восстановил справедливость. И третье - экзотика. Согласитесь, иметь пса,
вскормленного тигрицей, - это пикантно. Впрочем... - здесь обычно Олле
надолго задумывался. - У Грома о тех днях более приятные воспоминания, чем у
меня...
Привезенных с собой газельих потрохов хватило бы надолго, но на четвертые
сутки, попив из ручья, тигрица так долго желтым взглядом смотрела на коня,
что Олле понял: с газельими потрохами покончено, нормальный хищник
консервами жить не будет. Олле отложил в сторону учебник кинологии, поднес к
нежному носу тигрицы каменный кулак и молвил:
- Не испытывай судьбу, поняла?
Обнюхав кулак, хищница скрылась в густой траве в распадке, и ее не было
целый день. А вскоре из грота, яко наг, яко благ, вылез щенок и захныкал,
требуя еды. За ним появились тигрячьи дети. Все трое жались к ногам,
суетились и лезли в костер, на котором Олле стал спешно готовить приварок -
жуткую смесь из крошеных потрохов и сгущенного молока. Поев теплое варево,
детеныши тут же у корыта заснули. Олле промокнул им морды, отнес на место и
заварил новую порцию, чтобы снова кормить голодных, когда проснутся.
И начались веселые деньки. Олле жил, озабоченный, как кот в
овощехранилище. Тигрица уходила и приходила, когда хотела. На него внимания
не обращала, не позволяла чесать за ухом, угощением пренебрегала. Не то
чтобы дареный кусок ей в горло не лез, ведь ела же в первые дни, но, видимо,
предпочитала свежатину, благо дичь вокруг кишмя кишела. Как-то прилетел
знакомый ворон, потоптался на спине у коня:
- Спит твоя тигрица неподалеку на солнышке. Р-разбудить?
- Пусть спит. Эти трое кого угодно до дна высосут. Кстати, о сне. Именно
тогда Олле обосновал принятую ныне единицу интенсивности сна - сурок. Он
показал, что сурок не зависит от времени сна, а характеризует его качество.
Что один сурок - это максимум возможного, и больше быть не может. Так, он,
Олле, может задавить сурка за четыре часа, Нури с этим справляется за шесть
часов, а льву Варсонофию мало и восемнадцати...
Хищница избегала появляться на глаза, оберегая себя от постороннего
вторжения. Логово уже не казалось ей безопасным рядом с чужим становищем, и
только детеныши побуждали ее возвращаться. Ночами она часто бродила
неподалеку, Олле ощущал ее биополе, и трудно было удерживать ее на
расстоянии. Ломку же инстинктов он считал недопустимой и неэтичной. Конь
нервничал, плохо понимая действия хозяйка, сам Олле спал вполглаза и изрядно
отощал.
- И так до того дня, пока Гром, поев из корыта, больше не вернулся в
грот, - рассказывал потом Олле. - Грудной период кончился. Святые дриады! Я
свернул свое барахло, и мы ушли, не попрощавшись. Отшельник принял нас с
радостью, но на второй день стал скучным: все пригодное для жевания
жевалось, для разрывания - разрывалось. И тогда я построил шалаш на берегу
озера под древней акацией.
Олле сразу стало гораздо легче. Щенок рос на приволье, как князь Гвидон в
бочке. Любил гонять по берегу коня, хватал его за хвост и гриву, а так как
еще не умел соразмерять в игре силы, то иногда кусался больно. Тогда конь
брал его зубами за шкурку и бросал в воду. Из глубины тут же возникал
замшелый Геннадий, жутко щелкал челюстями. Подвывая и захлебываясь, щенок
выбирался на берег, бежал к Олле, жаловался на коня и крокодила и бывал
утешен котелком молока с ржаными сухарями.
- Гр-ром, - кричал с акации ворон. - Дай сухарь!
Генетические изменения первые три месяца были слабо выражены, разве что
небывалый аппетит да темпы роста, коим дивились и Олле, и Отшельник, частый
гость в шалаше. К этому времени Гром имел размеры взрослого дога и продолжал
расти. А потом как-то сразу живот его впал, и он вроде как в одночасье
обволосател, покрывшись черной, в завитках шерстью. Щенок превратился в
пса-подростка. Теперь он больше времени проводил в игре с Олле. Он забирался
в чащу, где мягкий мох делал неслышными шаги, а кусты давали укрытие, и
ждал, чтобы Олле - Старший - нашел его. Старший находил. По сопению,
слышному, когда пес старался затаить дыхание, по блеску глаз, которые
следили из черноты, по дрожанию листвы, ибо хвост, хоть откуси, не мог не
шевелиться,
Потом прятался Старший, и пес скачками метался по лесу, путаясь в следах.
Вот он, был след, и нет его. Исчез. Совсем. Гром взлаивал, а из чащи, уже
незнакомой и грозной, кто-то тихо крался к нему. А тут еще паутина налипала
на ноздри, и жужжал, крутился возле уха шершень, и хватали за бока колючки.
Жутко в лесу без Старшего. Но вот сверху доносится его смех - и над головой
пролетает, держась за лиану, Олле. Пес запоминает урок: нюхай не только
землю, нюхай воздух. И хотя шарахаются от него, уступают дорогу все
встречные, чуя всосанный с молоком тигриный запах, но еще не скоро Гром
станет хозяином в саванне и джунглях.
В саванне, куда ушли они вдвоем, оставив коня на попечении Отшельника,
было жарко. К тому же Олле бежал, презрев расстояния, и исчезал порой в
знойном мареве, и приходилось его догонять, высунув шершавый от жажды язык.
Старший не знает усталости, он самый выносливый.
Окольцовывая в саванне страусов, Олле надевал на левую руку десяток
звенящих браслетов, велел псу лежать и смотреть. Старший движется малым
ходом в открытую, а страусы спокойно поглядывают на него свысока, ковыряясь
в песке... Ход кольцевания. Олле комментировал так:
- Птица высокомерная. Уверена в своей быстроногости. Полагает, что всегда
сбежать успеет. Еще бы, семьдесят километров в час, почти двадцать метров в
секунду! Куда там прочим двуногим - это она так обо мне думает. И тут я
кидаюсь с места. Маленькая суматоха, заминка, птица - от меня, но я уже за
ногу и за вторую. Секунда - кольцо защелкнуто. Рывок в сторону, а то пнет...
Вообще скажу вам, если бы страус умел пинаться с разбегу, весь ход эволюции
мог бы стать иным. К счастью, не умеет.
Старший самый быстрый, от него не убежишь, за ним не угонишься...
Однажды Гром, насмотревшись, как это делается, вылез из-за невысокого
бархана и фланирующей походкой направился к одинокому страусу. До лихого
прыжка оставалась пара мгновений, но тут страус шагнул навстречу. Пес был
пнут в бок. Пес был клюнут в лоб. Пес корчился на песке, а страус - налево
кругом - ушел, самоуверенно подрагивая толстыми окороками.
На визг прибежал Олле и спас пса. Он сорвал с куста лист, поплевал на
него и пришлепнул на лоб. Голове стало легче. Он отнес пса в палатку и дал
воды. Еще полегчало. Он положил пса на здоровый бок и долго гладил
ушибленный, приговаривая:
- Дите малое, неразумное...
Стало совсем хорошо. Так бы лежать и лежать...
Олле испугался. Он смотрел в замутненные болью щенячьи глаза и винил себя
за недосмотр. Удар был страшен. Олле осторожно трогал отек, принимая боль на
себя. Он умел это делать. Если очень захочешь, можно уменьшить чужую боль,
разделив ее.
Остаток дня и всю ночь просидел Олле рядом со своей собакой. Утром Гром
пришел в себя, лизнул руку, напился и заснул спокойно, успев подумать:
"Старший - он самый добрый, добрее быть не может".
Пес выжил, и это хорошо. Ибо какой может быть охотник без собаки? А
заводить другую собаку Олле не стал бы, это уж точно.
У догорающего костра недалеко от овального входа в пещеру одиноко сидел,
поджав ноги по-турецки, бородатый нечесаный вождь и кормил из рук бананом
крупную обезьяну. Вождь был гол по пояс, и только короткое, до колен,
кожаное исподнее, мехом внутрь, украшало его массивную фигуру. Он без
интереса, скорее с досадой взглянул на пленников - их бросили рядом - и
осмотрел вспухшие лбы и носы.
- Ох! - говорил потерпевший питекантроп, тыча перстом в синяк.
- Ах! - добавлял другой.
- Эх! - подытожил укоризненно вождь. Обезьяна незаметно исчезла.
- Что-то они сегодня разговорились, - не выдержал Нури. - Что-то
разболтались. Ты можешь лежать, если тебе так удобнее, а у меня руки-ноги
затекли.
- Ух! - крякнул по-питекантропски Олле, разорвав веревки и вскакивая.
Нури уже стоял рядом. Питекантропы мгновенно охватили их кольцом,
ощетинились копьями. Сверху, со скалы, донеслось тревожное рычание Грома.
- Дикие люди, - Нури сел на землю, демонстрируя готовность претерпеть. -
Сейчас нас, похоже, съедят. А я уже привык жить.
- Начальство не допустит, - Олле проводил взглядом двух питекантропов,
которые подхватили и унесли в пещеру свободные теперь бамбуковые стволы.
Вождь действительно пробормотал что- то успокаивающее, и копья опустились.
На пленников еще поглядывали настороженно, но никто не препятствовал, когда
они подошли к костру.
Просторная, ровная, очищенная от камней площадка у входа в пещеру
возвышалась над лесом, окаймленная слоистыми скалами. В стороне небольшой
водопад вливался в прозрачное озерцо и цвели нарциссы, удивительные на этой
каменистой почве. Раннее солнце освещало вершины скал, сосны и кедры на них,
и уже светлела зелень леса внизу, и стала видна выложенная цветной галькой
дорожка от пещеры к водопаду. В противоположной стороне, у покрытого цветами
разлапистого дерева, высился аккуратно уложенный штабель сушняка, прикрытый
сверху пальмовыми листьями, лежала солидная горка кокосовых орехов, кучка
орехов кола, а на нижних сучьях висели длинные грозди бананов.
Откуда-то возник питекантропий мальчишка с большой раковиной в руке. Он
поднес раковину к губам и затрубил, надувая щеки. Из темного входа один за
другим побежали питекантропы, с жизнерадостным уханьем кидаясь в озерцо.
- Семнадцать особей в возрасте от трех лет и более, - подытожил Олле. -
Да десять человек, которые нас захватили.
- Итого с вождем двадцать восемь.
Вождь встал, протянул Олле снятый с него питекантропами нож в ножнах.
Олле с сомнением оглядел кряжистую фигуру, нечесаную бороду, растущую прямо
от глаз, повесил на пояс нож и медленно проговорил:
- Нет. Его либо вообще считать не следует, либо сразу за четверых.
- Как это? - удивился Нури.
Глаза вождя спрятались под кустистыми бровями. Он жестом пригласил
пленников в пещеру, и Олле, пожав плечами, молча шагнул вперед.
Первое, что поражало в пещере, - свет. Он мерцал белыми пятнами на
стенах, ровные участки которых были разрисованы бегущими человечками,
оленями, слонами и полосатыми черно- желтыми тиграми. На душе Нури сразу
потеплело - эта живопись почти не отличалась от рисунков его воспитанников
из младшей группы. Та же непосредственность, тот же размах и гордое
пренебрежение деталями.
И второе; - запах. Сложный терпкий запах сухих трав. Пучки их висели на
веревках, растянутых между редкими сталагмитами, лежали у стен. Наметанным
глазом и по запаху Олле различал дудник лесной, пион уклоняющийся, очиток
пурпуровый, зверобой продырявленный, лапчатку прямостоячую, козлобродник
луговой, вороний глаз, василистник малый, горец почечуйный, проломник
нитевидный, синеголовик плосколистный, череду трехраздельную и даже крапиву
двудомную из семейства крапивных с листьями супротивными, у основания
сердцевидными, крупнолильчатыми. Были там и мало известные людям травы,
которыми лечатся кошки, собаки и другие приболевшие животные. Целая лесная
аптека разместилась в пещере.
Два питекантропа плоскими острыми камнями соскабливали со стены слабо
светящийся налет. Потом полынными вениками смели его в кучку и долго
размазывали по стене принесенную в раковине смолу дикой вишни. Вытащив из
бамбукового ствола лыковую затычку, они доставали из него светящихся жуков и
быстро приклеивали к смоле. Работа спорилась, и вскоре этот участок стены
засветился настолько ярко, что на гладкий глиняный пол легли незаметные
ранее тени. Светящееся пятнышко придвинулось к ногам Олле, он наклонился,
поднял.
- Жук какуюс! - Жук суетился на ладони, то затухая, то снова разгораясь
переменчивым огоньком. Олле стряхнул его. - Снимаю шляпу, если они это сами
придумали. Но, с другой стороны, у них не было иного выхода. При свете
коптящего факела не очень-то порисуешь, а рисовать, видимо, хочется... Вот и
разгадка, зачем они тащили на светлячковую поляну бамбуковые стволы.
Питекантропы тем временем обрабатывали следующий участок стены, заменяя
потускневших жуков. Вождь спокойно ждал, пока Олле и Нури ознакомятся с
обстановкой, осмотрят покрытые шкурами ложа из мягкой сухой травы, большие
плоские раковины, в порядке сложенные в уголке, висящие на колышках
деревянные луки, оперенные стрелы с обожженными концами.
В пещере был свой микроклимат, дышалось легко и приятно. Под высокими
неровными сводами попискивали летучие мыши, и прохладой веяло из соседнего
помещения, - видимо, пещера продолжалась в глубь хребта. Нури подумал, что
спелеологи давно побывали здесь, еще при организации ИРП, и, конечно, ничего
особенного не нашли, обычная известняковая пещера, след древнего подземного
потока...
Вождь повернул к выходу, давая понять, что здесь больше смотреть нечего.
А снаружи была в разгаре утренняя трапеза.
Сначала, как и положено, кормили малолеток. Для этого на плоском камне
дробились ядра грецкого ореха и полуфундука, потом срубалась обсидиановым,
довольно острым топориком макушка кокосового ореха, туда засыпалась
дробленая масса, все перемешивалось прутиком и елось через край. На закуску
каждому малышу, а было их всего три, выдали по банану и дольке папайи. Нури
прикинул раскладку и решил, что завтрак достаточен по количеству и калориям,
что наши предки питались совсем неплохо. Сытно, и живот не оттопыривается.
Накормив малышей и пригласив жестами пленников, уселись в кружок и ели
остальные. Поражали разнообразие и непохожесть лиц: казалось, в эту
длинноволосую, нечесаную компанию собрались случайно представители разных
племен.
- И все же общего много, - сказал задумчиво Нури. - Малый рост, широкие
носы, выраженные подбородки, правда, не у всех. Но... Обезьяньи надбровные
дуги, низкие лбы, отсутствие рельефной мускулатуры - сплошные сухожилия...
Не знаю.
- Главное не это, - Олле поверх ореха уставился с интересом в переносицу
вождя. - Главное - это полное отсутствие взрослых. Как по-твоему, сколько
будет старшему?
- Я бы дал лет пятнадцать плюс-минус один-два года, не более. - Нури
неожиданно покраснел. - Ты что ж это, - он вскочил, - сразу понял, да? Сразу?
- Откуда? В такой суматохе? До меня только сейчас дошло.
Воспитатель Нури отошел в сторонку, сел на землю и, стыдясь самого себя,
погрузился в сумрачное раздумье. Происшествие на светлячковой поляне
виделось теперь совсем по- иному, и не было в нем первоначальной лихости -
раззудись, плечо, размахнись, рука. А была драка с детьми, и страшно
подумать, что могло бы случиться, если бы не Олле с его криком "Сдавайся!".
- Не казнись... Пятнадцать - еще не известно, много это или мало. А
может, это у них самый зрелый возраст? И взгляни на этих деток: крепыши,
здоровяки без признаков рахита. Полагаю, никому из них подзатыльник лишним
не будет. Что это они себе на лбы наляпали? Ага, лепешки из жеваного тимьяна
ползучего... Ну и правильно, лбы крепче будут. Подумаешь, обменялись парой
оплеух...
- Неравноценный обмен, - пробормотал Нури.
- Ну, если только это - можно помочь. Вставай, я тебя о вождя лбом тюкну.
Всю жизнь благодарить будешь, если сможешь, - загорелся Олле.
Тем временем питекантропы собрали отходы, сбросили со скалы и подмели
площадку. Потом двое с копьями и двое с луками ушли вниз и словно
растворились в лесу.
- Чистюли, - Нури постепенно оправлялся от шока. - Только пылесоса не
хватает.
- А ты думал, наши предки в грязи тонули? Кошка и та по пять раз в день
умывается. Воробей ни одной лужи не пропустит, купаться лезет... Первой
заботой первого человека была забота о чистоте. Иначе он бы просто не выжил,
не сохранился как вид. Да и на охоту надо чистым ходить, чем меньше запаха,
тем лучше. Грязь - это уже потом появилась, когда кое-кто получил
возможность жить не работая. И стал грязным от лени. Трудящийся всегда
стремился к чистоте, а питекантроп с самого начала был трудящимся...
На площадку притащили мохнатую драную шкуру, накрыли ею кучу хвороста и
устроили состязания в стрельбе из лука. Вождь ни во что не вмешивался. Он
лишь протянул Олле корявый лук с толстой тетивой из крученой жилы и
полутораметровую бамбуковую стрелу, приглашая принять участие в игре.
Стреляли метров с двадцати. Выходил приземистый стрелок; втянув голову в
плечи и сутулясь, работал сразу двумя руками: левой подавал вперед лук,
правой натягивал тетиву. Олле заметил, что каждый целился точно в середину
шкуры, причем стрела лежала справа от древка лука на оттопыренном большом
пальце. Естественно, стрела обычно не долетала, втыкаясь в землю метрах в
двух от шкуры. Тогда поднимались горестный визг и уханье и кто- нибудь из
младших бежал поднять стрелу... Олле опробовал лук, подивился силе
питекантропов, справляющихся с ним, и отошел на край площадки. До мишени
теперь было метров пятьдесят. Вождь коротко сказал что-то, и все столпились
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг