Зал зааплодировал, а солист, счастливо улыбнувшись и махнув рукой,
протяжно продолжил припев, затем повторил английский вариант, снова спел
русский, после предпоследней строчки сделал очень эффектную паузу и
закончил выступление в тишине, беря удивительно высокие ноты.
Народ восторженно взвыл, а у замректора по культуре сложилось твердое
мнение, что песня (к сожалению) может выиграть и финал. Да, будь его
воля... Эту подделку зарубили бы в одну секунду.
Следующая песня исполнялась худой, высокой девушкой с удивительно гнусавым
голосом. Даже сидя в первом ряду, Иннокентий Петрович разобрал слишком
мало слов для того, чтобы композиция вышла в следующий раунд. Тут не
спорил ни Максим, ни остальные члены жюри.
Затем на сцену уверенно выбрался двадцатилетний юноша с длинными волосами,
перехваченными на затылке черной резинкой. Он расставил ноги в отглаженных
черных брюках, заломил руки так, что белые рукава сползли к локтям, и
начал:
Красный кол, злобный колокол.
Царя скинули и покинули.
Купола теперь поразрушены.
Офицеры с крестами сгинули.
"С крестами на мундирах или с крестами от церквей?" - задал себе вопрос
Иннокентий Петрович, вспоминая, кого же ему напоминает этот юнец. Нет, не
вспомнил, да еще и припев пропустил.
И народ теперь, уж не тот народ.
Ни купцов теперь, ни священников.
Чем же бога мы сильно прогневили?
Как отмыть нам Россию-матушку?
Певец резко дернулся перед очередным припевом. На его груди блеснул
крестик.
Скорблю о тебе, Россия.
Тебе уже не подняться.
Ни солнцу, ни неба сини
К родной земле не прорваться.
В зале вежливо зааплодировали. К удивлению Иннокентия Петровича Максим
вычеркнул фамилию "Корабельников".
- А не люблю ни романсов, ни Малининых, - поморщился Максим в ответ на
вопросительный взгляд соседки справа.
На эстраде уже примостился рябой, усатый мужичонка. Если он и считался
студентом, то выглядел намного старше своих лет.
- Тут много пели про всякую чепухень, - заявил он. - А вот Игорь Березнюк
споет вам вещь. Нашу, патриотическую.
Заиграла музыка. Судя по ней, Березнюк вовсю эксплуатировал концепцию
группы "Зеркало". Только изрядно пропитый голос резал слух куда жёстче:
Хороша житуха в разных странах,
Но буду я в России жить.
Проживешь полвека
Русским человеком,
Сразу мир покажется другим.
Иннокентий Петрович обиделся за песню своей молодости, а мужичок освоился
и следующие куплеты звучали уже не так трагично:
Хороши гаванские сигары,
Но лучше русский Беломор.
Выкуришь полпачки,
Сядешь на карачки,
Сразу мир покажется другим.
Хороша испанская мадера,
Но лучше русский самогон.
Выпьешь полбутылки,
Рожа на затылке,
Сразу мир покажется другим.
Хороши гашиш с марихуаной,
Но буду нюхать я бензин.
Крышечка открыта,
Дешево, сердито,
сразу мир покажется другим.
Хороши заморские девахи,
А лучше нашей Маши нет.
Переспишь полночки,
Как откажут почки,
Сразу мир покажется другим.
Хороши и йогурт, и омары,
Но только русским хлебом жив.
Зажуешь полбулки,
Дернешь в переулке,
Сразу мир покажется другим.
Хороши бананы и маслины,
Но лучший овощ - огурец.
Выжрешь половинку,
Закусь и сардинку,
Сразу мир покажется другим.
К слову сказать, в песне было сорок восемь куплетов. Терпения Максима
хватило на шестнадцать. Иннокентий Петрович был безмерно ошеломлен, что в
куплетах ни разу не прозвучал мат. Сейчас ведь демократия, можно все. В
общем, песню отвергли лишь потому, что исполнитель изрядно успел надоесть
Максиму.
Взбив золотые кудри, очаровашка с превосходными ножками оправила
мини-юбку, обеими руками ухватила микрофон и запела, отчаянно копируя
Ирину Аллегрову:
Переставлю все вещи, сменю занавески,
Но последний подарок стоит на виду.
Мои чувства сгорели, я не стала невестой,
Для меня все осталось в прошедшем году.
Ритм-компьютер выдавал сто двадцать ударов в минуту. Композиция,
несомненно, была танцевальной, но высокий плавный голос делал ее
лирической:
Я тебя не увижу и теперь не пытаюсь.
Твой прощальный подарок не скажет мне "Да".
Пусть другая с тобою, скрыть я слезы стараюсь.
Медвежонок лохматый со мною всегда.
Мой славный мишка,
Моя игрушка.
От всей любви остались только
Ты и Я.
Насквозь промокла
От слез подушка.
Но знаю, мишка
Поймет меня.
"Примитивно", - подумал Иннокентий Петрович, но вслух высказаться не
рискнул. Девушки в зале расчувствовались, по лицам потекли слезы. Одного
этого было достаточно для участия в финальном концерте. По крайней мере,
так считал Максим.
Затем снова прозвучала песня о несчастной любви. На этот раз от молодого
человека в строгой тройке и с курчавой бородкой. Он вытягивал гласные,
постоянно забывал текст и старался уверить всех, что так и было задумано.
Без лишних эмоций его фамилия скрылась под жирной чертой.
Радостные вопли возвестили о приходе всеобщих любимцев. Откуда-то
выродился конферансье, который заговорщицки подмигнул и восторженно
выпалил:
- Не упадите с высоких кресел. Девушек тоже касается. Держите свои юбки.
Они идут! Крррутейшая группа "Буратины"!!!
В джинсах и белых майках эффектными прыжками выбежали ударник и
бас-гитарист. Затем с другой стороны выскочили гитарист и клавишник чуть
ли не во фраках. Наконец, замысловатой походкой прошелся перед публикой
солист, объемное тело которого пряталось в спортивных штанах и необъятной
клетчатой рубашке. Зрители взревели еще громче, а ведущий "Буратин"
расшаркался, дождавшись, пока его друзья обустроились. Заиграл задорный
мотивчик, без труда забиравшийся в память на неопределенное время, и после
полуминутного проигрыша вступил солист:
Собрались здеся мы, наверное, не зря.
Поговорим, о чем вчера было нельзя.
Заткнем всем глотку, всех переорем.
Так каждый день мы очень весело живем.
В секундный перерывчик прозвучали два четких удара барабанными палочками,
которые затем отмечали каждую строчку припева:
Жираф не прав,
И слон не прав,
А нам начхать,
Нам не летать.
И будет ночь,
И будет день,
А мы все пьем,
Нам пить не лень.
Снова пронесся озорной проигрыш. Солист повихлял фигурой и продолжил:
По вечерам мы долго в ящик глядим.
Пахать, работать тоже мы не хотим.
Гляди-ка, все наши друзья уже там.
А надо денежек побольше всем нам.
Припев подхватила добрая половина зрителей. Аплодисменты шли в такт
музыке. Песня еще не кончалась:
Старайся проще на песню нашу взглянуть.
Крутою лампочкой осветим твой путь.
Смотри сюда, не груша это висит,
А наша лампа никогда не сгорит.
Озорные нотки проигрыша терялись за ревом публики. "Буратины" чувствовали
себя на сцене, как рыбы в воде. Последние ряды вскочили и принялись дружно
размахивать сцепленными руками.
А раньше очереди были везде.
Упорный дух витал в советском гнезде.
А нету денег, так получим мы срок.
И ты, и я, и он ведь тоже совок.
Последнюю строчку вместе с солистом пели все "Буратины". А припев уже
скандировал весь зал:
Жираф не прав,
И слон не прав,
А нам начхать,
Нам не летать.
И будет ночь,
И будет день,
А мы все пьем,
Нам пить не лень.
Зал оглушительно хлопал минут пять. Единый порыв охватил всех, кроме
Иннокентия Петровича. "Вот он, хит", - грустно думал замректора по
вопросам культуры. Веселый, запоминающийся проигрыш, смешные фразы ни о
чем, понятные, простые слова припева, которые так здорово орать как можно
громче, особенно когда дойдешь до нужной кондиции. Без сомнения, этой
песне покорится финал, а группу ожидало великое будущее.
Сама песня показалась Иннокентию Петровичу отвратительной. Но даже
заикаться об этом было крайне опасно. За подобное мнение любой зритель из
зала наплевал бы ему в лицо с чувством глубокого морального удовлетворения.
Голова заболела еще сильнее, затекли мышцы, закололо в боку. Напрочь забыв
о черных призраках, Иннокентий Петрович потер виски. К сцене катились
пустые бутылки из-под "Жигулевского". Витал табачный дым. Сзади кто-то
смачно хрустел воздушной кукурузой. Ночное праздничное шоу было в полном
разгаре...
...Вторая программа завершила передачи. О финише теледня возвестила
противная пикалка с мигающей надписью: "Не забудьте выключить телевизор".
Еще один вечер подходил к концу, до двенадцати оставалось совсем немного.
А мне не спалось. Я счастливо оглядел комнату. Июльская стипендия лежала в
кошельке, а кошелек в кармане. Если мне улыбнется судьба, то через десять
дней туда упадет и августовская. Это означало, что к коллекции кассет в
весьма скором времени добавится, как минимум, еще одна штучка. А может, и
две.
Я лежал на диване, переполненный уютом и счастьем. Лень было вставать и
выключать телевизор, на экране которого неприятно шуршали мелкие черные
полосы. Неожиданно раздался звонок в дверь. И тут погас свет.
Что за черт?! Я прищелкнул языком. Конечно, что мне бояться темноты? Но
когда снятся кошмары, приятно, знаете ли, протянуть руку и включить свет.
Кто мог поручиться, что у меня сегодня не будет кошмаров? Кто мог
поручиться, что они уже не начались? Кого это, интересно, так не вовремя
занесло? Ладно, успел позвонить. А то в полной тьме мне пришлось бы
услышать таинственный стук в дверь. И все же, кто там? Вспомнив
криминальную хронику, я уже начал подумывать, а стоит ли вообще идти
открывать. Тем не менее, имелся весьма большой шанс, что за дверью стоит
Борька и теряет терпение с каждой секундой. Надев шлепанцы, я поплелся к
выходу.
Коридор у меня и так темнее некуда, а тут я еще позабыл, куда сдвинул
стул. Шаря руками в пустоте, я благополучно добрался до двери и открыл ее,
пропустив обычное "Кто там?"
Какие, к черту, ночные кошмары! Я определенно не спал. Сердечко чуть не
выпрыгнуло, вспомнив задумку об инфаркте. Передо мной стояло бледное
чудище. По бледной материи, которая укутывала худющую фигуру, пробегали
искристые переливы мертвенного свечения. В десяти или пятнадцати
сантиметрах от моего лица находилась громадная уродливая голова с
остроконечным подбородком. Морду чудища испещривали страшные складки,
морщины и трещины. Уродец не собирался ни исчезать, ни растворяться, ни
впиваться мне в голову, высасывая мозги, а просто застыл в неподвижности.
Вернее, застыла. На неоспоримость этой гипотезы указывала копна длинных
волос и платье до пола, белеющее в непроглядном мраке подъезда.
Писать об этом легко, но видеть собственными глазами огненно-красные
зрачки, черно-кровавые губы и длинные клыки с отблесками призрачного
света... Голова мгновенно опустела. Я не понимаю, почему не упал сразу,
почему не отключилось сознание, ибо нервы мои никогда не отличались особой
выдержкой. Женщина-монстр не двигалась, как, впрочем, и я. Текли тягучие
секунды безмолвия, а мы стояли и смотрели друг на друга. Она прямо-таки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг