- А он что?
- А он: я-де командирован, дабы вас, русских, учить. А я ему говорю:
первое, сударь, извольте по ранжиру стоять, яко вам, подпрапорщику, предо
мною, порутчиком, надлежит. А буде замечу, что без дела служителям придиры
чинить будете, не донесу по начальству, а просто морду побью.
- И то дело, - сказал Кожин, рассмеявшись. - Слушай, Федя, да, чур,
молчок. После консилии князь мне грозился, якобы заарестовать меня
сбирается. Опять я с ним лаялся... Не простое это дело, Федя, немало он
здесь людей поморил, а теперь остальных к черту в зубы ведет. А около него
все собрались шкуры продажные: Званский, да Економов, да его братья
черкесы... Знаю, заарестует он меня да напраслины возведет. Только я того
ждать не буду. Кибитка у меня запряжена, махну-ка я, Федя, друг, к
государю да и доложу с глазу на глаз: может, удастся войско не сгубить, не
отправить в Хиву...
Федор задумался. Потом молча пожал Кожину руку.
О самовольном отъезде Кожина Бекович немедленно, срочно и секретно
написал царю, возводя на строптивца всяческие обвинения. А генеральному
прокурору Василию Зотову, сыну "всешутейшего князь-папы", написал
откровеннее: "Порутчик Кожин взбесился не яко человек, но яко бестие..."
Загоняя по дороге лошадей, Кожин примчался в Петербург. Хотел обо всем
доложить царю, добиться изменения планов экспедиции. Еще с дороги писал он
царю и генерал-адмиралу Апраксину: "Выступить в поход - значит погубить
отряд, так как время упоздано, в степях сильные жары и нет кормов конских;
к тому же Хивинцы и Бухарцы примут Русских враждебно".
Но до царя Кожин не добрался. За отлучку от должности и самовольный
въезд без надобности в столицу был он задержан.
Судили его военной коллегией, и только много позже, когда ход событий
подтвердил, что прав был поручик Кожин, выпустили его.
Никому не ведомо, что сталось впоследствии с этим человеком.
4. НЕДОБРОЕ НАЧАЛО. - ПЕСКИ, БЕЗВОДЬЕ. - СТЫЧКИ У АЙБУГИРА. -
ЗНАМЕНИЕ НЕБЕС. - ХАН ШИРГАЗЫ ПРИНИМАЕТ В ПОДАРОК ИЗДЕЛИЕ
СЛАВНОГО МАСТЕРА ЖАНТО, НО ПРОЧИМИ ПОДАРКАМИ НЕДОВОЛЕН. -
БЕЗРАССУДНЫЙ ПОСТУПОК КНЯЗЯ ЧЕРКАССКОГО. - "ТЫ, СОБАКА,
ИЗМЕНИВШИЙ ИСЛАМУ..." - ГИБЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ
...А сколько с ним было людей, и что там делалось, и
как он сам пропал и людей потерял, тому находится после
сея дневныя записки в приложениях обстоятельное известие.
"Журнал Петра I". Запись о Бековиче
В Гурьев стягивались полки, прибывали обозы и пополнения. Туда же
отплыл из Астрахани князь Бекович.
Княгиня Марфа Борисовна с детьми провожала его Волгой до моря; за
флотилией шел под парусом рыбачий баркас, чтобы отвезти княгиню обратно.
Погода портилась, низовой ветер гнал встречь течению сильную волну.
Князь, попрощавшись с женой и детьми, долго смотрел, как убегал,
уменьшаясь, белый треугольник паруса.
Клубились тучи над Волгой, выл в снастях порывистый ветер. Тяжелые
предчувствия охватили князя.
А вскоре в Гурьев пришла недобрая весть: княгиня с дочками погибла в
разбушевавшейся Волге; удалось спасти только мальчика...
На людях князь свое горе но выказывал. Но оторопь взяла бы того, кто
подглядел бы невзначай, как сидит он один в своей палатке и смотрит,
смотрит в одну точку обреченным взглядом...
Гарнизоны Тюб-Караганской и Красноводской крепостей требовали
подкреплений. Из-за нехватки воды, от жары и дурной пиши там пошли многие
болезни, и к маю в крепостях осталась в живых лишь половина людей. Похоже
было, что сбываются предсказания поручика Кожина...
А людей и здесь, в Гурьеве, не хватало. Князь послал к калмыцкому
Аюк-хану, требуя у него люден для своего отряда. Хитрый Аюк-хан не
отказал, но прислал всего десяток людей с проводником Манглы-Кашкаем. А
сам тайно послал гонца в Хиву, к хану Ширгазы, с доносом о составе
экспедиции. Знал Аюк-хан, что ласкового жеребенка поят молоком две
кобылицы...
В конце мая 1717 года Бекович выступил из Гурьева и по новой дороге,
знакомой Манглы-Кашкаю, двинулся на восток, к Хиве. Несмотря на
пополнение, отряд насчитывал всего 2200 человек.
Дорога вначале оказалась хорошей, вода и конский корм были в изобилии.
Делая километров по пятнадцати в сутки, за неделю караван дошел
солончаками до реки Эмбы. Двое суток отдыхали, ладили плоты,
переправлялись.
За Эмбой начались пески. За урочищем Богату вышли на караванную тропу,
по ней добрались со многими муками до берегов голубого, не похожего на
Каспий, Аральского моря.
Долго тянулись берегом. Во время одной из стоянок, у колодца Чильдан,
ночью исчезли люди Аюк-хана. Одни ушли назад, домой, а иные, с вожаком
Манглы-Кашкаем, - вперед, к Хиве, с доносом к Ширгазы-хану.
Снова во главе каравана стал Ходжа Нефес. Люди изнывали от жары, от
безводья. Пески, пески - конца не видно. Не всегда удавалось в один
переход пройти от колодца к колодцу. Медленно двигался о гряд навстречу
гибели...
Федору Матвееву поход давался трудно. Телом он был крепок, жару
переносил лучше иных, но его донимали мрачные предчувствия. Никому не
рассказывал Федор о своей последней беседе с Кожиным, но резкие, горечью
облитые слова поручика не шли из головы...
Внешне он держался хорошо. Подбадривал усталых, на привалах особым
чутьем находил места, где удавалось, вырыв неглубокий колодец, добыть
солоноватую воду.
Из-за воды получилось новое столкновение с немцем Вегнером.
После тяжелого безводного перехода отряд добрался как-то до обильного
колодца. Матвеев был дежурным по стоянке и следил, чтобы в толпе
обезумевших от жажды людей был хоть какой порядок. В первую очередь надо
было напоить пехотинцев, больше других истомленных переходом.
Расталкивая лошадиной грудью толпу, Вегнер подъехал к колодцу и
соскочил на землю.
- Эй, зольдат! - крикнул он пожилому пехотинцу. - Давай вода! Ливай на
моя лошадь, ему жарко!
Солдат с кожаным ведром, только что вытянутым из колодца на волосяном
туркменском, аркане, сделал было шаг к Вегнеру.
- Назад, Веденеев! - закричал Федор. - Велено тебе свою артель поить -
сполняй без ослушания!
- Я полагал, поручик, благородный официр должен вода иметь раньше
грязный зольдат, - сказал Вегнер.
- Пока пеших не напоят, конным всех званий ждать! - отрезал Федор. -
Извольте идти к своему регименту.
- Ви не моя командир! - заносчиво воскликнул немец. - Ви много себя
взял!
Оскользаясь по раскисшей от пролитой воды глине, Федор шагнул к
Вегнеру. Увидев его перекошенное от злости лицо, немец вскочил на лошадь,
поспешно отъехал.
Вечером Федора вызвали к князю: немец нажаловался, что-де поручик
Матвеев его, Вегнера, грозился убить до смерти.
Князь выговаривал вяло: видно, делая внушение Федору, думал о чем-то
другом, более важном...
Уже недалеко была Хива - считанные дни оставались. Уже отряд добрался
до озера Айбугир.
Когда готовили экспедицию, полагали, что Ширгазы-хан слаб, боится своих
подданных и обрадуется предложению русской военной помощи. Года два назад
это было верно; но организация похода затянулась надолго, и теперь, в 1717
году, Ширгазы, жестоко подавивший восстание в ханстве, был силен как
никогда. И теперь, когда к Хиве подступал русский отряд, хану захотелось
еще раз показать недругам свою силу.
Поэтому однажды утром хивинская конница, размахивая кривыми
саблями-клычами и оглашая степь боевыми криками, налетела из-за приозерных
бугров на русский лагерь.
Взять налетом не удалось: лагерь был укреплен вагенбургом - ограждением
из повозок - и часовые были бдительны. Хивинцам пришлось спешиться и
залечь. Перестрелка продолжалась до вечера, а за ночь отряд укрепил
позиции.
С трех сторон лагерь обвели рвом и земляным валом; сзади была
естественная защита - озеро, заросшее густым камышом. Камыш пригодился: из
него вязали фашины для укрытия батарей.
Наутро двадцатитысячное войско - десять на одного - под началом самого
Ширгазы обложило лагерь.
Двое суток шла осада. Но русские пушки били безотказно, ядер и зелья
хватало, вода под рукой - было чем охлаждать раскаленные стволы. Каждый
приступ хивинцев сопровождался большими потерями. Хотя отряд Бековича был
изнурен тяжелым походом, люди дрались отважно. Теперь, по крайней мере,
все было ясно: надо воевать.
Ширгазы понял: силой не взять, надо идти на хитрость. И, к недоумению
русских, хивинское войско за ночь исчезло, будто и не было его никогда. В
степи воцарилась тишина...
День прошел в напряженном ожидании, а под вечер к лагерю подъехал
ханский посол Ишим Ходжа, в дорогом халате, в зеленой чалме, с красной,
крашенной хной бородкой. Он почтительно объяснил князю, что нападение было
ослушное, без ханского ведома, что хан уже велел за то снять кому следует
голову, а князя зовет к себе хан на совет, на мир и любовь.
Бекович послал к хану из своего отряда татарина Усейнова, чтобы
передал: едет-де князь царским послом от белого царя с грамотами и многими
подарками и что от того посольства будут хану превеликие выгоды.
Ширгазы Усейнова принял, велел передать, что даст ответ,
посоветовавшись со своими начальными людьми.
И в самом деле, не обманул - советовался. Решили: напрасно отошли от
Айбугира; войска у князя мало, еще рано переходить на хитрость.
И снова у айбугирских укреплений засверкали кривые клинки хивинской
конницы, полетели тонкие стрелы и глиняные, облитые свинцом мултучные
пули. Снова окуталась степь черным пороховым дымом: пушкари Бековича,
прошедшие школу шведской войны, били прицельно.
Отбив хивинцев, опять послал Бекович Усейнова к хану - требовать
объяснений в вероломстве.
И опять Ширгазы объявил, что нападали без его, ханского, ведома, что
виновные в том нападении уже схвачены и казнены: кто просто смертью, а кто
похуже смерти.
Для переговоров к Бековичу выслали Колумбая и Назар Ходжу, людей зело
сановных и приятных в обхождении. Послы на все русские предложения дали
полное согласие, и на другой день Бекович сам выехал в ханскую ставку для
переговоров.
Хан принял князя приветливо, подтвердил все, что давеча обещал
Колумбай. Обещал срыть плотины своими людьми, обещал быть царю Петру
младшим братом, обещал мир и любовь и на том целовал царскую грамоту.
День был ясный, жаркое солнце палило немилосердно, и вдруг недвижный
воздух чуть всколыхнулся, подул легкий ветерок.
Завыли собаки, беспокойно ржали кони, а хивинские бараны, взятые с
собой ханским войском для еды, жалобно мекая, жались друг к другу.
На краю солнечного диска появилась черная ущербина, она быстро росла,
наползала на солнце... Стемнело. В небе проявились звезды...
Хивинцы забили в бубны и накры, стучали чем можно, чтобы отогнать злых
джиннов, покушавшихся сожрать солнце.
Ширгазы встревожился: к добру ли такое знамение небес в час подписания
договора с белым царем?
Старый мулла в зеленой чалме, поднявшись на цыпочки, дотянулся козлиной
бородкой до заросшего волосами уха огромного Ширгазы, показал скрюченным
пальцем на затменное светило, шепнул:
- Видишь ли знамение, великий победитель?
- Вижу, - недовольно буркнул хан.
- А видишь, что знамение имеет вид двурогой луны? То значит - слава
ислама затмит славу неверных!
Хан успокоился. Когда затмение кончилось, с легким сердцем принял
подарки белого царя.
Осмотр подарков продолжался до вечера.
Федор, как и все сопровождавшие князя офицеры, успел смыть с себя
пороховую копоть и переодеться в изрядно помятый парадный форменный
кафтан. С улыбкой смотрел он, как с большой телеги, запряженной
верблюдами, сняли бесформенный куль, обвернутый многими кошмами. Долго
разматывали веревки, скреплявшие войлоки, - было веревок сажен с
пятьдесят.
Разбросали кошмы, и глазам хивинцев предстала белая с золотом карета -
изящное изделие славного мастера Жанто. В стеклах кареты, как в зеркале,
отразились синее небо, желтый песок и ярко-полосатые хивинские халаты.
Хан, изменив своей степенности, обошел вокруг кареты. Бекович сделал
знак, и Федор открыл дверцы, опустил откидные ступеньки. Ширгазы с
любопытством заглянул внутрь и несмело погладил часто стеганные белые
шелковые подушки, расшитые золотыми лилиями.
Четыре драгуна подвели четырех серых фрисландских коней в богатой
упряжке и запрягли в карету. Хоть кони и исхудали за дорогу от непривычной
жары и малого корму, но на хивинцев - страстных лошадников - про извели
сильное впечатление. Стройные хивинские и текинские красавцы казались
жеребятами рядом с огромными фрисландцами.
- Економов, переведи, - приказал князь и, обратившись к Ширгазы,
сказал, указав на Федора: - Сей офицер был государем нарочно во Францию к
королю Людовику спосылан, дабы сей дар ханскому величеству поднести.
Судите сами, ваше ханское величество, о наших мирных намерениях: стали бы
мы, на вас войной идучи, класть такие труды, дабы за тысячи верст сие
нежное строение бережно довезть?
Хан выслушал перевод и, подумав, ответил:
- Сомнения в дружбе старшего брата нашего Петра были нам чужды. Прошу
предать забвению бывшие огорчения. А молодого юзбаши [буквально:
стоголовый, то есть командир сотни], ездившего за столь богатым даром в
далекий Франгистан, мы наградим особо!
Начали смотреть другие подарки - дело пошло хуже. Хан все осматривал с
великим вниманием. Щупал и прикидывал на руку штуки тонких цветных сукон.
- Сукна царь посылал цельные, а за дорогу, видно, поменьше стали, -
сказал он вполголоса Колумбаю.
Его подозрительность увеличивалась.
Дары малые и вдобавок драные. "Обманывают, - решил он. - А карета и
кони хороши, да не в насмешку ли присланы? Где я буду по нашим пескам
ездить в ней?.."
Хан не оказал перед Бековичем подозрений и вместе с ним, конь о конь,
двинулся к Хиве. За ними ехала ханская свита, а дальше с песнями шел
приободрившийся отряд.
Чуть не доезжая Хивы, у речки Порсугань, хан со своим войском
расположился лагерем на отдых; неподалеку раскинулись русские палатки. Сам
Бекович с князем Самоновым был гостем в ханском шатре.
За ужином хан объяснил Бековичу, что разместить в Хиве весь русский
отряд невозможно: не хватит еды, а пока подвезут, пройдет много времени.
Конечно, если у князя большие запасы провианта, дело другое...
А с провиантом у Бековича было худо. И хан предложил князю разделить
отряд на пять частей и разместить по пяти городам. Обещал хороший корм и
жилье. Князю и ближним его предложил гостеприимство в самой Хиве.
Трудно понять, почему Бекович принял это опасное предложение. Может
быть, уверился князь в том, что Ширгазы напугался русской артиллерии в
схватках у Айбугира. А может быть, был князь в состоянии обреченности,
когда не думают...
Решение Бековича офицеры приняли с сомнением. Хотя смутьяна Кожина и не
было, многие вспомнили его возбужденные речи.
Федор Матвеев горячился:
- Эх, друг Саша, как в воду смотрел! Не верю я, чтоб у хана припасов
кормежных не было. И как князь, сего не проверив, согласился?
В пять сторон от речки Порсугань разошлись с проводниками-хивинцами
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг