какие-то заграждения, жалобно кувыркающиеся человеческие фигурки... Знай
наших! В распоротые двери вбегают десантники; нарастает усиленная
подземным эхом стрельба, бункер озаряется вспышками...
IV
Пауль, сидевший за отведенным ему столиком перед банкой дешевого
пива, уже давно поглядывал в дальний угол. Там что-то заваривалось.
Сначала трое бритоголовых парней в клеенчатых куртках просто
беседовали с сидящими за угловым столиком, даже как будто чокались и
вместе выпивали; потом один из сидящих, губастый масленый мулат, сказал
что-то резкое; его смазали салфеткой по носу, пока что салфеткой. Мулат
вскочил было, но снова сел, дернутый за руку своей спутницей, хорошенькой
встрепанной блондинкой... Похоже, что из-за блондинки и загорелся весь
сыр-бор. Должно быть, парни приглашали ее танцевать, а мулат противился...
Возможно, девушка, дружелюбно болтавшая с троицей в куртках, и
окончила бы дело миром, но ее кавалер, задетый какой-то репликой, опять
взвился и без лишних слов дал ближайшему парню в зубы. Тотчас мулата
швырнули через стол, под самую стойку бара...
Пауль все тревожнее следил за дракой. Неугомонный мулат вскочил и,
размазывая кровь под носом, пошел в наступление... Ого! Блондинка,
впившись зубами в запястье одного из бритоголовых, предотвратила выпад,
вероятно, равный по силе удару конской ноги. Ей-богу, это заслуживало
внимания. Обычная потаскуха давно бросила бы случайного дружка, особенно
если тот уже заплатил за выпивку, а эта даже обороняет, лезет на этаких
носорогов!..
Видимо, у мулата в квартале имелись приятели, тогда как трое
бритоголовых смотрелись чужаками. Пяти минут не прошло, и в "Голконде",
заведении Толстого Ялмара, разгорелась настоящая битва. Целая толпа
мутузила друг друга под сексуальные вздохи певицы на кассете и равнодушное
мигание цветных ламп.
Некоторое время Пауль пытался заслонить собой видеоавтоматы, но
тщетно. Один из драчунов поворотом могучего плеча так припечатал Ляховича
к передней панели, что очнулся он не скоро - опять-таки помогли
обновленные железы, - и встать смог не сразу. Раскалывалась от боли
голова: кровь с разбитого виска затекла за ворот и неприятно жгла кожу,
высыхая. Пытаясь подняться и вновь опускаясь на четвереньки, Пауль чуть не
плакал от зависти к землянам. Тот же Лобанов в два счета снял бы усилием
воли любую боль, залечил самую злую рану...
Побоище утихло, видимо, разогнанное пестунами. В кафе было пусто,
лишь двое пьяниц у стойки макали усы в поганый синтеконьяк.
Шатаясь, Ляхович, побрел в туалет. Беспокоили зубы: потрогал - нет,
вроде все в порядке, целы... Ну, ничего, еще одна такая заварушка, и буду
шепелявить. Вам бы самим работать в "Голконде", господа земляне!..
Войдя наконец в замызганный туалет, Пауль немного подобрел душой:
около умывальника возилась та самая блондинка. Задрав до пупа мятое,
залитое вином платьишко, она промывала ссадину под коленом - на сетчатых
колготках зияла огромная дыра... Рядом висела ее синтетическая шубка,
красная и косматая. Увидев Ляховича, девушка присвистнула:
- Ого! Кто это тебя так?.. Подожди, я сейчас!
- Не беда, потерпим... - Пауль через силу улыбнулся. - Между прочим,
здесь есть и зеленка, и вата. - Он открыл дверцу аптечки, подвешенной над
рукосушителем. - Дать?
- Ну, ты же и глазастый! - сказала она, принимая пузырек. - А я и не
заметила.
- Просто я тут работаю.
Блондинка смешливо фыркнула:
- Вышибалой, что ли? Хлипковат...
- Зачем? Механиком. Чиню видеоигры. Вот, межпланетную войну
разворотили твои друзья - чтобы, не дай бог, не сидел я без работы...
Она смазала ногу бриллиантовой зеленью. Потом, оправив платье,
повертелась перед зеркалом.
- Так, теперь и химчистка не поможет... трутень паршивый!
Пауля точно в спину ударили. И тут это слово! Откуда, почему, что оно
значит?..
- Кто трутень? Почему - трутень?
- Ну, вообще-то так нарков называют, но и психов тоже. А Санди этот -
точно больной на голову...
- Какой Санди? Мулат, что ли?
- Ну...
- А я думал, он друг твой. Ты его так защищала... - не своими губами
сказал Ляхович. Да, в новом значении, однако, живет словечко. И все-таки
при всем безобразии и обклеенном этикетками убожестве Нижнего города какое
счастье, что нет больше на планете Улья!..
- Просто не люблю, когда кучей одного бьют. Обязательно вступлюсь. А
насчет Санди - так околел бы он под забором! - сказала блондинка,
критически оглядывая со всех сторон свои ноги. - Ты мне и то больше
нравишься, даже с расквашенной мордой.
В груди у Пауля разлилось щекотное тепло.
- Может, выпьем чего-нибудь, если ты не спешишь? - неожиданно для
самого себя предложил он. Девушка без раздумий кивнула.
- Только не здесь, - уточнил Пауль. - Толстяк не любит, когда его
люди сидят в зале. Зайдем в "Монте-Карло" - это рядом, за углом...
- Тогда уж лучше к "Попугайчикам", - сказала она. "Волнистые
попугайчики" были заведением довольно высокого разряда, с комнатами на
ночь для случайных парочек; туда захаживали дорогостоящие "телефонные"
девицы со старшими сыновьями клана (разумеется, последние - в
гражданском). - Если у тебя мало денег, я заплачу, - без комплексов,
ладно?..
Пауль кивнул, чувствуя, что на лицо его просится блаженная улыбка.
Надо же, какая встреча, и где? В этом паскудном кафе, в тоскливой,
беспросветной зимней ночи! Как это?.. "Луч света в темном царстве..."
Появился шанс без особых усилий обрести подружку - недурную собой,
самостоятельную, вроде бы неглупую и достаточно чуткую.
На Земле, увы, ему так и не удалось по-настоящему сойтись ни с одной
женщиной. То есть были, конечно, любовные встречи, но очень нечастые и
главным образом с землянками определенного склада:
снисходительно-покорными, матерински терпеливыми... в основном намного
старше Пауля. Величественные матроны из сострадания ненадолго пригревали
бывшего трутня. Может быть, некоторые из них, в своей непоказной
жертвенности, и согласились бы стать сердечными подругами Ляховича на
долгие годы - но не выдерживал он сам. Рядом с этими богинями, с их почти
врачебной лаской, Пауль казался себе еще более слабым, безвольным и
истеричным, чем он был на самом деле.
На улицах было пустынно - в темное время по Нижнему городу старались
не ходить. Пылалось, вертелось и стреляло во все стороны разбегающимися
цепями лампочек зазывное убранство домов - пестрый хаос, созданные в
подражание земным торговым городам многовековой давности. Но если т а м
потребителю действительно предлагалось изобилие товаров и услуг, то
з д е с ь огненную россыпь слагали бессодержательные узоры и похвалы
немногим сомнительным изделиям, убогому сервису.
Скоро они уже сидели вдвоем за бутылкой поддельного, пахнувшего
нефтью "Курвуазье" в темноватом, тесноватом номере с пыльным фикусом и
помпонами на плюшевых шторах. (Ночь в "Попугайчиках" стоила безбожно
дорого именно благодаря стилю "ретро".)
Узнав, что новообретенный дружок провел годы на "параллельной"
планете, девица (ее звали Сильвией) не то впала в игриво-капризный тон, не
то вправду скуксилась:
- А-а, там у них клево, разные омоложения, а здесь хоть вывернись -
ничего, кроме вонючей косметики, от которой на коже язвы!..
- Кто же мешает? Давай на Землю, там всех принимают!
- Не хочу, - с хмельным упрямством мотнула она растрепанной головой.
- Пускай меня тут на нож посадят, не хо-чу!..
Пауль насторожился:
- Это еще почему?
- Да черт его знает... А зачем ты спрашиваешь? Вербовать, что ли,
собрался? Вербовщик?..
- Глупое название и неправильное. Никто никого не вербует. Да, я
проповедник, я могу предлагать, отвечать на вопросы, рассказывать о жизни
землян, но уговаривать или завлекать кого-то - зачем? Народу в Кругах
Обитания и так хватает...
- Ну, может, пригодимся для разных там опытов? Как кролики?
Ляхович снисходительно усмехнулся, решив, что сердиться тут пришлось
бы каждую секунду.
Девушка медленно встала, обошла вокруг столика.
- Ну, все, хватит дурью маяться! - Лукаво улыбаясь, Сильвия села
верхом на колени Пауля, обвила руками его шею. - А так на Земле - делают?
Проповедник только вздохнул.
- Вот именно, - назидательно сказала девушка, подбирая повыше платье.
- Между прочим, потому и не хочу на Землю, что там все слишком правильно,
как в школе. А тут я хоть и бедненькая, и грязненькая, да зато своя
собственная и делаю, что хочу!..
В конце концов их вещи были разбросаны по всей комнате; и сами они,
узнавая друг друга, побывали даже на подзеркальнике; и Сильвия уснула,
по-детски уткнувшись в грудь Пауля и доверчиво посапывая; а он лежал, чуть
дыша, боясь пошевелиться, хотя ему давно надо было бы встать, да и висок
будто железом припекали...
Забылся лишь под утро, но скоро его разбудила пронизывающая сырость.
Рядом не было никого; на улице дул мокрый ветер, слякоть сочилась в
комнату.
Вскочив, он дернул дверь санузла... Не было в номере Сильвии; не было
ни трогательных ее вещичек, отделанных машинным кружевом, валявшихся ночью
на креслах, ни сапожек со сбитыми каблучками. Остался лишь легкий запах
косметики, сладковато-щемящий, грустный.
Не было Сильвии; ни записки от нее, ни знака, ни следа.
Обхватив руками голову, Пауль глухо, обиженно застонал.
V
Син Тиеу встретил адъютанта, сидя у стола с пером в руках. Желтые
тигриные глаза его под выпуклым лбом смотрели тоскливо. Откозыряв по
уставу, Войцех присел на край жесткого стула. Более чем когда-либо
командир пугал Голембиовского - своей цельностью, непоколебимостью,
оливковым лицом-маской; скрытностью, недоступной европейцу; даже этой
звериной тоской, способной содержать любую угрозу. Но вместе с тем было
пронзительно жаль Сина. Как тогда, много-много лет назад, когда маленький
Войцех оставлял шоколадные конфеты для отцовского механика-водителя...
Юность Син Тиеу прошла в "колене Кришны", наследственном полку для
выходцев из Центральной и Южной Азии. Официальная пропаганда называла полк
большой семьей, твердила, что там царит братская любовь. На самом деле
"желтым" в колене присваивали родственные степени не выше
брата-наставника; все офицерство состояло из белых и отличалось редкостной
жестокостью. Син Тиеу терпел побои от белых "стопроцентных" клансменов,
чистил им сапоги, отдавал лучшую часть своего пайка и посылки из дома,
чтобы не забили насмерть... а может быть, делал и более постыдные, ранами
оставшиеся в памяти уступки развращенным негодяям. Позднее Самоан стал
прекрасным механиком-водителем танка, проявил незаурядный талант на уроках
стратегии. Это был тот редчайший случай, когда плебей мог бы сравняться по
рангу с родовитыми детьми "Стального ветра", получить степень старшего
сына или даже отца... если бы у плебея была белая кожа!
Впрочем, по меркам "колена Кришны", Сину и так безумно повезло. Его
взял личным механиком-водителем дядя, то есть заместитель начальника
колена, Станислав Голембиовский, по прозвищу пан Стась. Дядя, знаток
героических легенд, изображал магната времен Ягеллонов, носил лихо
закрученные усы, устраивал пиры со стрельбой из танковых орудий и
поминутно клялся честью шляхтича. Он всерьез полагал, что высшая награда
за усердие для любого из подчиненных - это кубок вина из "панских" рук: ну
а провинившимся не жалел зуботычин... Самоан испытал на своей шкуре даже
пряжку от офицерского ремня. Жалостливый сын и наследник пана Стася,
малолетний Войцех, залечивал бальзамом кровавые ссадины на плечах и на шее
механика - тайно, в самом дальнем сарае отцовского имения, потому что и
наследнику влетало под горячую руку... Терпя боль, Син не стонал и не
плакал. Лицо его всегда было неподвижно. Только в присутствии Войцеха едва
заметно теплел взгляд.
Когда Войцеху исполнилось семь, отец его умер вполне героической
смертью, отморозив спьяну обе ноги. Самоан вернулся рядовым в "желтое"
братство водителей средних танков. Единственной отрадой, светом в окошке
оставалась дружба Войцеха... Вероятно, никогда не вышел бы бедняга из
ничтожества, если бы не мятеж Дана Морриса.
Заключая договор с патриархами о совместном штурме Небесных гор,
Вольная Деревня поставила условие: командир экспедиции и его ближайшие
помощники будут тестированы земными методами. Обычай "Стального ветра" -
поручать самые ответственные посты и дела дряхлым штабным полководцам, кои
"заслужили" высокие ордена лишь тем, что удосужились прожить круглое число
лет - этот обычай землян не устраивал. Был объявлен конкурс. Узнав о нем,
Син Тиеу сам явился на компьютерные испытания - и был признан наилучшим
кандидатом в командиры штурмового отряда. Согласно договору Гизелла фон
Типельскирх немедленно утвердила "азиата" в этой должности, пожаловала
степенью старшего сына. Но и великая, неслыханная в истории Вальхаллы
удача не смягчила застарелой ненависти Син Тиеу, не залечила раны
памяти...
- Вот и все, старина, - сказал Самоан, бросая авторучку. - Завтра
утром кончатся твои мучения. Мы идем на столицу.
Войцех, давно ожидавший этих слов, тем не менее внутренне поежился.
Он, конечно же, был растроган, встретив в Вольной Деревне Самоана, с
которым расстался еще в студенческие годы, сбежав под гостеприимную сень
Улья. Но, когда после выпуска из школы агитаторов предложили
Голембиовскому стать адъютантом в штурмовом братстве Син Тиеу, велев при
этом помалкивать и не агитировать солдат, - бывший трутень крепко
призадумался. Значит, не доверяет Вольная Деревня желтокожему танкисту. И
не один "открытый диалог" на уме у дальновидных землян...
Затем с помощью вариаторов вероятности Син Тиеу благополучно "вскрыл"
горный бункер мятежников, а самого Дана Морриса в наручниках отправил на
суд Семьи. Но вместо того чтобы отдать приказ о возвращении вертолетов,
командир непонятным образом медлил. Братство которую неделю сидело в
бункере, наливалось спиртным. И вот - кажется, раскрываются карты...
- Ты знаешь, - как ни в чем не бывало сказал Син Тиеу, - сначала я
решил одно. Пугнуть достойных отцов ракетами. Ну, может быть, поразить
один-два города средней величины. Для острастки. Они бы не ответили
залпом. Они понимают, что Новый Асгард как на ладони. А мы здесь, под
толщей гор, неуязвимы. Но потом я понял: старуха побежит за помощью к
землянам. Мы останемся в дураках.
"Один-два города средней величины", - назойливо прозвучало в ушах у
Войцеха. Один-два города. Триста-четыреста тысяч сожженных заживо,
облученных, искалеченных, похороненных под развалинами. И он бы сделал
это, не моргнув, если бы счел полезным для своих целей. Один-два города...
Кошмарная какая психика, не европейская... Ерунда! Что, Гиммлер не
европеец? А полковник Тиббетс* - не англосакс по происхождению? Не в расе
дело... Тебе-то уж стыдно быть расистом, либерал, просвещенный человек!
_______________
* Т и б б е т с - командир самолета, сбросившего атомную бомбу
на Хиросиму.
...Тогда, много-много лет назад, студентом, Войцех давал Син Тиеу
читать Платона. Но давал и Макиавелли. Читал Самоан Ленина; но штудировал
и труды Мао Цзэдуна...
- Ничего бы ты не поразил, - для собственного успокоения сказал
Войцех. - Вольная Деревня..
И вдруг умолк, потому что понял, как глупо прозвучит эта фраза.
- Вот именно, - сказал командир. - Деревня и пальцем не шевельнет,
если старуха не побежит жаловаться... Право на самоопределение.
Невмешательство. Уважение к чужой истории. Они трубят об этом на каждом
шагу.
- Но... дали же они нам свои ВВ?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг