курсе, через сколько тысяч лет его прошение попадет на рассмотрение, а он
сам - под амнистию, перебравшись во вполне сносную камеру предварительного
заключения чистилища. Я же не знал ничего.
Вокруг простиралась беспросветная тьма. Я мчался со скоростью "Красной
Стрелы" и вскоре намеревался достигнуть уровня межпланетного корабля.
Голова кружилась, но не от успехов, а от всеобъемлющего ужаса,
пульсирующего внутри мозга.
Срочно следовало чем-то его подменить. Вспомнить хоть что-нибудь...
Самое ценное...
Самое яркое...
Самое первое...
Самое первое всегда предстаёт в памяти объёмной, полноцветной, ничем не
сравнимой картинкой.
Первой была DENON. Первой кассетой импортного производства, оказавшейся в
моей коллекции. И рядом с ней остальная братия сразу поскучнела и сдала
позиции. В то время, когда DENON являла совершенство королевы красоты,
сквозь сверкающие стенки прозрачного футляра, союзные образцы угрюмо
кутались в чёрную пластмассу коробок, напоминая колхозников, собравшихся
после полевых работ в местном клубе и взирающих на заезжую столичную
знаменитость. Они словно затаились в глухой обиде, в неизбывной боли, в
ненависти к судьбе, позволившей им родиться некрасивыми и несчастливыми.
DENON. В сравнении с ней убогий дизайн наклеек и вкладышей отечественных
кассет смотрелся ненастоящим. Его не хотелось замечать. Хотелось, чтобы
остальные кассеты спрятались за ней. Или нет, хотелось, чтобы они стали
такими же.
Стоила она оглушительную сумму - девять рублей, в то время, когда союзные
МК-60-1, порыскав по городу, можно было прикупить всего по четыре. Не надо
быть математиком, чтобы прикинуть, что два часа союзного образца выходили
по восемь рублей. В то время, как для DENON дополнительный рубль отнимал
полчаса музыкального времени.
Но, глядя на DENON, не хотелось быть математиком.
Взгляд, ласкающий чудо иного мира, рождал в душе баллады во имя вечной
любви. В ней всё было прекрасно. Как в принцессе, появившейся из далёкой,
почти что сказочной страны. Япония и была той страной, а DENON - славной
принцессочкой.
В те времена их было ровно три - принцесс, пленявших взор. Огненно-красная
AGFA, жёлто-белая JVC и она - DENONка, DENONочка.
А на день рождения дед выдал мне девять рублей. Как раз на кассету.
Оставалось выбрать.
Но выбор был сделан раньше, в те долгие часы, когда взор, гладивший
коробки, не мог оторваться от полок радиомагазинов. Скажу честно, меня
подкупил шпенёк. Тот самый прозрачный столбик, который фиксирует кассету в
футляре. AGFA располагала плоским, уже успевшим надоесть в заГОСТованном
союзном единообразии. JVC выставляла напоказ трёхлучевую звезду. Но DENON
была вдвое лучше. Из сверкающей точки расходилось целых шесть лучей. Так
могла выглядеть снежинка, побывавшая в руках прекрасной Снегурочки. Две
снежинки. И девять рублей за прикосновение к сказке отдать не жаль.
Купив кассету и торопливо содрав целлофан, я испытал первое разочарование.
Вкладыш не пестрел иероглифами. Белый фон, разлинованный тонкими чёрными
полосками. И всё.
А потом я взглянул на снежинку с изнанки...
И обнаружил плоский шпенёк, только повёрнутый под необычным углом. С той
стороны сказки снежинки не оказалось. Так бывает. Но сказка осталась.
Сказка дрожала в отблесках надписи DENON, выдавленной на футляре. Сказку
прятали серебряные буквы на чёрном фоне наклейки. А по центру, как две
новогодних луны, сверкало "90".
Пальцы пробежались по корпусу. Такого я ещё не видел. Полоски, прижатые
друг к другу. Словно его отлили не из пластмассы, а выкроили из джинсы,
только не денимовой, а экзотической, угольно-чёрной. Сказка притушила
нахлынувшие волны разочарования и спряталась за широченным центральным
окном, где за полосками делений виднелись плотно прижатые друг к другу
слои ленты.
4-14-14, Akasaka, Minato-ku, Tokyo 107, Japan. Адрес, который никогда не
станет моим. Параллельная вселенная, рождавшая чудеса, каким не было
равных в этом мире.
Надо ли говорить, что с той поры на DENON хранились только самые мои
любимые записи. А теперь она предстала передо мной во всём великолепии.
Изящно наклонившись и поблёскивая, словно сошедшая с рекламного плаката.
Казалось, протяни руку, и она твоя...
Я протянул и... задел стенку ямы, холодную, похожую на сырую глину.
В тот же момент падение прекратилось, словно кто-то резко нажал на клавишу
"Пауза". Мгла рассосалась за секунду, и я вновь увидел знакомый с детства
пейзаж. Перед глазами все плыло и качалось, но враг исчез. Куда? Да бог
его знает! А мы будем считать, что победа в очередной раз выпала на нашу
долю. Расслабившись, я важно зашагал вперед, шатаясь, как бравый моряк при
сильной качке. Блаженство продолжалось, пока я не обнаружил, что иду по
совершенно открытому пространству, напрочь позабыв все меры
предосторожности.
Молниеносным прыжком я укрылся за стволом одиночного дерева. Два
низкорослых куста прятали лишь ноги до колен и более ничем не могли помочь
мне. Оставалось уповать, что призраки отвечали только за отведенный
каждому район, а я еще не пересек границу соседнего участка.
Короткая пробежка привела к шелестящему клубу следующего куста. И здесь
врагов не обнаружилось, что немало ободрило и придало сил для затяжного
рывка. Теперь я надежно замаскировался в сплетении зеленых насаждений.
Фронт прикрывал белый кубик компрессорной. Чем увереннее я себя
чувствовал, тем скоротечнее были недолгие остановки. Скользнув по стене, я
упал в траву, встретившую меня промозглой сыростью, и принялся строить
планы, выискивая удобные позиции.
А позиций было всего ничего. В любом месте маршрута меня могли засечь,
окружить, нейтрализовать и уничтожить.
Эйфория по поводу преодоления третьей засады рассеялась окончательно, и
все же я не мог не похвалить себя за то, что вырвался. Как часто мы виним
в собственных бедах суровую жизнь, перестройку, правительство, все
прогрессивное человечество, непрогрессивное тоже и даже свою горячо
любимую персону, а надо только взять, да пошевелить рукой. Не
зацикливаться на себе, не проклинать других, не размышлять о том, как нам
обустроить Россию, не штурмовать заоблачные высоты, а поставить реальную
цель и протянуть руку. Вот не взмахни я немеющими от безысходности
пальцами, так и летел бы сейчас, летел бы до бесконечности, до самого края
времени.
Еще раз порадовавшись за себя, я вскочил, ускорился и стилем спортивной
ходьбы двинулся ломаной, постепенно приближающей меня к дому. Справа
остались камни, на которых мы с Лаурой переживали призрачное наводнение.
Мелькнула выбивалка - родная сестра той, с противоположного края двора, а
на ее деревянных проломленных перекладинах сидел... черный призрак.
Это был очень маленький призрак: ростом с локоть. Он напоминал сына полка,
ловко выведывающего расстановку вражеских сил. Оранжевые глазки вонзились
в меня, но сам призрак не шевелился. Он не вопил, не размахивал флажками,
не сигналил собратьям по разуму другими способами, а просто замер,
уставившись на меня, как собачонка. Собачонка тихая, но размышляющая про
себя: "Захочу - укушу. А вот захочу - и не укушу".
Впрочем, бросаться и кусать черная собачонка не торопилась. Она терпеливо
ждала от меня активных действий, но я решил обойти ее стороной и не
нарываться на нежелательные последствия.
И вот, перебравшись через дорогу, я стоял меж стволов двойного дерева.
Дальше плескалось море травы, к сожалению доходившей только до щиколоток.
Я прижался к прохладной, черной в ночи, коре и напряженно посматривал
вперед. Все, дальше не пройти. Открытое пространство лишало возможности
маневрировать. Я уже хорошо ориентировался во тьме, расплескавшейся по
окрестностям. Воздух не пропитался мраком целиком, поблескивала в нем
какая-то неуловимая частичка, позволявшая сохраниться прозрачности. На ее
фоне мрачно чернели силуэты далеких кустов, стоек для сушки белья, едва
различимых скамеек. Только дом продолжал отливать каким-то странным
светом.
Маршрут оказался еще неудачнее, чем первый. Подъезд так и остался
недосягаемым. Казалось, я зря покинул заросшую клумбу. В несбывшихся
мечтах я отчетливо видел, как вырываюсь из ее пределов, в два шага
преодолеваю дорогу и огромными прыжками добираюсь до синей дверцы, ловко
виляя меж кустов у самых стен. Как просто и как легко! Скорость - и ни
один призрак не успел бы даже коснуться меня. Но благоприятные позиции
остались далеко в прошлом и несвершившемся. Впрочем, и сейчас реально
предпринять попытку прорваться, взяв за ориентир могучую колонну одинокого
ствола, за которым трава резко прибавляла в росте, и спрятаться в ней не
составляло особого труда.
В отчаянии я ринулся в лихую чапаевскую атаку и понесся с максимальным
ускорением к заветной двери. В ту же секунду из под "колонны", из тьмы
полумертвого куста, из мокрой и мрачной травы взвился знакомый черный
туман. При ближнем рассмотрении он казался мягким и пушистым. Края его
излучали серовато-белое сияние, как у облака, за которым пряталась Луна.
Он клубился, переливался с места на место и наступал с ужасающей
быстротой, стремясь обхватить меня кольцом. Но я уже отступал. Быстрее,
чем когда-либо в жизни, ноги помчались по холодной сырой траве. В
кроссовках хлюпало, а джинсы промокли чуть ли не до колен и противно
касались ног тяжелой тканью, словно меня облепили бородавчатые тела жаб. Я
прошелся по красивой гиперболе, уходящей в темную рощицу между детским
садом и боковой пятиэтажкой, разместившейся неподалеку и никак не
решающейся залезть торцом в пределы двора. В общем, если и был шанс, чтобы
потусторонние ледяные щупальца не схватили меня, лишив спасительной
энергии, то я это шанс использовал.
Глава тридцать пятая
Take Me (2)
I can't wait for you to put your hands on me
Ноги чуть не перенесли меня через дорогу в плотный лесок за "Искрой", но
вовремя тормознули. Во-первых, в голове сидела мыслишка о том, что не
следует отрываться от цивилизации и прятаться в местах, где пришельцы
могут оказаться в десятки раз сильнее и увереннее. Во-вторых, импульсивно
оглянувшись назад, преследования я не углядел. Вероятно, оставшихся сил
противника было недостаточно для грандиозной погони, а хватало лишь на
контроль района возможных вылазок. В-третьих, черный талисман вот-вот
собирался родиться, а я, как ни крути, обязан ему помешать.
Несколько минут спустя я, касаясь рукой стены, пробирался к цели с
третьего угла двора. Зеленые насаждения здесь начинались почти от самой
двери бокового пожарного выхода все той же поликлиники. В связи с крайне
неутешительным состоянием дел нельзя было терять такую хитрую возможность,
как пробиться к желаемому самым кратчайшим путем. Невысокие деревья все же
имели достаточно листвы, образовав непроницаемый шатер, а кусты охраняли
от посторонних взглядов, протянувшись между мной и изгородью, роль которой
выполняла толстая труба, покоящаяся на опорах из своих подружек. Под
ногами шуршали то ли прошлогодние, то ли свежевыпавшие листья. Дом
отбрасывал мрачную тень, и мне чудилось, что я иду по мертвому лесу из
страшной сказки. Крошечный отдых не повредил бы, поэтому я остановился у
самых стен зеленой крепости и стал думать.
Если между вторым и третьим подъездами имелись приличные заросли, вполне
пригодные для безопасного укрытия, то газон, раскинувшийся передо мной,
такими достоинствами не обладал. Одиночные кустики, изредка накиданные по
асфальту, словно посадили только вчера. Нехоженая трава, конечно, вымахала
неплохо, но все же недостаточно, чтобы незримо проползти под ее
прикрытием. А деревца выстроились так, что любой, проникший на их
территорию, был виден отовсюду. Переться напролом выглядело крайне
неразумным делом. Если призраки устроили серьезные засады по окраинам, то
у самой цели бездумных героев, несомненно, поджидали жесткие клещи.
Настораживало также, что в "мёртвом лесу" не оказалось ни одного призрака.
А что значили слова "пересечь двор"? Можно ли пересечь двор, прокравшись
вдоль самых стен? Вряд ли. Может, проход остался без охраны, потому что
главное условие здесь не выполняется. Ну, и что мне теперь делать?
Взгляд перелетел через широкую полосу асфальта и поймал мощную группу
сплотившихся кустов по ту сторону. Воровато зыркнув по окрестностям, я
покинул зеленый шатер и устремился к ним во всю прыть. В какую-то долю
секунды мне показалось, что кто-то подсматривает за моими действиями, но
тело уже ввинчивалось в темноту, раздвигая упругие ветви. Перебежка
закончилась без всяческого постороннего вмешательства, но я не стал
медлить и, на всякий случай, переполз туда, где было листьев погуще и к
подъезду поближе.
С юридической точки зрения я теперь выполнял условие договора. Кусты
находились явно не у стен, и я брался утверждать, что их расположение
приблизительно прилегало к области, которую можно с натяжками
охарактеризовать как "средний пояс двора и относящиеся к нему территории".
Следовательно, двор я все же пересекал. От таких слов сразу же стало
веселее, хотя напряжение никуда не делось. С каждой секундой я все более
убеждался в собственной правоте. В конце концов, путешествовать вокруг
света можно не только по экватору, но и вблизи полюсов. Значит, я мог с
полным правом продолжить свой путь, отметившись в нужном месте так, что и
комар носа не подточит.
Как заправский десантник, я перекатился к следующему кусту, попутно
обнаружив, что кувыркаться по жесткой земле вовсе не так эффектно и
интересно, как это выглядит в западных боевиках. Пышностью куст
похвалиться не мог, значит задерживаться здесь крайне рискованно. Но я и
не собирался останавливаться, так как внутренний подъем пробудил жажду
действий, и теперь она распирала меня. Словно тигр, я выскочил из кустов,
пружинисто оттолкнулся от твердой поверхности дороги и ухнул в самую
середину заросшего пространства между вторым и третьим подъездами, собрав
всю сконденсировавшуюся на листьях влагу.
И тут же я наткнулся на Него. Черный сгусток головы на две с половиной
выше меня безмолвно встретил злыми оранжевыми зрачками мое явление. Он тут
же раздался в объеме, не давая возможности увильнуть в сторону. Облако
мрака медленно вздыбилось и нахлынуло на меня. Ноги оцепенели от ужаса и
неожиданности, сознание на секунду помутилось, глаза перестали видеть,
облепленные темнотой, но почти сразу же я почувствовал себя нормально.
Исчезли запахи, померкли едва различимые краски, улетучились неприятные и
иные рассуждения. В голове стало пусто и спокойно. С очередным выдохом
эмигрировали всяческие проблемы и неурядицы. Я медленно озирался по
сторонам, презрительно поджав губы и сощурив глаза. Теперь меня не
волновали никто и ничто. Все было как положено. Все было нормально.
Мое состояние легко можно представить, вникнув в суть этого слова.
Нормально - не хорошо и не плохо, не темно и не ярко, не высоко и не
низко. В общем, нормально. "Как дела?" - кричат нам при встрече.
"Нормально", - отвечаем мы, пресекая дополнительные вопросы "А почему
хорошо?" или "Из-за чего плохо?". Зачем ненужные объяснения, все равно у
людей нет ни времени, ни желания вникать и понимать. "Как себя
чувствуешь?" Вот ведь вопросец! "А нормально!" Так-то вам! Скажешь
"хорошо", а в ответ поток зависти: "Живут же люди. Ну, ничего, посмотрим,
как будет завтра. Не одним же нам страдать". А на ответ "плохо" люди с
удовлетворением подумают: "Вот и хорошо..." И только на "нормально"
довесить нечего, приходится кивать и разбегаться дальше. "Нормально", как
ноль - особая личность в бесконечном мире положительных и отрицательных
чисел. В математике нельзя делить на ноль, а в жизни невозможно ничего
сделать, находясь в "нормальном состоянии", поскольку любое осознанное
действие предполагает положительные или отрицательные эмоции. "Нормально"
значит лишь "никак", "неопределенно" и "безразлично". Последнее относилось
как раз ко мне.
Глаза не видели ничего, кроме грязно-серого неба и бескрайней черной жижи
до самого горизонта. Она чавкала под ногами, словно жила особой, понятной
только ей жизнью. Я не знаю, сколько простоял там. Может минуту, а может
быть вечность. Впрочем, меня это не интересовало. А почему бы мне и не
стоять посреди этого болота? Ответьте-ка мне.
В этот миг я узнал сокровенный смысл существования - никогда никому ничем
не быть обязанным, чтобы никто никогда ничего не должен просить у меня. Я
не зависел ни от кого. И никто не зависел от меня. Я парил на крыльях
свободы. Хотя со стороны могло показаться, что я попросту завяз в жидкой
грязи. Ну и что? Какое мне дело до вас всех вместе взятых? Хочу - и буду
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг