стегали его со всех сторон, но скорость крохотного беглеца только возрастала,
словно каждая травинка казалась ему хлещущей вожжей. Ошалевший от восторга Пашка
метнулся за ним, размахивая выскочившей из нутра "Полароида" карточкой. Одним
глазом он смотрел на гнома, стараясь не потерять бегуна из вида. Вторым косил на
картонку, сгорая от нетерпения, когда набор химикатов явит миру сенсацию,
запечатлённую его, Пашкиной, рукой.
Когда картинка прояснилась, стало ясно, что первый блин получился выше
всяческих похвал. С цветного квадратика пялилась не просто разъярённая гномья
морда. Нет, к моменту, когда вечность остановилась, гном уже наполовину
выкарабкался из убежища.
Радуясь первому полноценному попаданию, Пашка позабыл, что должен следить за
дорогой. Расплата последовала незамедлительно. Сначала фотограф запнулся об
узловатый корень и чуть не упустил камеру из рук. А когда равновесие чудом
удалось удержать, просека была пуста. То ли гном свернул в лес, то ли невероятно
ускорился. В общем, сбежать ему удалось.
Пашка огляделся. Справа неласково топорщились обломки еловых лап. Слева
сквозь череду берёзок и осин темнели дощатые стены лагерных складов. Если бы не
гном, расстроился бы Пашка до невозможности. Тайна загадочного пролома
раскрылась. Кто ломился сквозь чащу? Да весь лагерь ломился! Сам Пашка в густой
толпе шагал сюда сегодня утром, чтобы пялиться, как поднимают третий флаг.
А вот и сам флагшток. На хлопающее знамя Пашка и не взглянул. Утром
насмотрелся. А вот земля его заинтересовала. Странная была землица возле
флагштока. Если чуть поодаль вовсю буйствовала трава, лопухи и фиолетовые
головки разросшегося репейника, то почва вокруг серебряного столба иссохла,
словно пустыня. Пашка безуспешно поковырял носком серую потрескавшуюся землю,
потом нагнулся, поднатужился и оторвал кусочек. Колючий камешек напоминал
ошмёток бетона.
Флагшток даже с потрескавшейся землёй на сенсацию не тянул. Пашка грустно
осмотрелся по сторонам. Метрах в пятидесяти из осинника виднелась верхушка ещё
одного флагштока. Туда и сворачивала дорога, протоптанная утром двумястами пар
ног. Пашка вспомнил, как радовался, что после третьего подъёма не пришлось
тащиться далеко. Шмыгнув носом, фотограф приготовился возвращаться не солоно
хлебавши. Но тут не желающий мириться с поражением взгляд ухватил узенькую
тропинку.
Скрытый травами ход вилял между непотревоженного осинника, а потом сворачивал
влево. Туда Пашка и подался, на всякий случай, выставив фотоаппарат перед собой.
И тут ему в лицо бросилось что-то тёмное и стремительное. Перепуганный Пашка
рывком спрыгнул в заросли высокой травы, успев нажать на кнопку. Потом он почти
бесшумно прополз среди пахучих стеблей иван-чая и нырнул под развесистую ель,
удобно приземлившись на груду сухой хвои.
"Получилось или нет?" - трепетало сердечко. Душе отчаянно хотелось, что
снимок вышел на все сто. А на матовой поверхности уже начали проявляться первые
контуры. "Летучая мышь", - хотел разочаровано выдохнуть фотограф. Но дыхание
крепко перехватило. На перепончатых крыльях парил скелет с хищно раскрытым
клювом уродливой каплеобразной головы.
Глава 9
"Красная..."
Хорошо лежать на холме и смотреть в небо. Смотреть до бесконечности, если оно
нежно-голубое, или ало-закатное, или розово-рассветное. Никогда не наскучит
смотреть на небо. Особенно, если по нему плывут облака.
Инна придумывала облакам сказки. Ей казалось, если она успеет, то облака, о
которых успеет сложиться сказка, не рассеются за горизонтом, а уплывут в
странную страну, сотканную из мыслей, желаний и фантазий, которые приходили в
голову хотя бы одному человеку. А по пути в дивную страну облака проплывут над
всем миром, сосчитают шпили над Прагой, застынут на мгновение, восхитившись
ярким ковром Брюссельской Площади Цветов, погладят краешком своих шлейфов
Эйфелеву башню, коснутся египетских пирамид. Их обгонит солнце и напоследок
раскрасит в багряные тона. А они в тот миг будут скользить над африканскими
джунглями, и какая-нибудь чернокожая девчушка с блестящими глазами придумает
свою сказку и подарит облакам ещё несколько часов, чтобы они всё-таки успели
добраться до сказочной страны, где сами обернутся мечтами или желаниями.
Вот бы оседлать облако и отправиться по волнам ветра. Тогда бы Инна смогла
увидеть всё сама. Прищурившись, она выбирала себе подходящее облачко. Огромное,
похожее на лошадиную голову с огромной пастью, Инне не понравилось. А вот
следующее, напоминавшее четырёхгорбого верблюда, вполне бы её устроило. Словно
испугавшись, жёлтый верблюд запнулся, скомкался и распался на три куска. Самый
большой из них быстро обретал черты скрюченного гномика с лопатой за спиной.
Борода озорно выгибалась вверх, а потом оторвалась и растаяла.
Над Инной распласталось длинное и широкое облако, похожее на ковёр-самолёт с
пушистой бахромой. Вот бы и в самом деле придумали такие облака, на которые
можно вскочить и лететь, лететь, лететь. Но Инна не летала даже на самолёте и о
полётах знала только из фильмов, где банды угрюмых террористов открывали
стрельбу в салоне, а какой-нибудь весёлый негр всегда успевал сбежать
куда-нибудь на другие этажи.
Интересно, а сколько этажей в самолётах? А летают ли крылатые многоэтажки? И
есть ли в них лифты? Перед глазами встали две исцарапанные створки, на правой из
которых чернела надпись. После многочисленных подтирок и подчисток буквы
образовывали извечное "НЕ ОЛЕГ 4-Х ЕЛ." Когда кабинка исчезла, Инна увидела, что
ковёр порядком порастрепался. Один из его углов вытянулся длинным хвостом, и
облако незаметно преобразилось во флаг. Теневые холмы медленно скользили по
желтизне, собираясь в изогнутые иероглифы и снова распадаясь на отдельные
чёрточки. Небеса словно сигналили Инне: "Прочти нас! Прочти и пойми!"
А что, если семь новых флагов несут в себе скрытое послание?
Дыхание застыло, потом воздух шумно вырвался на свободу. Какие только мысли
не придут в голову, когда нечего делать. Вернее, когда есть сотни разных дел, но
ничего не хочется. Ведь петь и рисовать Инна не умеет. А читать - значит
смотреть вниз. Но сейчас, как никогда, хочется запрокинуть голову и любоваться
величаво плывущими по небу жёлтыми гигантами. И крохотными лоскутками, проворно
играющими в догонялки между своих старших братьев. Смотреть и не думать ни о
чём.
Но ни о чём думать уже не получалось. Коварное облако, на несколько минут
обернувшееся флагом, давно забыло о своей минутной прихоти. А Инна не могла. То
один, то другой флаг из странной семёрки вспоминался, оживал и реял на фоне
вечернего неба, словно облако, побывавшее в сказочной стране и вернувшееся
обратно. Уже не облаком. Уже чем-то непонятным и необъяснимым.
"Не можешь понять - догадайся". Словно она очутилась в школе и смотрела в
дневник, где злым лебедем выгнулась двойка по математике. А рядом подсмеивалась
Светка, у которой никогда не было двоек, хоть она и не смыслила в математике.
"Не понимаю, - всхлипы грозили перейти в рыдания. - Ничегошеньки не понимаю в
этой прорве задач и примеров!!!" Светка не сочувствовала. Светка улыбалась, как
двойка из дневника. Светка радовалась за себя. "Не можешь понять - догадайся". И
упорхнула в буфет, оставив Инну в тоске и одиночестве.
Флаги не были добрыми. Ничто, связанное с Электричкой, не несло в себе добро.
Флаги прятали тайны. Флаги никому не собирались говорить и подсказывать,
представлять и пояснять. "Не можешь понять - догадайся".
Теперь отчётливее вырисовывался второй. Кроваво-красное небо, разорванное
чёрной кометой. Можно было написать целое сочинение о том, что символизировало
это полотнище. Но объяснение должно быть кратким. Одно слово. Или даже одна
буква. Семь флагов - семь букв. В какое они могли слово собраться?
Хм, это уже интересно.
Но комета? Причём тут комета?
Неожиданно пришла догадка. И никакая это не комета! Это... это... это
космический корабль, потерпевший катастрофу. Это РАКЕТА!
Р-р-ракета, кР-р-рылатая Р-р-ракета, Р-р-рухнувшая, Р-р-ревя, Р-р-раздирая,
Р-р-раскалённое до к-Р-р-расноты, Р-р-растекающееся к-Р-р-ровью небо.
Р-р-р!
И сразу же словно ниточка протянулась. Красное небо, расставшееся с тайной,
бессильно потухло. И в пришедшей на смену тьме сверкнули шесть серебряных звёзд.
Созвездие Кассиопеи. И всё разом погасло. Кроме первой буквы.
Пальцы руки сжались, выдирая пахучую траву. Главное, теперь не расслабиться,
не упустить удачу. Догадка - это как билет в лотерею. И пока странное солнце
удачи разбрасывает лучами метки, надо покупать и покупать билеты, на которых
сияют солнечные зайчики.
Зелёное поле, испещренное чёрточками. Поле без конца и без края. Степь да
степь кругом. С-с-стелется с-с-степь, шелес-с-стит, с-с-сверкает под с-с-солнцем
с-с-светлой зеленью, с-с-страшитс-с-ся ос-с-сени, с-с-тановяс-с-сь
с-с-соломенной, пус-с-стой. Все буквы до единой мягко проскальзывают мимо.
Только на "С" запинается язык. Только "С" ос-с-стаётся. С-с-сладкая,
с-с-удорожная, с-с-сказочная. Странный вкус у буквы "С". Будто сорванный клевер
хрустит меж зубов, нехотя расставаясь с розовой сладостью.
Новый флаг выплывает. Новый флаг колышется, дразнится. Пойми меня! А не
поймёшь, так догадайся. А на флаге плещется море, волны синие, белогривые. По
волнам русалка плывёт. Подмигивает озорными глазками. То левым, то правым. Вот я
какая, сама посмотри. А кто я такая, сама угадай.
Русалка? Не-а! Неправильно.
Принцесса подводного царства! Слишком длинно, хотя и завлекающе.
Кто же ещё живёт в морях в русалочьих обличьях? Сирены? Но нет, не отзывается
буква "С". Не любит её флаг. Принцесса подводного царства... Было уже, было...
Новенького давай, ещё не слышанного. Но не уходит из сердца принцесса. Не уходит
её замок. Не хотят исчезать её сёстры. И сердится царь морской, трезубцем
взмахивающий Нептун.
И дрогнула картинка, эхом откликнулась, стрункой тоненькой отозвалась,
капелькой зазвенела. Н-н-нептун. Не то!
И тёмный ужас неудачи!
Нет-нет. Назад. Вертится буква "Н". Наворачивается на ноги, налетает на
Невскую Набережную, несётся над Новороссийском. Но нет Нептуна на знамени. Кто
же русалочка эта?
Наяда!
Слово чужое незнакомое. Подсказал кто или само выпало? Да посказка больно
странная, холодком приворожившая, продравшая морозом по коже, уводящая...
Всё! Зажмурить глаза и забыть про наяду, не думать ни о чём. Помнить только
букву "Н". И Арбуз следующего флага... Арбуз... Полосатый, круглый с хвостиком,
мы разрезали арбуз, приходите быстро в гости к нам, у него отличный вкус.
Ух... отпустило... Не кажется больше буква "Н" страшной. Не кажется, что
подсказал кто-то. Верится теперь, что знала это слово Инна. Давно знала. А если
и не знала, то в книге прочитала. Или в газете какой. А арбуз совсем нестрашный.
Аткрытый та-акой и Ачаравательный. Атличный от всех. Атрицательный, Атласный.
Аткравенно зелёный. Гордо стоит буква "А", расставив ноги и сложив руки
полочкой. И в то же время дурачится, слова коверкает, под себя подправляет,
спрашивает безмолвно: "Ну, ещё словечко одно переиначим из книжного в
разговорное? Или уже со своими оставим?"
"Оставим", - кивает Инна. Любит она букву "А". Апельсины, ананасы, арбузы,
абрикосы. Все округлые, манящие, попробовать зовущие, праздником пахнущие.
А праздник - это полный стол, это прогулки по городу, это шарики, улетающие в
небо, это красивое платье. И мамина брошка, взятая из заветной шкатулки, пока
никто не видит. И если уж мир весь не полюбуется, то хоть самой себе
понравиться, минутку у зеркала повертевшись.
И сразу холодок тоскливый.
Зеркало. Седьмой флаг. Седьмой цвет радуги. Седьмая вода на киселе. Но буква
"С" снова противится. "Нет меня там, - хихикает. - Присмотрись, присмотрись,
кого в зеркале найдёшь?"
А кого в зеркале найдёшь? Кого увидишь, где рыбак видит рыбака, а доктор
доктора. А если кто видит там уродину с нечищеными зубами и сальными
растрёпанными волосами, то пенять не на кого. Сама ты в зеркале.
Так кто там? Кто в зеркале?
"Я!" - сказала Инна и поставила точку.
А потом выстроила буквы. И получилось слово. Третий флаг, ловко увильнувший
от перекрёстного допроса, не смог утаить букву, не смог сохранить пустое место в
шеренге. Вывернулась буква без всяких подсказок и объяснялок. Вывернулась и
оказалось братишкой-близняшкой той, что соскочила с зелёно-полосатого арбуза.
Выпрыгнула из сумрака недосказанного и заняла своё место, будто всегда тут
стояла. Будто изначально знала про неё Инна. Как про... Не будем говорить про
кого.
Тогда Инна лукаво отвернулась от буквы "Н". А та присмирела и не выпячивалась
из строя.
КРАСНАЯ.
Красная чего?
Красная Площадь? Красная Плесень? Красная Жара? Весна-Красна? Красная,
красная кровь...
Как много в этом мире красного. Как много осталось красного в этой стране.
Красная Пресня? Красная Звезда? Красная Дата В Календаре?
Красная...
Прилагательное, которому никогда не стать существительным. Которое не может
без него. Которое притягивает его изо всех сил, чтобы не потерять смысл и
остаться в этом мире, наполненном миллионами слов на тысячах языков.
Красная Вода? Красная Земля? Красная Злая Луна? Красная Стрела - поезд такой
до Москвы.
Или Красная Струна, о которой говорил Он... Куба... И буквы забылись. Зато
лицо нарисовалось до мельчащих чёрточек. Высокий. Самый высокий в отряде.
Уверенный в себе. И не боится драться. Чуточку смешно шевелятся его губы, когда
он рассказывает о чём-то. Или властно сжаты, когда он стоит на линейке и косит
взором в сторону. Инна и сама украдкой посматривала туда, где за спинами
четвёртого отряда сплетаются стволы угрюмых елей. А сквозь тёмную хвою, словно
скелет доисторического зверя, белеет ствол высохшей, мёртвой пихты. Куба прав.
После заката, на фоне угасающего неба верхушки елей смотрятся особенно зловеще.
Вот если бы умела она рисовать! Но художник из неё никак не получался. А
фотоаппарат не покупался даже на самые большие праздники. Иначе привезла бы она
его в лагерь, и на одном из кадров давно бы увековечились и чёрные ели, и яркое
небо заката, и... если повезёт... фигура с всклокоченной шевелюрой в бледной,
распахнутой рубахе.
А глаза, сверкающие сказочной голубизной, будут смотреть только на неё.
Быть может встать и рассказать Кубе о своей догадке?
И небо поблёкло, облака скучно расплющились, солнце перебежало чуть правее и
принялось злобно светить в глаз. Картинки далёких стран размазались и истаяли.
Настоящее было рядом. Настоящее можно было привлечь самыми обычными словами.
Надо только подтвердить, что Красная Струна существует на самом деле. Что её уже
обозначили неведомые силы. Что её стоит поискать!
И она, Инна, совсем не прочь поучаствовать в поисках не в качестве балласта,
а качестве той, кому подвластны все тайны мира.
Встать и рассказать! И почему бы это не сделать прямо сейчас.
Глава 10
Девятый отряд
Над тёмной землёй
Зелёная хвоя
Неслышно висит
* * *
Абсолютную тьму прорезал ветвистый разряд молнии. Холодный фиолетовый цвет
лился издалека. Молния сверкнула ближе. Её ветви, словно быстрые стрелы,
пронеслись во все стороны, безжалостно выбивая то, что таилось во тьме. То, что
готовилось напасть. То, с чем не договоришься. И оно истаяло вместе со своей
непонятной злой опасностью. Оставшееся радостно колыхнулось и начало расти.
Барьеры исчезли. Окаменелое равновесие потрескалось и осыпалось. Теперь время
принадлежало лишь одному.
Так зародилась жизнь на новом витке спирали.
* * *
"Два - ноль в мою пользу!" - чуть не пропел Пашка, выбираясь из-под ели. Два
удачных попадания. И, самое главное, днём! Ещё никто не мог похвастаться, что
видел чудиков средь бела дня. А Пашка видел! И доказательства, взгляните-ка,
имеются!
Так, не разбирая дороги от радости, фотограф выбрался на знакомую просеку,
которая словно нарочно подворачивалась под ноги. Выбрался, да остановился.
За просекой чернел сарай. Сейчас, когда солнце нырнуло за облачную
желто-серую громаду, полуразвалившееся строение выглядело особенно неприветливо.
Вот только откуда он здесь взялся? Ведь не было утром сарая! Определённо не
было! Пашка даже глазами поморгал, надеясь, что морок развеется. Нет, никуда не
делся, выпятился, будто гордится своим исключительным внешним видом.
Флагштоки сейчас находились примерно на одинаковом расстоянии от Пашки. Ну к
флагштокам, положим, все уже привыкли, а тут что-то новенькое. Зажевав ромашку,
фотограф внимательно оглядывал неказистое здание. Тратить снимок на него,
положим, не стоило, а вот понаблюдать никто не мешал. Цыкнув на лопух жёлтый
сгусток слюны, Пашка шагнул обратно в кусты.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг