- Что нового в лингвистике?
- В лингвистике? Вообще-то новое есть, но... я немного
запустила в последнее время... - Тут Андра, тряхнув головой,
взглянула на меня так, как только она умела смотреть - будто
пыталась заглянуть в самую душу. - Улисс, мы не о том гово-
рим. Мы столько не виделись... Расскажи о себе.
- Пожалуйста. Я летаю на линии Луна-Юпитер...
Она сделала нетерпеливый жест, от которого у меня сжалось
сердце - таким знакомым был этот жест.
- Улисс, все это я знаю. Как ты летаешь, и как работал у
Борга, и как ты прятал какого-то практиканта...
- Я его не прятал.
- Ну, что-то в этом роде. Я, как видишь, стараюсь все
знать о тебе. Не то что ты...
- Если все знаешь, то зачем спрашиваешь?
Мы смотрели друг на друга, ее глаза расширились. "Стара-
юсь все знать о тебе"... Для чего? После того, что произошло
между нами, какой смысл в этом "старании", и "рассказывании
о себе"... вообще в этой ненужной встрече?.. Я отвел взгляд
и самым бесшабашным тоном, на какой был способен, сказал:
- Неплохо тут у вас на шарике. Деревья, облака. Хорошо бы
найти еще одну такую.
- Такую планету? - Андра все смотрела на меня.
Мы шли совсем медленно, Борг намного нас опередил.
- Ага. Я ведь, наверное, улечу... далеко улечу. И надол-
го.
- Разве экспедиция уже решена, Улисс?
- Пока нет. Но корабли готовы - чего ж тянуть! Вроде бы
все ясно. - Помолчав, я добавил: - Жаль, ты их не видела.
Таких кораблей еще никогда не бывало.
- Вряд ли вопрос решится до праздника.
До праздника? Ах, ну да, праздник Мира! Чуть не забыл.
Сегодня третье, а праздник начинается десятого. Неужели Со-
вет за неделю не удосужится собраться, чтобы решить вопрос
об испытании кораблей, о подготовке к полету? Ведь нет ниче-
го важнее...
Впереди замигали какие-то цветные линии. Борг остановился
у полоски кустарника.
- Останься на праздники, Улисс, - сказала Андра. - Если
ты действительно скоро улетишь... надо же как следует отдох-
нуть перед таким полетом.
- Не знаю, - ответил я.
- Останься. Прими участие в Олимпийских играх. Помнишь,
как ты состязался? - Она грустно улыбнулась.
- Не помню, - сказал я.
Ничего я не помню, не хочу помнить, нет у меня никаких
воспоминаний.
Жизнь, отмеренная полетами - теми, что были, и тем, что
предстоит. Ничего больше - кажется не трудно понять...
Дорога повернула влево. Мы по пыльной травке подошли к
кустарнику, у которого стоял Борг. Это была изгородь из кус-
тарника, а за нею в углублении лежал теннисный корт. Вернее,
была сетка и правильно расчерченное поле, но вместо обычного
проволочного ограждения объем корта обозначали цветные лучи
- горизонтальные и вертикальные. На той стороне корта, прямо
перед нами, висело табло, по которому плыли светящиеся циф-
ры.
Игрок на поле был один - худощавый, коротко стриженный
человек в белом спортивном костюме. В следующий миг я узнал
в нем Феликса.
Он взмахнул рукой, как бы отбив воображаемой ракеткой во-
ображаемый мяч, и уставился на табло. Цифры поплыли быстрее,
в несколько рядов. Феликс сорвался с места, перебежал на
другую половину поля. Не сводя глаз с табло, он потоптался
по площадке, пока не нашел нужное место, и опять взмахнул
рукой-принял "мяч", который сам же послал с той стороны. И
снова воззрился на поток цифр.
- Что за странная игра? - негромко спросил Борг.
Андра пожала плечами:
- Это вовсе не игра. Я слышала, он объяснял ребятам свою
новую идею. По-моему, никто не понял. И уж тем более я...
Я смотрел на Феликса со сложным ощущением, разбираться в
котором не хотелось. Добрались-таки до твоей знаменитой ше-
велюры, подумал я. В древней легенде остригли Самсона, и он
потерял свою силу. Но ты-то не библейский богатырь с тяжелой
палицей. Ты математик XXI века, твоя палица - формулы, от-
вергающие обычные представления о глубинной сути вещей. Ты
выписываешь невиданные уравнения на пыльном экране визора.
Впрочем, вряд ли теперь у тебя дома пыль и запустение. Те-
перь там все блистает чистотой, вещи, нужные для быта, лежат
на своих местах, а ненужные выброшены, и по вечерам ярко и
гостеприимно освещены окна твоего дома.
Конечно же, так надо. Надо беречь таких, как ты. Потому
что, хоть твоя мысль и проникла в недоступные для простых
смертных области, оболочка у тебя такая же, как у простых
смертных. Те же обычные человеческие потребности и желания.
Надо беречь, я понимаю... Я-то сам управлюсь с жизнью, я
ведь сильный... Давай, Феликс, скачи резво по теннисному
корту, отбивай мячи, которых не существует...
Я спохватился, но было поздно: Феликс резко повернулся к
нам с недовольной гримасой человека, которому очень помеша-
ли. Наши взгляды встретились. Он отступил было назад, на его
лице обозначилось выражение растерянности...
- Извини, что помешали, - раздался спокойный голос Борга.
- Но рабочий день давно кончился, пора и отдохнуть.
- И пообедать, - добавила Андра. - Опять ты не пришел к
обеду.
- А который час? - спросил Феликс. Таким же тоном он мог
бы спросить, которое столетие...
Он, сутулясь, направился к лестнице, и, как только вышел
за пределы следящей системы, цифры на табло погасли.
Поднявшись по ступенькам, он поздоровался с нами. Мы оба
избегали смотреть друг на друга. Андра живо извлекла из сум-
ки пакеты с едой и термос.
- Может, пойдем домой? - нерешительно сказал Феликс. - А
то здесь как-то...
- Поешь, поешь. - Андра сунула ему в руку закусочный бри-
кет, а в другую - стаканчик. - А то, пока ты дойдешь до до-
му, тебя кто-нибудь перехватит, и будешь ходить до вечера
голодный.
Она налила в стаканчик кофе.
- Кормишь ты его, как погляжу, хорошо, - сказал Борг, ус-
мехаясь. - С чего же он такой худой? Не в коня корм?
- Именно, - подтвердила Андра, озабоченно следя, чтобы
кофе не пролился на костюм Феликса. - Осторожно! - восклик-
нула она.
Коричневое пятно расползалось по белой рубашке Феликса.
Андра сокрушенно вздохнула.
Глава двадцать вторая
БОЛЬШОЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Пилот - пока он пилот - обязан помнить о режиме. Что бы
там ни произошло, в каком бы настроении он ни был.
Вечером Борг пошел один к Андре и Феликсу в гости. Я рано
лег спать и поднялся на рассвете. Пошел на спортплощадку,
сделал обязательный минимум упражнений и как следует размял-
ся на турнике.
Утро было прохладное, облачное, со щебетом птиц, с запа-
хами хвои и мокрой травы. Прекрасное земное утро. Мне захо-
телось в лес, давно я не был в лесу, и я быстро добежал до
опушки. Идти по лесной тропинке, устланной опавшими сосновы-
ми иглами, было истинным наслаждением. Я набрал пригоршню
этих иголок и сунул в карман. Возьму их с собой, когда улечу
к звездам.
Лес неожиданно кончился, пошло редколесье, молодые сосен-
ки - ах ты ж, какая досада! Зато впереди тускло мелькнул из-
гиб реки. Это тоже было неплохо. Над рекой курился, медленно
поднимаясь, утренний негустой туман. Я продрался сквозь за-
росли терновника и сбежал на мокрый песок. Сбросил одежду.
Поеживаясь от острого холодка, вошел в воду.
Я вынырнул на середине реки и сразу услышал голоса. Ран-
ним утром на реке голоса разносятся особенно далеко, даже
самые тихие. По-над берегом, под ивами, погрузившими длинные
косы в темную от вечной тени воду, плыла лодка. Она плыла,
тихо всплескивая веслами, в ней сидел спиной ко мне мужчина
в синем свитере. Он греб, а та, с которой он разговаривал,
лежала в корме, я ее не видел.
- Ну как ты не понимаешь? - произнес женский голос. -
Растительная клетка в питательной среде, понимаешь?
- Как не понять, - сказал мужчина.
- Ну вот. Ее помещают в хроноквантовое поле, и она исче-
зает. Конечно, она остается на месте, но - не сейчас, а,
скажем, секунду тому назад. Для наблюдателя время идет обыч-
но, а для клетки...
- Все равно, мне этого не понять. Смотри, какая ива над
головой. Сорвать тебе ветку?
- Нет, не надо. Это сдвиг, понимаешь? Сдвиг во времени.
Если бы ты остался на сегодняшний эксперимент, то все бы по-
нял.
Я плыл на спине, стараясь держаться дальше от лодки, но
все равно слышал каждое слово.
- Надо решать, Таня. Уже почти год, как мы вместе - и не
вместе, нельзя же так. Сдвиг во времени, наверное, интерес-
ная штука, но для нас сейчас важнее передвинуться в прост-
ранстве. Так, чтобы всегда быть вместе.
- Игорь...
- Как только выпадет свободное время, я мчусь к тебе.
Будь в вашей окружной Службе здоровья место педиатра, я бы
бросил свою Службу, не раздумывая, и перебрался сюда. Но
место занято.
- Игорь, но пойми и ты... Наш институт - единственный,
где мне интересно работать. Я просто не могу себе предста-
вить что-то другое. И потом... разве мы так уж редко видим-
ся?
- Конечно, редко... Смотри, какой-то чудак купается.
Я поплыл к противоположному берегу. Оглянувшись на миг, я
увидел девушку - она приподнялась в лодке и глядела на меня,
я узнал в ней ту самую, широкоплечую, что сидела вчера в
холле.
Теперь лодка удалялась. До меня еще донесся голос девуш-
ки:
- Знаешь, кто это? Улисс Дружинин. Ах, Игорь, если бы ты
мог остаться! Таких экспериментов никогда еще не бывало.
- Постой, ты говоришь - Дружинин? Тот, который полетит за
пределы...
Голоса смолкли.
Вода была холодная, но я согрелся от быстрого плавания. Я
доплыл до того берега и повернул обратно. Стало заметно
светлее, туман рассеялся, занимался день.
Да, да, тот самый, хотелось мне крикнуть вслед уходящей
лодке. Который улетит за пределы!
Эксперимент, каких не бывало...
Мне вспомнилась миссис Мерридью из старой книги Коллинза;
она просила предупредить ее об опыте, потому что со школьных
времен твердо запомнила: опыт обязательно сопровождается
взрывом.
И верно, были времена, когда научным экспериментам со-
путствовал если не взрыв, то уж, во всяком случае, впечатля-
ющий внешний эффект. У алхимиков всегда что-то полыхало,
громыхало, взрывалось. А первые серьезные опыты с электри-
чеством? Аббат Нолле умертвил током воробья - это было пот-
рясающее зрелище. Не стоило хватать руками заряженную лей-
денскую банку - как трахнет!..
Постепенно, однако, эксперименты утрачивали вот этот эле-
мент грубой зрелищности - он остался, пожалуй, только у фо-
кусников. Не очень-то эффектно выглядела возня Ломоносова
или Лавуазье с взвешиванием колбочек, но из этой "возни",
похоронившей флогистонную теорию, родилась современная хи-
мия.
А опыт Эрстеда? Маленькая петля из проводника слабо ше-
вельнулась между полюсами подковообразного магнита, наивно
выкрашенными в красный и синий цвета. Тут и смотреть было не
на что. Но ничтожное это движение вызвало к жизни гигантскую
энергетику, коренным образом изменившую картину мира.
И какими же дикими, неосуществимыми во все времена каза-
лись новые идеи! Ломоносов был убежден, что луч света откло-
няется магнитным полем. Кажется, он и не пытался поставить
опыт - не позволяли тогдашние технические возможности. И уж
тем более он не надеялся доказать кому-либо свою правоту. А
ведь, в сущности, он предвосхитил телевидение...
История науки предъявляет массу доказательств: несоот-
ветствие идеи обыденным представлениям не означает порочнос-
ти идеи.
Сказали бы физику первой половины XIX века, убежденному,
что физика законченная наука, нуждающаяся лишь в частных
уточнениях, - сказали бы такому ученому, что от соударения
двух небольших кусков металла вымахнет гигантский гриб атом-
ного взрыва! Да он бы счел вас за сумасшедшего...
Атомная эра тоже началась в тиши лабораторий. Беккерель,
супруги Кюри, Резерфорд и представить себе не могли, что бу-
дет Хиросима.
Эксперимент, каких не бывало...
Да, в XX веке не было недостатка в впечатляющих внешних
эффектах. Сколько отчаянных усилий, сколько титанической ра-
боты потребовалось, чтобы отвести от человечества реальную
угрозу гибели в термоядерном пламени, чтобы снова загнать
разбуженный атом в лаборатории, в котлы энергостанций...
Опыт с тех пор выглядит скромно, отнюдь не кричаще. Точ-
ки, разбросанные на фотопленке, на сетке миллиметровой бума-
ги. Столбец цифр, выданный счетной машиной, которая пучками
проводов сообщается с установкой, глубоко запрятанной в бе-
тонном каземате. Всплески на экранах.
Современному математику, как и Эйнштейну в прошлом веке,
достаточно карандаша и бумаги, не считая, конечно, вычисли-
тельной машины. До поры до времени новая идея удовлетворяет-
ся математическим выражением. Но затем ей как бы становится
тесно в строгих рядах уравнений - и она попадает в руки экс-
периментаторов. Умозрение с неизбежностью уступает место его
величеству эксперименту. И тогда...
Не знаю, может, существует определенная закономерность: в
сознание миллионов новая идея входит непременно через пос-
редство внешнего эффекта. Так было с первыми электрическими
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг