- Опять-таки дали нам, по просьбе нашего правительства, а не сами
полезли в кашу. Есть разница.
Немного посидев с опущенными долу глазами, Син Тиеу добавил:
- Земля не хочет марать руки? Может быть, она и права. Нельзя
разрушать сложившийся образ. А я не землянин. Руки испачкать не боюсь. Они
и так уже и в дерьме, и в крови...
- Ладно, - полностью овладев собой, примирительно сказал Войцех. -
Что же ты собираешься делать?
- Играть по самой крупной, - ответил Самоан. - Я не выпущу ракеты. И
не только потому, что опасаюсь жалоб Гизеллы и вмешательства землян.
Ракеты - наше, местное оружие. В глазах людей я буду выглядеть просто
террористом. Узурпатором власти. Придется много сил потратить на
усмирение... Я думал все эти дни. Рассчитывал так и этак. И пришел к
выводу: разгром клана должен произойти по-другому. Так, чтобы стало ясно:
сами Круги Обитания уничтожили "Стальной ветер". А некто Син Тиеу Самоан -
только их посланник. Вершитель воли.
- Но... как ты это сделаешь?
Син Тиеу встал. Заложив руки за спину, стал мягко расхаживать по
кабинету, вырубленному в скале. Говорил как никогда тихо, доверительно.
Войцех замер у стола, ловя каждое слово.
- Понимаешь, я давно об этом думаю. Думаю, почему человека так трудно
воспитывать. Делать добрым, честным, благородным. Дашь ему мало - озвереет
от нищеты, от зависти. Дашь много - пресытится, закапризничает...
Он резко остановился, поднял указательный палец.
- Однажды будто свет блеснул. После твоих книг, кстати. Биологические
потребности! Слишком они сильны в человеке. Для зверя инстинкт -
единственное руководство, ему не из чего выбирать. Самосохранение, тяга к
сытости, половое влечение... А человеку разумному, культурному эти
потребности мешают. Недаром во всех священных книгах мира сказано:
обуздывай плоть! Вот я и подумал: отчего так неодолимы телесные
надобности? А оттого, что каждой соответствует зона в мозгу. Поступил, как
природа велит, - тебе хорошо, сладко. Пошел против - мозг бьет тревогу,
страдаешь...
Голембиовский слушал с возраставшим недоумением, еще не понимая, как
эти неуклюжие рассуждения танкиста, начитавшегося популярной литературы,
соотносятся с тем кровавым, что задумал Самоан. А тот продолжал,
увлекаясь:
- Отсюда идея: сделать так, чтобы эти мозговые зоны включались от
совсем других поступков! Скажем, помог ближнему в беде - ощутил
наслаждение, как от хорошего обеда; выполнил работу для общества - будто
провел ночь любви... Когда ты добрый - тебе хорошо. Когда злой - больно...
Спросишь, возможно ли это на практике? Отвечу: да, возможно. Находясь в
Вольной Деревне, я дал задание киберпомощнику. Есть готовая схема
перестройки нервных связей. Можно спокойно программировать регенераторы...
Он сел напротив оцепеневшего Войцеха, положил руку ему на колено:
- Ты и запрограммируешь, товарищ революционный комиссар Нового
Асгарда! Тебе, брат, доверяю создание людей нового типа... Что, не рад?
...Вот оно, значит, что накапливал в памяти молчаливый "азиат",
тайком от спесивой пани Голембиовской похаживая за книгами к Войцеху,
слушая разъяснения студента по ключевым вопросам бытия! А студент, чванясь
своими познаниями, соловьем разливался о любви и долге, о Боге,
справедливости, истине... И о том говаривал, что эволюция земная по
отношению к разумному существу все, что могла, уже совершила, и теперь
лишь постылым грузом для духа становится тело с путаницей темных
инстинктов...
Для Войцеха, богатого наследника, намеренного жить изящно и
утонченно, была эта тема лишь пьянящей игрой ума. Для мрачного,
изломанного Самоана, по-собачьи привязавшегося к ласковому барчуку, идея
природного несовершенства человеческого стала бикфордовым шнуром, много
лет горевшим во тьме.
И вот - сокрушительно взрывается мина! Завтра сработают равнодушные
вариаторы вероятности; "королевские питоны" материализуются над Домом
Семьи. Ужас омертвит столицу, войска клана будут бессильны против
возникающих из ничего и в никуда исчезающих солдат Син Тиеу...
Вмешается ли Земля, когда новый диктатор перебьет всех в Доме Семьи,
расправится со столичным гарнизоном и начнет строить регенераторные
центры, чтобы потом сотнями тысяч гнать туда людей - кроить из них
ангелов? Что предпримут Координаторы, услышав, как в краю
нейрохирургического равенства сводные хоры запоют осанну Преобразователю,
сделавшему поцелуй - скучным, а бесплатное рытье канала - сладким, как
поцелуй?..
Что бы там ни было - кошмар надо предотвратить...
- Ладно, - командир усмехнулся так, будто улыбка стоила ему
физического усилия. - Иди, дружище, спать. Можешь даже принять снотворное.
Завтра у нас тяжелый день.
Машинально пожав руку Син Тиеу, Войцех вышел, притворил за собой
массивную стальную дверь. Все кругом спало; мертвенно горели дежурные
плафоны в начале и в конце пустого коридора.
...Как это ни больно, но бывшего отцовского механика-водителя,
одинокого, обиженного людьми "азиата", тайком пробиравшегося в комнату
своего друга-студента, - этого человека придется запереть в прошлом и
любить, как дорогого покойника. Нынешний Син Тиеу к нему отношения не
имеет...
Ступенями, вырубленными в скале, Войцех решительно свернул к верхним
горизонтам убежища, где был ангар вертолетов.
...Вот она, бронированная камера, похожая на автофургон, скромно
стоящая в тылу "королевских питонов". Ее освещает прожектор; перед ней
выхаживает особый часовой, и царапанье подков на его каблуках при резких
поворотах разносится по всему ангару... Вот она, гладкая серая коробка с
округленными углами. Там, внутри, плавает колышущаяся, словно желток в
воде, двухметровая луна, и сиреневые полосы катятся от ее экватора к
полюсам. Стали единым невещественным телом, слились до поры вариаторы
вероятности. Что переживает, о чем думает в темноте, в одиночестве это
раздельно-слиянное диво, ни машина, ни живое существо, которому и
определения не подберешь в языке Вальхаллы?..
Повинуясь жесту Голембиовского, солдат набрал цифровую комбинацию
замка. Отползла створка. Тамбур. Зажигается лампа. Опять кнопки с цифрами
- код знают только офицеры... Ну, скорее! Сезам, откройся!..
Нежные отсветы, словно от ручья в лунную ночь, легли на лицо
адъютанта. Он сосредоточился, как можно яснее представляя себе центральную
площадь Вольной Деревни. Прежде всего много солнца и хмельного, молодящего
морского воздуха; затем - дома в стиле помпейских вилл, одноэтажные, с
изящными портиками, сплошь увитые виноградом. Между ними - обелиски
кипарисов, расточительно цветущие магнолии... Выше по склону бухты -
дымчатый хрусталь регенераторной клиники, кружащиеся световые плоскости
над входом в Тоннель Связи, пучок сталагмитов - информкомплекс "Земля";
"Мир детства", похожий на все сразу: на коралловый куст, на бабочку, на
раковину стромбуса... А посреди площади, небольшой и уютной, - парящая без
пьедестала серебристая статуя. Крылатая женщина, сильная и прекрасная,
отведя назад обнаженные руки, рвется в смелом прыжке-полете к зеленоватому
солнцу над заливом...
Войцех поднял веки, согретые ласковыми лучами. ВВ сработал
безупречно. На рукав адъютанта, украшенный нашивками, упал розово-желтый,
побуревший с краю лепесток магнолии.
VI
Перед Лобановым трепетал светом и красками видеокуб, объем
пространства, будто бы выпяченный сквозь стену комнаты. Луч видеолокатора
с гравиплатформы, незримо подвешенной над центром столицы, двигался по
улицам и дворам: соответственно менялись картины внутри куба. Когда
что-нибудь особо привлекало Валентина, он давал увеличение. Такие осмотры
происходили сейчас каждый день, а то и чаще.
Вот локатор наехал на многолюдное сборище. Угол набережной Славы и
бульвара Воссоединения. Икра голов, блестящие крыши автомобилей,
оранжево-голубые вьющиеся стяги - а рядом серый, грязный лед Эридана.
Стоит среди толпы массивная желтая машина - инкассаторская. Такие
броневики используют для перевозки больших сумм. Спрашивается: почему она
битых двадцать минут торчала на углу бульвара, без водителя и охраны?
Предельное укрупнение. Молодцы с оранжево-голубыми кокардами и
нарукавными повязками дружно ломают двери броневика. Взлетают дымки -
пущены в ход взрывные сверла, их случайно с собой не захватывают... Вот и
все. Новенькие, обандероленные пачки денег перекочевывают из нутра машины
в чемодан. Дело сделано...
Валентин смотрел, не отрываясь. Мысли торопливо нагоняли одна другую.
Какая страшная дрянь - архангелиты... Самая реакционная, самая злобная и
безмозглая часть населения. Кто у них во главе? Бывшие псалмопевцы Вотана
и Тарга, "дозволенные" писатели, вдруг оказавшиеся бунтарями и народными
трибунами; ученые, твердящие об особой, избранной судьбе "народа
Вальхаллы", о необходимости разрыва с "земной империей"; темные торгаши,
устрашенные призраком всеобщего изобилия, близкой потерей власти;
восторженные юнцы, психопаты, прямые гангстеры... Не стая воронов
слеталась! От подпольных сходок быстро перешли к открытым митингам, а
затем и к погромам.
Пестуны, в порядке "демократизации", лишь маячат поодаль. Разве что
навесили им дубинки и придали бронеавтобусы. Так было и во времена
расправы с Марианом... Кто-то на самом верху бросает подачки этой своре.
Ах, какая удобная штука - волеизъявление масс! Отцы-патриархи могут свято
блюсти все пункты и подпункты договоров с Кругами Обитания. Чтобы убить,
ограбить, поднять смуту, затеять любую провокацию - есть
оранжево-голубые...
Правда, имеются еще и "зеленые", но они пока что действуют довольно
робко. И Совет координаторов не спешит допускать их к нашим щедрым сосцам.
Остаемся высоконравственными, м-да... Трудно землянам решиться проливать
кровь даже в безусловно благих целях и чужими руками.
Луч локатора двигался дальше по Новому Асгарду, высвечивая то
рыночную площадь, то заснеженный парк, то хмурые корпуса завода...
Сердце ныло не переставая. Поиск, хотя и не слепой, но какой-то
суматошный... А воображение в который раз рисует одну и ту же картину.
Сплошной слежавшийся до каменной твердости наст - от горизонта до
горизонта. Сыплется из низких туч снежок - и по свежей, влажной пороше
бредет беременная женщина с рюкзаком, стараясь оставлять четкие следы.
Такой она была, бродячая художница Урсула, однажды волею случая и жаркого
взаимного порыва соединившаяся с Валентином в заброшенном доме, среди руин
старой, разбомбленной Вольной Деревни... Отрезанный гранью иного
пространства-времени, не знал разведчик, что встреча та принесла плод. И
лишь много лет спустя, когда экспедиции на Вальхаллу стали обычными, почти
случайно услышал Валентин отчет одной десантной группы - о найденном в
снежной пустыне трупе женщины, судя по всему, убитой патрульными клана; о
мальчике, прятавшемся в сугробах неподалеку от мертвой матери... Повинуясь
неясному чувству, затребовал он голослайды с места находки. Да, то была
Урсула... Мальчишку десантники забрали в лечебный центр на Землю. Лобанов
поинтересовался генетической картой семилетнего Пауля. Компьютер
подтвердил: Валентин нашел собственного сына...
Узнав правду о Пауле, он испытал некий странный стыд. Современники
Лобанова не очень стеснялись мнением окружающих - внутренняя свобода была
полной, - но все же... Валентин был известен, как человек вполне одинокий.
Его романы были коротки, что и подобало разведчику, не рискующему заводить
семью. И вдруг - тайная связь, ребенок, прижитый во внеземелье... Друзья
бы поняли. Но он пока не мог решиться.
Покуда Валентин колебался - усыновлять, не усыновлять, - настало
время новой, смертельно опасной экспедиции. Для проникателя миновало
несколько биологических суток - на Земле же прошло свыше двадцати лет. За
это время Пауль был усыновлен одной из медсестер лечебного центра, Магдой
Ляхович; но отношения с приемной матерью не сложились, после учебы юноша
отправился на Вальхаллу, где и попал в конце концов в недра Улья...
Чем больше проходило лет, тем труднее становилось Лобанову признаться
в своем отцовстве. Боязнь осуждения людского усугубилась: а ну как спросят
- о чем думал раньше, почему допустил, чтобы родной сын стал трутнем, едва
не погиб?.. Лишь одно сделал Валентин, чтобы Пауль был поближе, - взял
излеченного электронаркомана в школу агитаторов. А теперь терзался
тревогой, разыскивая его в нездоровой сутолоке Нового Асгарда... Черт
знает что творилось в городе. И все-таки сверхчуткая земная интуиция
подсказывала направление.
Луч локатора приближался к стадиону.
...Сильвия исчезла бесследно. Пауль, конечно же, не был ни настолько
богат, ни настолько значителен в обществе Нового Асгарда, чтобы устроить
широкие поиски; ну а к землянам он стеснялся обращаться со столь
легкомысленной просьбой, да и они вряд ли пошли бы навстречу. Шутка ли -
пускать в ход чудовищный Восстановитель, накрывать столицу невидимой
линзой, чтобы проследить путь уличной потаскушки, выскользнувшей из
постели в "Волнистых попугайчиках"...
Ах, глубоко же ранила Пауля эта потаскушка! И не вспомнишь уже, чего
в ней было такого хорошего - ну, быстрые руки, умелые губы, шальные
кошачьи глаза, запах дешевых духов (топорное подражание "Ив
Сена-Лоран")... Но как это все саднит, и щемит, и не дает спать ночами!
Отвлекала только работа, с каждой неделей все более напряженная.
Впрочем, и проповедуя, Пауль не уставал искать, расспрашивать...
Погожим, истинно весенним днем Эдит привела его в славный винный
погребок. Собралось человек тридцать: трудармейцы в степени не выше
младшего сына или дочери, судомойки из кафе, несколько докеров. Сидела за
столиком также компания парней, одетых неряшливо и крикливо, с перстнями и
цепочками. Так выглядели шакалы Нижнего города, поживлявшиеся вокруг
скоробогачей. Пауль глянул было на них с тревогой - и вдруг встрепенулся.
Перед ним, задрав ногу в двухцветном штиблете, собственной персоной
сидел мулат Санди, чудо в перьях, случайный ухажер Сильвии, и синяки на
его морде уже полиняли до желтизны.
Тогда, вдохновленный новой надеждой, Пауль заговорил со своей обычной
живостью, красочно, напористо; слушая о чудесах Земли, люди оставляли
стаканы с вином, иные мечтательно подпирали рукой подбородок.
Уяснив для себя объем автоматизации и кибернетизации в Кругах
Обитания, роль универсальной мировой супермашины - Великого Помощника,
поднял руку малорослый рябой крепыш с мочальными усами - должно быть,
работник теплиц, один из тех честных и тихих, крестьянского склада людей,
что в теплую пору, длящуюся семь земных лет, становятся фермерами или
арендаторами на фермерской земле:
- А кто же там, извините, хлеб сеет? Тоже автоматы?
- Нет. На Земле вообще отказались от прежней практики - сеять
монокультуры на больших площадях, например, пшеницу или рожь. Такие
огромные поля истощали почву, вредили растениям и животным, плохо влияли
на климат. Сейчас вместо двадцати или тридцати культур, которые разводили
наши предки, человек выращивает десятки тысяч. Но только в тех
географических зонах, где они дают наибольший урожай. И наилучшего
качества. Например, пшеница вернулась к своим истокам - в долину Тигра и
Евфрата. Больше ее нигде не разводят...
- И что же, всем хватает? - упорствовал спрашивающий.
Пауль подавил усмешку.
- Ну конечно, всем. Я ведь уже рассказывал про Всеобщий
Распределитель, снимающий квантовые копии с любого предмета. Так что если
в мире станет известно, какие вкусные пирожки с яблоками печет ваша жена,
они могут сразу появиться на миллиарде столов.
Такие примеры всегда вызывали оживление, смех. Рябой "фермер"
воскликнул, утирая слезы:
- Прямо тебе как Иисус Христос, пять тысяч верующих пятью хлебами!
- И двумя рыбами, - строго добавил какой-то знаток Евангелия, но эта
поправка лишь возбудила новое веселье...
Удалась тогда проповедь. Паулю долго трясли руки, угощали его
"красненьким" и "беленьким", дивились земному житью-бытью. Мулат сам
протолкался к нему, распихивая людей, хлопнул по плечу:
- Я тебя сразу узнал, механик!
- И я тебя, - улыбнулся Пауль, чувствуя, как разогнанным поршнем
начинает стучать сердце.
- Ну, как твоя "Голконда"? Не похудел еще Толстый Ялмар?
- Раньше все худые сдохнут.
- Это не про нас с тобой, мы двужильные! - загоготал Санди. И, обняв,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг