Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
                        8

     Храм Универсальной церкви они покинули около шести вечера.
     Снаружи было так холодно, что душа стыла в теле, как суп в плохом
термосе. Несмотря на это, неизменно корректные люди подходили к Пыляеву,
поздравляли, улыбались, трогали за руки и без злого умысла задевали
сломанные мизинцы, целовали Элку серыми губами, бережно обнимали Бориса
Карловича. Невозможно было определить, кто из них принадлежал к Союзу, кто
был просто безмозглой марионеткой, а кто наивно и честно полагал себя
"слугой народа". Мелькали галстуки, уши, часы, зубы, носы, проборы,
зрачки, очки, туфли, ноздревые фильтры.
     Эдика охватило жуткое по силе ощущение безысходности. Он рванулся было
выпить чего-нибудь в баре при часовне, но одноглазый Гена вежливо завернул
его, намекнув на жесткий график. Пыляев убеждался в том, что сбои в
запланированных программах Союза практически исключены. Следующим номером
был намечен банкет в поместье Хрусталя. Открыв холодильник в лимузине,
новобрачный утешился "Абу-Симбелом", слегка разбавленным водкой.
     Ровно в шесть кортеж убрался со стоянки храма. Эдик скорчился в
душноватом салоне, не обращая внимания на сидевшую рядом суку в
люминесцентной шкуре. Вид у нее был самый невинный. А он чувствовал себя
так, словно только что ему всучили в секс-шопе некачественный товар. В
свете проносящихся мимо фонарей люди казались безумными елочными игрушками.
Из приемника доносился неразборчивый скрежет индустриального джаза.
     Потом горящие фонари стали попадаться заметно реже. Впереди чернели
трущобы заброшенных районов. Заповедник люмпенов, а заодно -- карантинный
пояс. Территория нулевой ценности. Пыляев тихо приветствовал усиливающееся
разделение общества на прослойки не только в социальном отношении, но и в
пространстве. Эксперимент коммунистов по смешению сословий был
противоестественным и потому идиотским. Как всегда, все сводилось к насилию.
Миллионы людей оказались выброшенными из привычной среды и внедренными в
чуждую. В результате туповатых представителей рабоче-крестьянской массы
раздражал любой персонаж "в очках и шляпе", а остатки недобитой
интеллигенции чувствовали себя неуютно под прессом "гегемона" и приобрели
устойчивый комплекс неполноценности.
     Теперь передвижение из пригорода в центр наземным транспортом было
похоже на прорыв блокадного кольца. Когда-то Эдик с Вислюковым, возвращаясь
от девок по пьяной лавочке, сделали это вдвоем и без оружия, но затем машину
Пыляева пришлось отправлять в капитальный ремонт. Только протрезвев, Эдик
понял, как ему повезло -- чуть ли не первый раз в жизни. Наверное, дело
было в том, что рядом с ним находился патологически везучий человек и его
удачи хватило на двоих. С тех пор Эд больше не экспериментировал.
     К его разочарованию, Хрусталь тоже предпочел не рисковать. Молодожены
и гости выгрузились на посадочной площадке вертолетных такси, окруженной
серебристыми куполами спецназовских постов. Тут же околачивались рисковые
водители наземных тачек в ожидании клиентов победнее.
     Вертолет -- не реактивный лайнер, и все же... Эдик хотел заявить, что
не летает в принципе, однако сразу догадался: пощады не будет. Одно утешало:
в случае катастрофы Союзу придется поискать другого придурка на роль
самца-оплодотворителя.
     В салоне "сикорского" Пыляев еще разок припал к рюмке и поймал на
себе укоризненный взгляд Бориса Карловича. Мысленно послав тестя к черту,
Эдик отвернулся и стал смотреть в иллюминатор. Зрелище было поучительное;
оно наводило на возвышенные мысли о том, что все индивидуальные фобии -- в
сущности, пустяк и неизбежная закономерность на фоне тотального психоза.
     Слева проплыл косой конус пепельно-желтого света. Прожектор
полицейского вертолета последовательно выхватывал из темноты дымовые трубы,
полуразрушенные элеваторы, башни с ослепшими квадратными глазами-окошками,
ангары, фермы ржавеющих подъемных кранов... Огни горели и на земле, но лишь
кое-где. Сияющая галактика центра осталась позади. Внизу был космос "новых
диких". Те выползали на ночную охоту. Или "закинуться", если со жратвой и
марафетом все было в порядке. В нескольких местах бывший проспект был
перегорожен опрокинутыми троллейбусами. В боковых улицах передвигались тени.
Все было припорошено снегом и заковано в лед.
     Гигантский сборочный цех бывшего турбинного завода проплыл мимо, как
затонувший "Адмирал Нахимов", на котором резвились утопленники. Сквозь
дыры в крыше мерцал человеческий планктон. Судя по всему, сегодня там
"шаманили". Мощный инфразвук настиг и потряс вертолет. На мгновение Эд
ощутил, КАК теряют рассудок. Намек, всего несколько кадров из кошмара -- но
этого было достаточно. Его непомерно раздутое "эго" содрогнулось и сжалось
в дрожащий комок. Неправда, что жизнь страшна и болезненна; просто иногда
чертовски не хватает водки...
     Когда он разлепил непроизвольно захлопнувшиеся веки, под ним уже был
"грязный рай" -- квартал красных фонарей, пристанище опустившихся,
стареющих проституток и неизлечимых наркоманов, мекка одержимых тягой на
дно и последнее убежище "заказанных". Здесь действовал мораторий на
убийства -- круглый год, кроме ночи Рождества Христова. Рои фар и костры из
чадящих покрышек обозначали базы байкеров-вайлдов, поделивших окраины на
зоны влияния.
     Тем временем в салоне вертолета разливали по бокалам шампанское.
Пыляев отказался; этого никто не заметил, кроме Элеоноры. Она поглаживала
его по руке, словно хотела успокоить. Он уже успокоился. Иногда ему
становилось невероятно легко -- когда казалось, что самое худшее уже
произошло. А тут к его услугам была целая пастораль упадка. Он до краев
упился гнусным настроением эпохи, случайно уловил направление
отупляюще-агрессивного потока массового сознания...
     Выбора нет; никуда не денешься, что бы ты ни предпочел -- мертвую
стерильность подчинившихся системе или непрерывную агонию "отвязанных". В
любой момент ты можешь отправиться в свободное падение, но должен знать,
что оно наверняка будет последним. У неизлечимо больных на это обычно
не хватает сил...
     Пока Эдик извлекал из взрыхленного мозгового мусора и заново
разжевывал высохшую жвачку подобных мыслеощущений, внизу появился другой
полицейский кордон, за ним -- аккуратные фермы, высасывающие оскудевшее
вымя дойной коровы плодородия, и наконец самая чистая и престижная зона
в радиусе двухсот километров от города. Притоны респектабельности; рассадники
чести и совести; виллы искупивших грехи отцов; усадьбы Тех, Кто Знает,
Куда Мы Идем. Сверху они казались такими незыблемыми и прочными, будто их
фундаменты достигали центра Земли.
     "Странный мы народ, -- думал Эдик. -- Взять каждого в отдельности --
умен, образован, смел, силен, свободолюбив и обладает обостренным чувством
справедливости. Короче говоря, почти гений -- без всякой вонючей евгеники.
Идеальный экземпляр для заповедника под названием "демократия"... Однако
все вместе мы составляем тупое, трусливое и легкоуправляемое стадо овечек,
которое пассивно отдается любому, сколь-нибудь наглому барану. Может быть,
мы слишком умны? Может быть, нам лучше немного отупеть -- во имя
восстановления оптимального баланса личности и общества?.."
     И ему вдруг действительно захотелось стать милым, наивным и глуповатым,
как комнатная собачка. Кроме того, не мешало бы научиться вилять хвостом...
                        *    *    *
     Дом Бориса Карловича утопал в радужном сиянии. В спектре преобладало
зеленое свечение фитотрона. Рядом с домом виднелось остекленевшее озеро. На
стоянке выстроилась добрая сотня машин. При появлении вертолетов
муравейник у входа пришел в движение. Пыляев с радостью почуял, что
попахивает грандиозной пьянкой. Тем лучше -- легче будет затеряться в
толпе. Он до сих пор чувствовал себя простейшим организмом под микроскопом.
     Он вылез из вертолета, вглядываясь в толпу. Гена и лысый незаметно
для всех подталкивали его сзади. Несколько человек вскинули руки в
традиционном приветственном жесте "хай живэ". "Наци!" -- подумал Эдик
с легким разочарованием, но тут же ему навстречу выдвинулся темнолицый
узкоглазый старик в европейском костюме и зачирикал по-тибетски.
     Пыляев не сразу понял, что старик слеп. У того начисто отсутствовали
зрачки; поэтому глаза казались отверстиями в обтянутом кожей террариуме.
Внутри террариума что-то ползало.
     Судя по всему, дедушка пользовался тут немалым авторитетом. Борис
Карлович прислушивался к его щебету, затаив дыхание. Потом широкоплечие
мальчики подхватили слепца под локти и внесли в дом.
     Невидимый оркестр заиграл что-то невыносимо помпезное. Появление
парочки молодых вызвало утробный вой. Жертва на алтарь эксперимента была
принята с благодарностью.
     Раздался нарастающий гул. Несколько взрывов слились в один. Небо
опрокинулось и стало светло-серым, как заснеженное поле. Эдик вздрогнул
от неожиданности. Его охватил восторг последнего разрушения. Он подумал,
что началась долгожданная война.
     Неестественное свечение жутким образом выскоблило лица. Несколько
секунд тишины... Россыпи тускнеющих звезд... Облегченный женский смех...
Толпа у входа восторженно завизжала.
     Это был всего лишь праздничный фейерверк.

                        9

     Через минуту фейерверк иссяк, отгремел; кончился метеорный дождь, но
осталось зеленое свечение фитотрона в восточной стороне неба, внушавшее
неясную тревогу, будто там восходила луна кошмаров. Громада дома закрывала
источник света, однако все вокруг приобрело какой-то аквариумный вид. Тополя
торчали жуткими черными башнями. Настоящая луна уже взошла, висела высоко на
юге, чтобы никто не усомнился в реальности происходящего, -- миллионолетняя
монета на бесплотном бархате, выпадающая всегда одной и той же стороной.
Воздух, набитый стеклянным крошевом мороза, казался тяжелым и вязким.
     Вертолеты взлетели, подняв скоротечную метель над озером. Из-за белой
пелены показались темные будки, похожие на собачьи. Потом Эд догадался,
что это были лебединые домики, заброшенные с осени и основательно вмерзшие
в лед.
     На газоне перед домом вполне поместилось бы поле для соккера. За
отодвинутым на полкилометра решетчатым забором затевалась какая-то возня.
У границы частного владения скопилось с десяток легковых автомобилей и
микроавтобусов. Туда же направлялись охранники Хрусталя в форменных
куртках. Кто-то хрипел в мегафон. Скрещивались лучи фар и ручных фонарей.
Папарацци долго не сдавались. Завыла полицейская сирена. Оркестр играл
что-то легкое...
     Эдик на живом примере усвоил, что никому не удается отодвинуть
истеричное окружение так далеко, как хотелось бы. Он и не подозревал, что
присутствовал на открытии затяжного сезона охоты. Вялой охоты, которая будет
периодически активизироваться в течение полутора десятков лет. Сейчас
"охотились" на него и на его еще не родившегося сына.
     Невозмутимый Борис Карлович и Элеонора втащили его на буксире в
светское общество. На некоторое время он оказался в фокусе внимания. Эдик
пожимал холодные лапки, имевшие фактуру гниющих водорослей, и пялился на
бриллианты, совершенство которых оттеняло уродство морщинистых шей. Имена
и титулы пришлось пропустить мимо ушей. Ему отчаянно хотелось в сортир, пока
его представляли пузатым дядькам, похожим на пингвинов, и фарфоровым бабам,
истекавшим сладкой патокой. И от первых, и от вторых начинали ныть зубы.
Настроение слегка улучшилось, когда он разглядел среди золотой молодежи
очень даже стильных цыпочек. Кто-то тонко и едко прошелся по поводу его
опусов. Эдик не обиделся. Он даже похихикал за компанию. Сам-то он прекрасно
знал цену своей писанине.
     Потом отец новобрачной разразился торжественной речью минут на десять.
Надо признать, "адвокат" мог бы расстрогать и каменную статую. Аплодисменты,
шампанское (кстати, какое предельное давление выдерживает мочевой пузырь?),
цветы, подарки. Хрусталь преподнес парочке официальную бумагу -- десять
степеней защиты и запирающаяся рамка с секретом. Для стороннего глаза это,
должно быть, выглядело как сюрприз. Эдик криво ухмылялся, рассматривая свое
имя, отпечатанное на бланке Департамента демографии. В графе "дети" стояло:
1 (один) ребенок. Таким образом, на сорок первом году жизни он наконец
получил разрешение на 1 (одну) эякуляцию с последствиями.
     Лично Пыляеву был вручен символический ключ от океанской яхты
водоизмещением триста тонн (порт приписки -- Ялта). "Как ты ее
назовешь?" -- спросила Эллочка, прижимаясь к нему с кошачьей грацией. "Веры
больше нет", -- мрачно буркнул Эдик. Он огляделся по сторонам в поисках
урны. Не найдя ничего подходящего и засунув ключ поглубже, он начал методично
напиваться до состояния приятного безразличия.
     Среди многочисленных физиономий было несколько узнаваемых, часто
мелькавших на страницах газет и телеэеранов. Звездные личности старательно
избегали близких контактов. Эдик решил подождать момента, когда воцарится
броуновское движение. На некоторое время он оказался предоставленным самому
себе. Глаза и Лысого нигде не было видно -- похоже, их оставили снаружи,
чтобы не пугали своими рожами слабонервных гостей.
     Аперитив... Пыляев, похожий на больного эскимоса, дрейфовал между
ходячими айсбергами. Солидная публика явно отторгала его, как чужеродный
орган. В конце концов он прибился к стойке импровизированного бара,
устроенного в углу огромного зала. Здесь было потеплее, и свет люстр не так
сильно резал глаза.
     Кто-то положил ему руку на плечо. Низкий женский голос предложил
выпить вместе. Эдик уже и не рассчитывал на столь легкое общение с
аборигенами. Оказалось, что его взяла на абордаж красотка неопределенного
возраста, зачехленная во что-то пенообразное. Местная Афродита. Он не помнил,
видел ли ее раньше и знакомили ли его с ней.
     У нее было малоподвижное лицо с металлическим отливом и фиолетовый
язык -- как у собаки породы чау-чау. Эд нашел это пикантным. Под носом и
подбородком женщины лежали зловещие серые тени. Пока он ее разглядывал, она
заказала ему коньяк, а сама пила "кровавую Мэри". Кровавейшую. Вряд ли в
ее бокале было больше двадцати капель водки.
     Эдик произвел предварительную оценку рельефа. На глазок обмеры
приближались к 90--60--90. Все это совершенство балансировало на
двенадцатисантиметровых каблуках.
     -- Вы мне нравитесь, Эдик, -- сообщила свинцоволикая доверительным
тоном. -- Я всегда считала, что моей дочери нужен зрелый мужчина. И,
желательно, не из нашего круга.
     Сквозь стеклянную стенку бокала он увидел ее ладонь без линий. Чтобы
проверить свою догадку, он предложил даме сигарету и, отведя руку, заставил
ее низко наклониться. Она отшатнулась, когда он поднес зажигалку слишком
близко к ее лицу, но ему хватило мгновения. Под воздействием тепла
тончайший материал приобрел прозрачность. На щеке женщины появилось пятно,
похожее на родимое. На самом деле это место было покрыто сетью морщин.
     Косметическая маска и косметические перчатки -- находка для старушек,
окончательно выживших из ума. Вот это действительно была кошмарная старость!
Эдик будто заглянул под кожный покров свежего трупа и увидел симпатичную
мозаику из личинок. Он понял, почему глаза женщины кажутся глубоко
посаженными. Белки были грязно-желтыми, залитыми гноем, зато вставные
зубы -- идеально ровными и белыми. Очень жаль, что Эдик не был
геронтофилом!..
     Как выяснилось, они оба использовали ситуацию. Прикуривая, женщина
незаметно для окружающих сунула ему во внутренний карман какой-то конверт.
     -- Благодарю за доверие, -- сказал Эд, проглотив смесь коньяка и
выделившейся слюны. -- А что дальше?
     -- Зачем ты влез в это, кретин?
     -- Во что именно? -- Пыляев старательно и без особого напряжения
изображал тупицу. Он не исключал возможности провокации или дурацкого
розыгрыша.
     -- Хватит паясничать. Эпилятором давно пользовался?
     -- Не понял.
     Она ловко вставила свою ладонь между его грудью и левым предплечьем и
надавила кончиками пальцев. Он почувствовал неожиданную жгучую боль
подмышкой. Ему пришлось расстегнуть сорочку и нащупать над ребрами
небольшую опухоль на коже -- в виде эмблемы Союза. Точно такую же, как
у Элеоноры, только свежую. Бармен делал вид, что ничего не замечает.
     -- Какого черта?! -- сказал Эдик, уязвленный тем, что его без спроса
клеймили, уподобив таким образом домашней скотине. Или, лучше сказать,
производителю. -- Когда он успел?
     -- Он -- это Борис Карлович? О, сучий потрох и не такое успевает!
Надеюсь, понимаешь, что это значит? Любая независимая медкомиссия признает
тебя сам знаешь кем. Теперь ты его до гроба. Весь, с потрохами.
     -- Может, мне перейти на твою сторону? -- спросил он, придвигаясь к ней
и улыбаясь с видом профессионального кровосмесителя.
     -- Меня ты интересуешь лишь в качестве клоуна. Да и то -- временно.
     -- Климакс? -- он сочувственно выдвинул нижнюю губу.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг