вид.
- Изучаете инструкцию? - недоверчиво переспросил Баумгар-
тен.
- Да. По мнемоническому методу. А что?
Баумгартен пожевал губами. Губы у него были тонкие, лило-
вого цвета.
- Вот что, пилоты, - сказал он. - Первая часть исследова-
ния, пассивная часть, завершена. Закончена.
- Прекрасно! - воскликнул я, потирая руки. - Можно схо-
дить с орбиты?
- Если ты шутишь, - последовал ответ, - то очень неудач-
но. Крайне.
- Ты нам скажи, старший, - вмешался Робин, - скажи, что
нужно делать, и мы сделаем.
Баумгартен одобрительно кивнул.
- До сих пор, - начал он торжественно, - наша аппаратура
принимала нужные нам параметры суммарного поля Венеры и нак-
ладывала их на параметры биоизлучений экипажа в нормальных
условиях. Да, в нормальных. - Он сделал значительную паузу,
и я подумал, что надо бы разразиться аплодисментами. - Но
теперь мы перейдем к серии активных экспериментов, - продол-
жал он.- Нужно создать катализированные условия. Наша кол-
лективная психика должна побыть в изоляции.
- Ну что ж, - бодро сказал я, - давайте все выйдем за
борт и будем болтаться на фалах разной длины. Прекрасная
изоляция для коллективной психики.
- Нет. Мы создадим сурдо-условия на корабле. Выключим ос-
вещение, связь, систему ориентации, все виды измерителей
времени. Да. Для сенсорной депривации надо выключиться из
времени.
Разговор становился серьезным.
- Хоть мы и на круговой орбите, старший, - сказал я, - но
все равно место корабля в пространстве должно быть всегда
известно командиру. Не могу принять то, что ты предлагаешь.
- Ты хорошо знаешь инструкцию, Улисс, - провозгласил Ба-
умгартен. - Недаром тебя рекомендовали для этого полета.
Посмотри сюда.
Он протянул листок, мы с Робином быстро пробежали его и
убедились, что он украшен подписью Самарина.
Легче справиться с метеоритной пробоиной, чем с такой бу-
магой. Я бы предпочел пробоину. И Робин тоже. Вот не ожида-
ли, что Самарин подпишет такое! Ну что ж, наше дело - выпол-
нять. Работать для науки так уж работать для науки. Положим,
так сказать, живот на алтарь.
В соответствии с этой самой инструкцией мы с Робином поз-
волили обклеить себя датчиками. Хорошо еще, что они были без
проводов, маленькие и легкие. На головы нам натянули шлемы,
которые прижали к темени и затылку особо ответственные дат-
чики. Наши пассажиры тоже как следует обклеились. Ну да,
эксперимент общий, а мы, пилоты, - психоэталон...
Перед тем как выключить свет и приборы, я последний раз
взглянул на координатор, на календарь и часы, а затем на
клубящийся диск Венеры.
Затем наступила полная темнота. Мы выключили все, в том
числе и искусственную тяжесть. Пунктуальный Баумгартен само-
лично запломбировал часы. Плохо он нас знает. Мы не стали бы
украдкой поднимать крышку, чтобы узнать, который час. Кроме
того, он запретил бриться: по щетине сложно определить, что
вот, скажем, прошли сутки, а когда щетина превратится в бо-
родку - судить о времени нельзя.
Но нас, пилотов, не удивишь сурдо-условиями. Мы все это
"проходили". А с годами приходит еще и опыт. Недаром нас от-
бирают так жестко и придумывают тесты вроде того, Михайловс-
кого. В общем, мы люди здоровые и тренированные, и чувство
времени сидит в нас крепко.
Трудно объяснить, как это получается. Должно быть, первое
дело - желудок. Не хочу говорить что-либо дурное о желудках
наших психологов, но все же им до нас далеко. Так или иначе,
мы с Робином вели отсчет времени, и я не думаю, чтобы мы
сильно ошибались. А поскольку корабль двигался по орбите с
постоянной скоростью, я всегда примерно представлял, в какой
точке орбиты мы находимся. Это стало для нас с Робином свое-
го рода умственной гимнастикой.
Вот только датчики нам досаждали. От них чесалось тело, а
Баумгартен строго предупредил, что чесаться нельзя: это,
мол, исказит запись чувствительных приборов. Я хорошо запом-
нил пункт инструкции, в котором говорилось: "В точках кон-
такта датчика с кожей возможно возникновение ощущения зуда,
что не представляет опасности и является идиоматической ре-
акцией соответствующих рецепторов. Для прекращения указанно-
го ощущения необходимо сосредоточить мысли на другом, не за-
нятом датчиком участке тела, мысленно перенеся датчик туда.
Самовольное снятие датчиков не допускается".
Мы сосредоточивались и мысленно переносили все свои дат-
чики на кожу Баумгартена, Михайлова и Нагаты. Вопреки инс-
трукции, это помогало нам не очень радикально.
В промежутках между едой, сном и шахматами по памяти мы с
Робином спорили. Мне не давали покоя мысли о приспособлении
человека к инопланетным условиям, и я не раз заводил разго-
вор об этом.
- Чепуха, - наплывал из тьмы ленивый голос Робина. - Про-
ще изменить венерианскую атмосферу, чем приспособить к ней
человека.
- Изменение атмосферы длится веками.
- Адаптация человека тоже потребует многих столетий.
- Адаптацию можно ускорить, - упорствовал я, - если выра-
ботать систему тренировки. Забыл, как мышей заставляли жить
под водой и они приспосабливались?
Робин усмехнулся - я чувствовал это в кромешной тьме.
- Дед рассказывал, - вспомнил он, - как в прошлом веке
один цыган отучал лошадь от пищи. И она было совсем привык-
ла, но - издохла. Знаю я эти эксперименты.
- Твой Дед расскажет! Я серьезно говорю, Робин. Каким
только воздухом не дышали предки человека, и ничего, приспо-
соблялись к изменениям. Вопрос в скорости привыкания. Важен
психологический фактор...
И я припоминал все, что читал или слышал о людях, произ-
вольно останавливавших собственное сердце, об индийских йо-
гах, которые подолгу обходились без дыхания... Я умолкал,
лишь когда Робин начинал мерно дышать, что свидетельствовало
о спокойном, глубоком сне.
Пожалуй, я решился бы на небольшой опыт - уж очень любо-
пытно было попробовать хоть на миг вдохнуть ядовитую смесь
газов, имитирующую венерианскую атмосферу. Но, пока я разду-
мывал, Баумгартен дал новое указание...
Он заявил, что для полноты сурдо-условий нам надлежит по-
меньше двигаться и что мы слишком много шумим и мешаем им,
психологам. Пришлось отказаться от моей затеи. По правде го-
воря, я не очень жалел об этом.
Томительно тянулись дни, складываясь в недели. В рубке
нам нечего было делать, мы сидели в каютах или в кают-компа-
нии, иногда для разнообразия выходили, вернее, выплывали в
кольцевой коридор. Держась за поручни, мы приближались на
ощупь к каюте Баумгартена. Из-за двери доносилось легкое
жужжание, щелчки каких-то невидимых измерителей. Там были
сосредоточены все записывающие и запоминающие приборы"психо-
пульт", как мы называли этот исследовательский пункт. Датчи-
ки, которыми мы были обвешаны, как иная ютландская корова
бубенчиками, сообщали "психопульту" всякие сведения о нашей
психике. Быть может, записывалось и то, что мы говорили? Не
знаю. Плавая у двери этой каюты, мы с Робином обменивались
менто (в условиях сенсорной депривации менто-общение идет
особенно хорошо) и начинали громко хвалить Баумгартена:
- Замечательный, редкий человек.
- А как блестяще он придумал эту прекрасную экспедицию!
- Да, это будет большой вклад.
- А как он красноречив!
- И дальновиден.
- Вот ты будешь спорить, но я уверен, что по душевным ка-
чествам с ним можно сравнить только Михайлова.
- Нет, я не спорю. Михайлов тоже прекрасный человек.
- Помнишь, какие занятные тесты он для нас придумывал?
- Еще бы! Они всегда доставляли нам такую радость.
И так далее в том же духе. Мы щадили только Нагату. Улыб-
чивый японец не жаловался, но мы чувствовали, что он плохо
переносит невесомость и темноту. Вряд ли он теперь улыбался.
За обедом Робин, наловчившийся управляться во мраке с густи-
ватором, вручал всем брикеты в соответствии с заказанным
вкусом. Нагата прежде всегда заказывал рисовую запеканку, а
теперь на вопрос Робина он слабым голосом отвечал, что ему
все равно. Однажды, выплывая из кают-компании, я столкнулся
с каким-то мягким предметом, поймал его и обнаружил, что это
брикет. Мне это не понравилось. Нервные расстройства в кос-
мосе обычно начинаются с потери аппетита.
В тот раз я ничего не сказал. Но недели через две произо-
шел такой случай. Мы сидели в кают-компании и молча жевали
обеденные брикеты. Вдруг раздался голос Михайлова:
- Не виси, пожалуйста, у меня за спиной.
Я удивился. По-моему, весь экипаж сидел за столом, Немно-
го погодя Баумгартен спросил:
- Кто висит у тебя за спиной, Леонид?
- Не знаю. - Голос Михайлова теперь звучал неуверенно. -
Кто-то висел...
- Тебе показалось, - сказал Баумгартен.
И тут я не выдержал. Если дело доходит до галлюцинаций,
то пора прекращать эксперимент. В таком духе я и высказался.
- О каких галлюцинациях ты говоришь, Улисс?
- Если кому-то мерещится, что за его спиной стоит чело-
век, то...
- Почему уж сразу галлюцинация? - скрипучим голосом ска-
зал Михайлов. - Тебе разве никогда ничего не мерещится?
- Нет, - ответил я раздраженно. - Мне - нет.
- Улисс, - сказал Баумгартен, - это очень хорошо, что ты
заботишься о здоровье своих коллег по эксперименту. Очень
хорошо. Но мы полагаем, что нет никаких оснований для трево-
ги.
Я пожалел о своей вспышке. Раздражительностьэто ведь тоже
симптом космической болезни. Я постарался вложить в свой го-
лос как можно больше теплоты и спокойствия:
- Ну, раз так, будем крутиться, пока не кончится продо-
вольствие. А когда кончится, мы будем ловить брикеты, кото-
рые плавают в воздухе. Надеюсь, они не потеряют своих вкусо-
вых качеств.
Воцарилось молчание. Мы с Робином пожелали коллегам по
эксперименту приятного аппетита и, держась за поручни, вышли
из кают-компании.
Минут через десять, а может, через двадцать я вспомнил,
что не взял из холодильника тубу с витаколом - наш обычный
десерт. Да и Робин, кажется, позабыл взять свою. Хоть я и
был несколько взвинчен, а оставаться без десерта не пожелал.
Я выплыл из каюты и направился в кают-компанию. Оттуда нес-
лись голоса, что-то наши пассажиры засиделись сегодня за
обедом. Я подошел ближе - и невольно остановился.
- ...и это несмотря на повышенный режим психополя, - ус-
лышал я слабый голос Нагаты. - Я не замечаю в его поведении
особых изменений.
- Слишком мало времени прошло, - возразил голос Михайло-
ва. - Пока очевидно усиление инстинкта противоречия, а мы
прекрасно знаем, что это часто влечет за собой нарастание
эгоизма.
- Часто, но не всегда. Вспомни индекс Решетова...
- Здесь, коллега, особый случай конфликта среды с нас-
ледственностью. Нужно еще по крайней мере три месяца. Будучи
изолированной от привычной среды, примарская наследствен-
ность, вероятно, даст своеобразные проявления. Мы получим
материал огромной важности.
- Все это так, - сказал Баумгартен. - Лично я ни на се-
кунду не сомневаюсь в ценности эксперимента. Но меня беспо-
коит, коллеги, да, беспокоит ваше состояние. Три месяца!
Лично я выдержу. Без сомнений. Но ты, Леонид...
- Оставим этот разговор, - проскрипел Михайлов. - Я вы-
держу сколько потребуется.
Они стали пробираться к выходу, я отпрянул от двери и,
отпустив поручни, взлетел. Некоторое время я барахтался у
потолка. Они прошли, вернее, проплыли подо мной. Наконец мне
удалось нащупать поручни, и я, позабыв о витаколе, добрался
до своей каюты, лег и пристегнулся.
Долго не мог я прийти в себя. Вот как, значит. Вся эта
экспедиция затеяна только для того, чтобы...
Не знаю, чего было больше в моих беспорядочных мыслях -
растерянности или злости.
А, так вы ждете не дождетесь, чтобы сын венерианских при-
маров выкинул что-нибудь. Ну, хорошо же!..
Робин преспокойно спал, ровно дыша, этот абсолютно урав-
новешенный землянин, эталон спокойствия и благоразумия. Я
растолкал его и сказал:
- Отдери свои датчики и выкинь в утилизатор.
- А что, эксперимент окончен? - спросил он живо.
- Нет. Но твои датчики им не нужны. Это маскировка. Или,
может, для эталона...
Тут я осекся. Мне вдруг пришло в голову, что проклятые
приборы могут записать разговор.
- Так что? - спросил Робин. - Отклеивать датчики?
- Нет. Я пошутил.
- Из всех твоих шуток эта - самая неудачная, - недовольно
сказал Робин, перевернулся на другой бок и тут же заснул.
А я сидел в кресле, пытаясь привести мысли в порядок и
выработать план действий.
Прошло, наверное, около часа. Робин проснулся, зевнул.
- Кто здесь? - спросил он. - Ты, Улисс?
- Да. - Я сосредоточился и послал менто: "Помоги мне
завтра".
- Повтори, - тихо сказал он.
Я повторил и добавил: "Ни о чем не спрашивай. Только по-
моги".
- Ладно, - сказал Робин.
Утром следующего дня (если я не ошибался в своих расчетах
времени) я засел в рубке и принялся постукивать по тем тру-
бопроводам, которые могли провести звук в каюты психологов.
Вскоре в рубке появился Баумгартен.
- В чем дело, пилоты? - спросил он. - Какой-то стук.
- Ничего, - сказал я. - Регламентный осмотр корабля.
Начало было хорошее. Потом мы с Робином направились в
кольцевой коридор. Я знал, что Баумгартен следует за нами. Я
нащупал лючок дистрибутора, с треском открыл его и позвякал
в шахте ключом. Робин, должно быть, понял, какую игру я за-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг