, и дико
вскрикивал, ударяя себя кулаками в волосатую грудь, ученый палеоантрополог и
волхв Евгений Петрович.
Каждый имеет право на еду, на работу, на добрый огонь и на такую вот
пляску, снимающую усталость Дня.
Утром Нури подошел к Евгению Петровичу и, глядя в сторону, сказал:
- Видимо, нам лучше уйти, а? Наше присутствие взбудоражило все племя, а
им, полагаю, рано еще входить в цивилизацию, если это вообще понадобится.
Как-то стихийно все получилось. Не люблю непредвиденного в вопросах
воспитания...
- Я понимаю, - ответил волхв. - Разделяю вашу точку зрения.
И... будет лучше, если экопатруль станет впредь обходить нашу территорию,
как обходит Заколдованный Лес. Во избежание случайностей.
- Так и будет, я позабочусь. - Олле отстегнул от пояса нож, протянул
Евгению Петровичу. - Мой подарок... Живут себе лесные люди, кормятся сами,
детей растят. Пусть живут. Волхвы им помогают - и пусть помогают. И нечего
нам без нужды вмешиваться.
- Спасибо, - волхв вертел нож в руках. - Тут вот какое дело, тут у меня
мальчик есть больной. По-моему, у него что-то со щитовидкой не в порядке,
точно не знаю, а врач наш в отпуске. Надо бы стационарное обследование...
Вызывать транспорт ох как неохота...
- Пусть идет с нами.
Оум - так звали вента - видимо, и не подозревал о своей болезни, как не
подозревал и того, что Олле и Нури резко снизили привычный темп движения. Он
бодро шагал вслед за Олле, стараясь при удобном случае погладить пса,
который челноком шнырял по сторонам, охраняя путников от случайностей. Шли
молча. Поскольку Оум не знал языка, то и Нури с Олле считали неприличным
разговаривать между собой без крайней необходимости. Предстояло пройти
пешком чуть ли не две трети лесного массива ИРП. Для Олле лес был привычным,
а Нури раньше видел его сверху, знал окраины, но в самой чаще был впервые.
Здесь перемешались тропики и север, Азия и Африка, Америка и Австралия,
переплелись корнями деревьев, ветвями и лианами, образуя порой непроходимую
преграду. Тогда Гром находил звериные тропы и вел в обход, обычно к
какому-нибудь ручью. Жизнь была наверху, в смыкающихся кронах, откуда
доносились вопли обезьян и голоса невидимых снизу птиц. Временами перед
путниками почти внезапно открывались холмистые просторы с островками
эвкалиптовых или хвойных рощ. Тогда дышалось свободнее, и пропадало ощущение
парной духоты.
Пересекая такой почти парковый ландшафт, они увидели, как смешанное стадо
антилоп и оленей гнали три усомордика, двое по сторонам и один с тыла. Эти
полухищники были прирожденными пастухами. Любое животное они стремились
присоединить к своему стаду, иногда нарываясь при этом на неприятности. Вот
и теперь: правофланговый усомордик вытянулся, опираясь на задние ноги и низ
живота, смотрел, нельзя ли присоединить к стаду этих, идущих мимо. Передние
лапы его с верблюжьими мозолями свисали вдоль туловища, шевелились редкие
толстые волосины на щеках и переносице.
- Надо бы его погладить, - сказал Нури. Гром не возразил, и усомордик
приблизился. Пока Нури гладил его по шерсти вдоль вздрагивающей спины, с
ближнего каштана свесилась Змея Подколодная, обвела всех гипнотическим
взглядом и зазывно разинула пасть. Однако никто не окаменел от ужаса, хуже
того, Оум швырнул в нее колючую каштановую шишку.
- У, кровожадница, - Нури брезгливо наморщился.
- А ведь многие путают ее со Змеем-Горынычем, - сказал Олле. - Но Змей не
такой. Он совсем другой.
Обманутая в ожиданиях, змея выплюнула шишку и убралась восвояси.
Усомордик понял, что и из его затеи ничего не выйдет, и кинулся догонять
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг