помеченному печатью проклятия демона.
Звездный же демон сидел в стороне и плакал, качая на коленях плотно
зашнурованный сверток, и каждому, имеющему глаза, было ясно, что скорбит
он, вовсе не оплакивая безвинно погибшего от его жестокости храброго
человека аршакуни, а горюет по жалкому куску рваной ткани с изображением
ухмыляющейся женщины, которая даже не обнажена...
В тот день вторично и в последний раз видели люди аршакуни слезы демона
Жанхара. Впервые случилось это там, на поле великой битвы, когда еще не
остыла кровь и пережитый ужас казался благословением небес, ибо именно
этот ужас помог одержать победу. Демон бродил вдоль ряда раскрашенных
досок, разбитых и расколотых Смертью, которую он и его подручные сами
посылали в бой, и рыдал в голос, непристойно и жалко, словно девица, от
которой отказался выбранный ею юноша. Он гладил обрывки деревяшек, ползал
по мокрой траве, собирая чурочки, и сквозь слезы кричал на тех, кто
осмеливался проходить рядом, требуя не мешать ему, Жанхару, заниматься
бесполезным делом.
Впрочем, Тот, Кому Подчинялась Смерть, может позволить себе многое, не
опасаясь насмешек...
В шестой день дождь устал. Небо еще истекало мутной влагой, но капли
сделались совсем легкими; скорее даже не дождь, а мельчайшая сонная
капель, вихрясь в порывах несильного ветерка, стремилась к земле, и хотя
мокрое не сохло, а влажное делалось еще более тяжелым и скверно пахнущим,
стало возможно собираться в путь.
Звездные были раздражены. Прочные, надежные и вместительные телеги
оказались бесполезными; никакая упряжка лошадей, никакие людские усилия не
смогли бы протолкнуть громоздкие повозки сквозь липкое, тяжко чавкающее
болото, бывшее в дни тепла торной проезжей дорогой. Хвала Мечте -
доставало и живых убитых; им предстояло перенести вьюки к кораблям
Звездных. Конечно, они уже не были так покорны и напуганы, как в первый
день после великой битвы, когда их, выживших чудом, связывали попарно и
гнали к указанному Старшей Сестрой месту. Тогда они брели, втянув головы в
плечи, и их даже не приходилось взбадривать бичами. Они шарахались от
каждого окрика, они преклоняли колени перед самым последним из людей
аршакуни и готовы были подчиниться любому повелению.
Терпения и послушания, однако, хватило ненадолго.
Уже на третий день плена некоторые замыслили бунт и побег. Разумеется,
зачинщиками выступали не дикари; дикари, напротив, не заслуживали
нареканий. Несколько людей башен, из тех, что пережили первую атаку,
вспомнили о своей гордыне и позволили себе решить, что люди аршакуни
недостаточно бдительны. И когда ночью, под покровом тьмы и дождя, они
приступили к исполнению задуманного, они убили часового, тем самым
многократно усугубив свою вину, выползли из кольца охраны и были взяты при
попытке подобраться к коновязи. Хозяев подвели кони; они откликнулись на
тихое поскуливание беглецов, похожее на свист ночного сверчка, но
откликнулись радостно и звонко. Люди башен были смелы, но ума им не
хватало; они не сумели предвидеть, что боевой конь, соскучившись по
хозяину, может не выдержать и забыть о многомесячном обучении, учуяв
родные запахи.
Наказание было заслуженным и страшным.
Именно в то утро люди аршакуни и не узнали впервые Старшую Сестру. Обычно
холодно-жестокая к виновным безусловно и снисходительная к тем, чья вина
допускала смягчение, она на этот раз не была похожа сама на себя. Даже
демон Жанхар не сумел превозмочь ужаса и отвращения и удалился в свою
палатку, когда Эльмира вынесла приговор.
Обычаи башен не зря были известны людям аршакуни.
Тем, кто пытался бежать, среброволосая женщина предложила выбор: каждый
желающий умереть легко, сказала она, получит тонкую деревянную рейку и ею
да перережет себе горло в течение того времени, пока она, Эльмира, не
опустошит чресла самого юного из людей аршакуни. И свидетели суда
побледнели, не стыдясь малодушия, ибо знали, что дождь и туман скроют его.
Невероятно короткий положила срок казни Старшая Сестра и добавила: каждый,
кто не пожелает умереть быстро и от своей руки, а равно и всякий, кто не
успеет сделать это к установленному времени, тот да будет опетушен и
отпущен.
Люди башен выслушали приговор и потребовали рейки.
Они успели - все, как один. Точно в назначенный срок.
Лишь один из них, бывший до того, как стать живым убитым, прославленным
Коляном Глухим, сумел все же изменить судьбу. Он согласился стать петухом,
но в тот миг, когда наказание начиналось, чудовищным усилием вырвался из
крепко удерживающих его рук, выхватил меч из-за пояса ошеломленного
стража, рассек его от плеча до паха - и рухнул в траву, раскинув руки,
испещренные синими знаками доблести.
В одно мгновение он сделался похож на ежа и уже не видел, с какой
гордостью, граничащей с преклонением, глядят на него товарищи по неудаче.
Козырные перепилили себе горло, не издав ни стона.
В тот миг они заслужили право не называться живыми убитыми. Остальные,
увидев и уразумев, смирились окончательно. И никто больше не задумывал
побег.
Утомление небесных плакальщиц означало выступление в дорогу. В тот же
день, задолго до вечера, Старшая Сестра и демоны, как называли уже всех
Звездных, разумеется, за глаза, люди аршакуни, покинули лагерь.
Разумно. Путь к кораблям неблизок: полтора пеших дневных перехода, если
тропы сухи, и не менее трех, когда они залеплены вязкой глинистой грязью.
Посреди мокрой степи не заночуешь. Значит, кому-то следует выехать вперед,
найти в развалинах подходящее место, выкурить подвальных, ежели они там
найдутся, и подготовить все для тех, кто приедет, сопровождая поклажу.
Нельзя забывать и о предметах: демон Жанхар гневен, что они мокнут, и
требует накручивать на свертки все новые и новые слои шкур, вовсе не
считая нужным помнить о том, как излишек мокрой шкуры утомляет носильщиков.
Которых и без того мало.
Не более трех сотен мужчин, способных трудиться, пощадила великая битва.
Было больше. Но кто бы стал думать о раненых дикарях? Их оставили умирать
там, где они упали, и лишь самые мягкосердные из людей аршакуни побродили
какое-то время по грудам тел, избавляя от лишних мучений тех, чьи лица
казались им достойными милости...
Возглавить караван Старшая Сестра поручила Яане, и хотя люди аршакуни не
поняли смысла назначения, но им стало радостно оттого, что Старшая Сестра,
которой они теперь боялись, хоть какое-то время не будет с ними.
А на рассвете, когда дождь, на счастье носильщиков, уже почти иссяк,
златовласая приказала каравану выступать немедленно после утреннего приема
пищи.
Сама же, взяв с собой малый отряд сопровождения, помчалась вперед, минуя
тракт. И влажная трава, хоть и умаляла конскую прыть, все же стала меньшей
обузой для всадников, нежели липкая глина торной дороги...
Спустя четверть дня, когда из нежданного разрыва в истончившихся облаках
робко выглянуло солнце, Яана и те, кто сопровождал ее, медленно брели по
неубранному полю великой битвы, отгремевшей всего только семь... целых
семь!.. дней тому.
Здесь это было.
Здесь.
...Вон там стояли они, дикари Фальшивого, выстроившись плотными шеренгами
и выставив на флангах конницу шакалов, обитающих в башнях. Твердо стояли
они. И не шли вперед, хотя воевать не умели, и можно было ждать глупой, на
одной ярости неумелых начатой атаки. Это было бы хорошо. Именно этого и
хотел старший из Звездных, Жанхар, о котором тогда еще не знали люди
аршакуни, что он - демон, Которому Подчиняется Смерть. Именно этого хотела
и Старшая Сестра, потому что удар дикарей пришелся бы в пустоту, а конница
смогла бы рассечь толпу. И все люди аршакуни хотели, чтобы вышло так.
Но не дождались.
Фальшивый был искусен в деле войны. Он воспретил своим трогаться с места.
И он был прав. Не дикари пришли к людям аршакуни, а люди аршакуни
вторглись в пределы дикарей. Не дикарей подгонял сделать дело поскорее
Звездный Жанхар, которому не хватало времени. Поэтому воины Фальшивого
могли стоять хоть до ночи, а потом - еще день, и еще. Им подвозили пищу
сородичи из поселков, а люди аршакуни не могли даже надеяться перехватить
повозки с едой, поскольку с завтрашнего дня караваны пойдут под охраной
людей из башен, в конном бою не менее, если не более искусных, нежели люди
аршакуни.
Свои же припасы иссякали.
И если бы не безумие опьяненного терьяком Глухого Коляна, Старшей Сестре
пришлось бы изрядно поломать голову, размышляя: как же выманить дикарей в
поле?
Думать не пришлось. Простенький прием: люди аршакуни пошли в наступление,
встретились с тучей стрел, выпущенных дикарями, попробовали, как злобны
предательски бывшие бумеранги, и откатились, изображая паническое бегство.
Это мог бы сообразить и ребенок. И уж конечно, это прекрасно понял
Фальшивый, потому что тотчас же над его станом взревели трубы, повелевая
дикарям стоять на месте. И они подчинились бы приказу, если бы не люди
башен.
"Аййяяйяаа!" - завизжал Колян Глухой, с места посылая коня в галоп. Клич
подхватили всадники на левом и на правом флангах. Они еще не привыкли к
тому, что отныне их вожак - Фальшивый; они знали своего пахана, и только
его, и для них не был приказом, который нельзя нарушить, воспрещающий
грохот труб.
Они рванулись вперед двумя черными неостановимыми потоками. Они нагнали
отступающих людей аршакуни, и отступление превратилось в повальное
бегство, потому что конные люди, на фене хаз именуемые "кодло", не знали,
что такое пощада. И тогда, увлеченные видом убиваемого врага и не умеющие
обуздывать жажду вражеской крови, дикари перестали слышать приказы труб.
Качнувшись на месте, словно в нерешительности, они вдруг разом склонили
пики и мерным шагом двинулись вперед, вслед коннице Коляна, севшей на
плечи людям аршакуни. И это было ошибкой. Но еще не гибелью. Они потеряли
бы немало своих и взяли бы немало чужих жизней, но никто не знает, чем
кончился бы день, будь это обычный бой.
Но этот бой не был обычным.
Сперва об этом не знал никто. Даже люди аршакуни.
Но лотом мерный шум сотен топочущих ног и звонкий лязг конной битвы
внезапно утонули в ровном, удивительно громком треске, и ряды наступающих
начали валиться один за другим, словно снопы в пору жатвы.
А спустя несколько мгновений люди аршакуни, потрясенные не менее врагов,
сообразили, что трещавшая смерть не причиняет им никакого вреда. И тогда
многие сопоставили стук и кровавые брызги в затоптавшихся на месте рядах
дикарей с теми неподъемно тяжелыми металлическими штуковинами, за которыми
залегли на флангах незадолго до начала сражения Жанхар и его помощники,
младшие Звездные...
Дикари не побежали сразу. Они оказались удивительно стойкими. Они
продолжали рваться вперед, затянув протяжные боевые кличи. Но едва ли они
слышали собственные голоса - руки невидимой Смерти нещадно косили их ряды,
раздирая тела на части. Они не прошли и четверти того расстояния, которое
нужно было одолеть, чтобы вступить с врагом в рукопашную схватку.
Исполосованная смертоносными бичами, растерзанная, уже разметалась по полю
конница Коляна, исчезнув в дыму, пламени и пыли. И все пешие дикари
продолжали, спотыкаясь, утратив строй, бежать вперед...
И тогда пошел дождь, словно сама Земля разрыдалась, не в силах смотреть на
происходящее.
Слезы небес рухнули на поле битвы, пытаясь погасить гибельный огонь в
руках Того, Кому Подчинилась Смерть. Тщетно. Ничто уже не могло спасти
дикарей, и в самой середине поля громадный, невероятно широкоплечий воин,
задыхаясь и напрягая мускулы шеи и спины, пытался привстать, опираясь на
единственную руку; ноги его были оборваны выше колен, и он протяжным
голосом, перекрывающим даже смертоносный перестук, призывал Фальшивого,
умоляя его прийти и спасти.
Трещала смерть и гремела, торжествуя легкую победу, и вдали, под лебединым
стягом, не спасенные расстоянием, разлетались в труху и щепки
разрисованные доски, и в рассеченных струями дождя ранних сумерках,
подсвеченных кривыми извивами молний, мигали и лопались, столкнувшись с
плевками невидимой Смерти, невнятные сгустки воздуха, меняющие цвет с
черного на белый и наоборот.
И никому не известно, в какое из мгновений один из стучащих укусов
встретился лицом к лицу с Фальшивым. Но в тот миг, когда это случилось,
дикари - то, что осталось от дикарей! - дрогнули наконец и в панике
побежали. А вслед за ними рванулась ведомая Старшей Сестрой конница людей
аршакуни, рубя бегущих или превращая их в живых убитых...
Вот так это было. Так.
Здесь. Всего лишь семь дней назад.
А сейчас Яана и ее спутники медленно обходили так никем и не убранное
поле. Сотни щуплых тел в пятнистых куртках лежали там, где их настигла
смерть, и под непрерывным шестидневным дождем уже несколько дней как
начали разлагаться. Над иными уже успели потрудиться набежавшие из дальних
руин крысы, а в более открытых местах оставались одни скелеты, слегка
прикрытые тканью, - мясо склевали не боящиеся ливня вороны. Когда
приближались люди, черные птицы нехотя отлетали в сторону и оттуда злобно
каркали на проходящих.
Много спустя полудня наконец-то отыскалось то, ради чего они ушли,
опередив караван.
Фальшивый лежал на взгорке лицом вниз. Грудь его была изорвана в клочья,
спина напоминала сплошное месиво; одеяние, почти такое же, как и у
Жанхара, вздулось, туго стягивая распухшую плоть, и правая рука, крепко
сжимающая слегка искривленную катану, валялась невдалеке от тела,
отсеченная прямым попаданием огненного плевка.
Андрэ, на шаг опередив приостановившуюся златовласую, ногой перевернул
застывший труп. Некоторые из людей аршакуни отшатнулись, и в глотках у них
хрипело и булькало.
- Держи, Яана! - Андрэ разогнул спину и протянул девушке черно-красную
металлическую каплю на тонкой цепочке. Мать запретила искать тело и
снимать амулет. Она сказала: побывав в руках Фальшивого, знак власти
утратил силу. Возможно, она была права, а возможно, и нет. Это решать не
ей. Это решать людям аршакуни.
- Отрежьте ему голову! - приказала Яана.
Спутники отшатнулись, и ни один из них не поспешил исполнить приказ. Даже
Андрэ бросило в пот, несмотря на то, что вокруг было сыро и прохладно.
- Отрежь ему голову, - повторила Яана, глядя в глаза Андрэ, и
черно-красный амулет колыхнулся на высокой груди.
- Яана... - пробормотал юноша.
Его светло-карие глаза, сощурившись, превратились в щелочки; он не
шелохнулся, хотя более всего ему хотелось выполнить приказ и заслужить
прощение златовласой. Он очень хотел ее, с каждым днем все сильнее, а она
не позволяла ему приходить, отсылая к матери. Но чары Старшей Сестры
развеивались, стоило ей оказаться не рядом, а Яана, что ни ночь, являлась
ему в горячих, исступленно-бесстыдных снах.
И он попытался было сделать то, что ему велели, но рука отказалась
повиноваться, словно токи, исходящие от напоенной кровью земли сковали ее
непонятной вялостью.
Яана наконец поняла, что ничего не добьется. Даже от этого трижды
скверного предателя, к которому так хочется прижаться всем телом. Что ж.
Есть вещи, которые женщине приходится делать собственноручно.
Вдохнув побольше воздуха, она склонилась над полуразложившимся телом.
Кривым кинжалом быстро сделала надрез вокруг синей распухшей шеи, затем
резким ударом рассекла шейные позвонки и перерезала сухожилия.
- Я не хотела тебя, - сказала она и посадила голову на услужливо
подставленную Андрэ пику. И тогда совсем рядом послышалось:
- Прекратите это безобразие!
Почти вплотную, подойдя совсем незаметно, стояли окруженные охраной те,
кого здесь не должно было быть, - Жанхар и Эльмира. На смуглом лице Того,
Кому Подчинилась Смерть, отчетливо читалось брезгливое негодование, а
Старшая Сестра не отрывала взгляда от груди дочери, украшенной амулетом, и
зрачки ее медленно сужались и расширялись, словно у разъяренной дикой
дворовой кошки.
Юные спутники Яаны отшатнулись, пряча глаза, словно детишки, пойманные на
запретном. Выскользнув из руки Андрэ, пика глухо шлепнулась на туго
раздутые тела, и голова, соскочив с острия, подкатилась под ноги Жанхару.
И полковник политического надзора, личный секретарь сеньора пожизненного
Президента Демократического Гедеона, доктор искусствоведения Джанкарло
эль-Шарафи почувствовал, что еще немного, еще совсем чуть-чуть - и его
стошнит.
Голова майора Нечитайло, нарушившего присягу и получившего свое, лежала у
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг