работали, выплевывая коричневую, расползающуюся по склонам
лаву.
Не знаю, почему я вспомнил, как мы когда-то летели с Анд-
рей в аэропоезде и я признался ей... Не знаю, по какой ассо-
циации это всплыло в памяти. Хватит. Ни к чему эти воспоми-
нания...
Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теп-
лона. А потом я увидел его.
С непостижимой быстротой передо мной вырастала черная
стена. Рука невольно, сама собой потянулась к поворотному
манипулятору. Я отдернул руку и заставил себя думать о
чем-нибудь другом, постороннем.
Ну, вот, например: почему в прошлом веке летчики русской
авиации называли прозрачный решетчатый передок кабины стран-
ным словом "моссельпром"? Я вычитал об этом в старой книге о
войне. "Моссельпром". Может, какое-то старославянское слово?
Черным-черно вокруг. Нет никакого смысла в прозрачном
пластике моего "моссельпрома". И я включил инфраэкран.
"Вспомни, - сказал я себе, - вспомни, как вы с Робином
напоролись тогда, много лет назад, на космических призраков.
Тогда было страшней. Безусловно страшней. Страшнее призраков
нет ничего".
Так говорил я себе, глядя во все глаза на стену теплона,
представшую передо мной как бы в разрезе. Гигантскими змеями
свивались в дьявольский клубок многоцветные жгуты - от голу-
боватого до неистово красного, - я знал, что это были струи
газовых смешений, но не мог отделаться от ощущения, что они
живые...
Запищал радиовызов. Я коротко ответил Рэю: "Вхожу в теп-
лон".
Приборы показывали движение и фронт теплона, и я направил
машину под острым углом к его направлению.
Сильно качнуло, бросило вниз. Я закрыл на миг глаза,
представив себе, как бешеные жгуты обвивают машину. Ну, будь
что будет...
Самолет выровнялся. Будто плавная морская волна его подх-
ватила, и он пошел на гребне этой волны... А вернее, он шел
длинной спиралью, как бы ввинчиваясь в огненную карусель,
шел вместе с теплоном, слившись с ним. Да, черт возьми,
слившись с теплоном, а не противодействуя ему.
Я знал, что металл с самоуправляющейся структурой выдер-
живает страшную температуру теплона, но все же было не по
себе. Мне было трудно дышать. Воздух в кабине накалился. Что
это, не справляются охладители или просто... просто пляска
огня на экране действовала на меня таким образом, чисто пси-
хологически? Я выключил инфра-экран. Но спустя минуту или
две включил снова. Пусть лучше будет перед глазами огненный
хаос, чем эта жуткая чернота, совсем не похожая на спокой-
ную, привычную черноту космоса.
Радиосвязь была прервана. Да, собственно, мне и нечего
было докладывать: приборы исправно делали свое дело, записы-
вали информацию.
Все же я выдержал программу до конца, до последней, двад-
цатой минуты. Я начал выводить машину из потока и убедился,
что теплон не намерен ее выпустить. Я очень старался сохра-
нить хладнокровие. Я прямо-таки чувствовал, как ходят по
корпусу самолета волны напряжений под ударами вихрей. Машину
трясло и бросало, она проваливалась и крутилась, но все же
ей было не так плохо, как мне.
Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль оста-
лась: не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не
поддаться, и надо выжать полную скорость. Может, удастся на
полной скорости вырваться из этого ада...
Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на рем-
нях без сознания. Но, когда я очнулся, огненных вихрей на
экране не было, по нему плыли спокойные, темно-розовые вол-
ны. Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, вык-
лючил экран. В низком небе клубились бурые облака, обычные,
родные...
Вырвался, значит!
Но куда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с
рулем, намертво положенным влево, машина описала огромную
кривую...
Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было за-
ложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. "Ну
что? Алексей, ну что?! Ты вышел?.." - "Да, - заговорил я,
почти не слыша собственного голоса, - вышел из теплона...
Что?.. Еще не знаю... Сейчас определюсь..."
Но определяться особенно не требовалось. Я сразу понял,
что подхожу с юго-юго-востока к Плато Сгоревшего Спутника.
Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился
и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходи-
мо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под нога-
ми твердую, надежную землю.
Я посадил машину на краю желтого разлива кустарника, не-
подалеку от ползущего комбайна, и вылез из кабины.
В кустарнике было полутемно - так плотно смыкались над
головой густые мохнатые ветви. Я лежал, прислонясь спиной к
сплетению желто-серых стволов. Прямо передо мной, пригибая
ветку, висели два продолговатых плода - новая мутация вене-
рианской дыни. Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы
в прохладную сочную мякоть...
Поблизости заурчал мотор комбайна. Заколыхались ветви,
кто-то ходил в кустарнике. Не хотелось подавать голос. Нап-
ряжение еще не отпустило меня.
Комбайнер, должно быть, прошел к самолету. Обнаружив отк-
рытый люк, он, конечно, пойдет искать пилота. Я устало зак-
рыл глаза.
А когда открыл их, то увидел фигуру в скафандре. Комбай-
нер наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством...
Это была Олив. Ее губы зашевелились, я услышал в шлемофо-
нах ее низкий голос:
- С тобой что-нибудь случилось, Алексей?
- Нет, - сказал я. - Просто немного устал.
- А я всполошилась, вижу, сел самолет, а пилота не видно.
Может, позвать врача? Тут недалеко станция.
- Ничего не нужно. Олив. Теперь уже хорошо... Еще бы вот
кусочек дыни съесть...
- Сейчас. - Она вытащила из ножен у пояса короткий нож и
срезала один из плодов.
Я засмеялся:
- Как же я буду есть в скафандре?
Олив пристально посмотрела на меня. "А ты не пробовал?"
Ее менто было отчетливым, но я усомнился, правильно ли
понял. Уж очень странный вопрос...
Она села передо мной. Переключила регулятор давления в
скафандре. Подождала - какое-то непонятное, отрешенное спо-
койствие было в ее глазах. А потом - потом произошло неверо-
ятное.
Неторопливо она освободила шейные замки гермошлема... так
же неторопливо сняла его, обыкновенным женским движением
поправила волосы...
Я оторопел. Да полно, уж не снится ли мне это?..
Шлем лежал рядом, я мог потрогать его. Олив глубоко
вздохнула и, медленно выпустив воздух, сразу сделала новый
вдох. Затем вырезала из дыни ломтик, впилась крупными белыми
зубами в розовую мякоть. Улыбнулась мне. Но я видел, что ды-
шать ей нелегко. Она доела ломтик, облизнула губы, покрытые
соком. Спокойно надела шлем, защелкнула замки...
Несколько секунд она дышала, раскрывая рот при каждом
вдохе. Потом дыхание ее стало ровным, обычным. Должно быть,
что-то в моем лице рассмешило Олив, у нее дрогнули губы и
подбородок.
- Как это у тебя получается? - спросил я изумленно.
- Здесь, в зарослях, это не так уж трудно, - ответила
Олив. - То есть, конечно, трудно, но... дливенно привыкаешь.
Я знаю комбайнеров, которые выдерживают гораздо дольше, чем
я.
Если бы я не увидел это своими глазами, то ни за что бы
не поверил. Конечно, я знал, что здесь, в полярной области,
сделано многое. Могучая растительность сильно охлаждает воз-
дух и изменяет его состав. Но неужели до такой степени?..
Микроклимат! Смешно подумать, какие ничтожные изменения
называют этим словом на Земле...
- Алексей, - услышал я голос Олив, - ты больше не хочешь
со мной разговаривать?
Я улыбнулся детской наивности вопроса.
- Нет, Олив, просто я немного задумался... Я хочу с тобой
разговаривать и хочу, чтобы ты научила меня дышать без ска-
фандра.
В ее светло-карих глазах заплескался смех.
- Тебе все время надо, чтобы я тебя учила. А я не умею
учить. Есть другие люди, которые умеют, ты обратись к ним.
- Понимаешь, Олив, мне другие люди как-то не очень... ну,
они нужны мне не так, как ты...
- Если бы я была тебе действительно нужна, - сказала она,
глядя мне прямо в глаза, - ты бы чаще со мной разговаривал.
Ты бы чаще прилетал сюда, на плантации. - Она выпрямилась,
прислушалась. - Летит самолет. Наверное, за тобой.
Мы поднялись. Стоя по грудь в зарослях, мы увидели, как
белый самолет идет на посадку, снижаясь к тому месту, где
стояла моя машина.
- До свиданья, - сказала Олив и пошла к своему комбайну.
- До свиданья, - ответил я. - Теперь буду часто прилетать
к тебе.
Продираясь сквозь кустарник, я направился к приземливше-
муся самолету. Из кабины выпрыгнули двое. Конечно, Рэй. А
вторым... я присмотрелся... да, вторым был мой отец.
Я услышал его менто: "Мы тревожились за тебя..."
Рэй и другие конструкторы из нашего бюро не раз говорили,
что у меня сильное воображение. Может, так оно и было, но
вот владеть своим воображением оказалось очень не просто.
Нужна была длительная тренировка, большая концентрация мыш-
ления, чтобы на конструкторском экране возник не многоцвет-
ный хаос, проецируемый обычным образным видением, а чертеж,
сущность замышляемой конструкции или отдельный ее узел, от-
четливый во всех деталях.
Иногда мне удавалось, чаще - нет...
Сегодня дело шло как будто неплохо. Довольно ясно я
представлял себе, как подвижные обтекатели скользят по телу
самолета под ударами вихрей, удерживая машину на курсе при
выходе из теплона. Я представлял себе форму этих обтекате-
лей, и на экране начала вырисовываться конструкция. Только
не спешить! Еще раз...
Я скорее почувствовал, чем услышал, что в комнату кто-то
вошел и остановился за моей спиной. Вмиг распалась на экране
упорядоченная с таким трудом конструкция, замелькали бесфор-
менные цветные тени. Я резко обернулся: что еще за новости,
почему мне мешают работать?
Рэй Тудор сказал:
- Извини, Алексей, но тебя срочно вызывает Олив. Она наб-
рала код моего видео.
Он протянул видеофон. Олив глянула на меня с экранчика
широко раскрытыми встревоженными глазами.
- Ты работаешь, знаю, - заговорила она, - но тут тебя до-
жидается пилот. Он прилетел с Земли. Он был в Дубове у твоих
родителей, и они ему сказали, что ты в Венерополисе. Он тебя
ждет, Алексей.
Со вздохом сожаления я стянул с головы конструкторский
шлем. Не люблю, когда отрывают от работы! Но делать было не-
чего, и я поехал домой.
Мой дом - маленький трехкомнатный коттедж - стоял на юж-
ной окраине Венерополиса, недалеко от опорной стены купола.
В палисаднике, окруженном молочаем и кустами веноля, сидел
на скамейке Всеволод. Я сразу узнал его, хоть он и заметно
изменился, возмужал, что ли. В уголках прежде подвижных губ
у него теперь появились незнакомые твердые складки. А вот
Всеволод, похоже, не узнал меня. Только когда я приблизился,
он вскочил, заулыбался, схватил мою руку.
- Привет, старший! Вот здорово - смотрю на тебя и думаю,
Улисс это или не Улисс. Давно мы с тобой не виделись...
- Давно, - сказал я.
Олив стояла на крыльце, глаза у нее были такие же встре-
воженные, как и давеча на экране видеофона. Я попросил ее
принести пива и еще чего-нибудь.
Мы сели на скамейку.
- У тебя пятна на лице, - сказал Всеволод. - Это ожоги?
Я промолчал.
- Знаю, - продолжал он, - ты испытываешь новые самоле-
ты... Старший, меня переводят первым пилотом на линию к Юпи-
теру, сегодня я последний раз на Венере - и вот решил прийти
попрощаться...
Олив поставила на столик перед нами кувшин с пивом, ста-
каны и блюдо с разрезанной на длинные ломти дыней. Я отпил
пива и подумал, что, пожалуй, стоит найденную утром конс-
трукцию упростить за счет добавления одной степени свободы.
Интересно, как увеличится при этом подвижность обтекателей?
- Что? - спохватился я. - Ты что-то сказал?
Всеволод смотрел на меня озадаченно, а может, это только
показалось.
- Я говорю... я поздравил тебя с женитьбой, старший.
- Спасибо.
Я бы мог рассказать Всеволоду, какая веселая была у нас
свадьба. Столы стояли на центральной площади поселка, и весь
поселок пел и плясал, и эти удивительные простодушные танцы
захватили меня, я тоже пустился в пляс с моей сестренкой Са-
биной на плече, а потом я пробовал петь, и Олив тихо смея-
лась и затыкала уши. Один из местных поэтов читал под гитару
стихи, и, слушая его, я смотрел на Олив, на светло-карие ее
глаза, полные жизни, самой что ни на есть простой и прекрас-
ной.
Я бы мог рассказать Всеволоду об этом, но подумал, что
вряд ли ему будет интересно.
Мысли мои снова вернулись к обтекателям. Вдруг одно сло-
во, произнесенное Всеволодом, разом выхватило меня из глуби-
ны раздумий.
- Что ты сказал?
- Я говорю... умер старик Греков.
- Дед?
Всеволод говорил еще что-то - о переживаниях, связанных с
непонятным молчанием Сапиены, о незаконченных мемуарах Деда,
о Робине, горько плакавшем на похоронах... Я слушал вполуха.
Перед мысленным взглядом был Дед - сухонький, ироничный, в
черной академической шапочке. Дед, сидящий в кресле перед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг