его ног. Вернее, большая часть головы, почти три четверти ее, а остальное
было оторвано прямым попаданием пули, выпушенной из тяжелого стационарного
пулемета, и зияющее отверстие истекало бело-сизой жижей. Но и этого
обрубка головы вполне хватало, чтобы опознать убитого: резко вылепленный
подбородок, четкие очертания скул, римский нос под высоким, чуть скошенным
лбом; как ни странно, тление почти не коснулось лица, хотя лежащие вокруг
были уже неузнаваемы. Голова ухмылялась, скаля крупные белоснежные зубы, а
веко единственного глаза чуть приоткрывало глазное яблоко, отчего лицо
казалось лукавым, словно бы даже подмигивающим.
- Госпожа Минуллина, - официальным тоном произнес эль-Шарафи, чуть
развернувшись к туземной королеве, - позвольте заметить, что этот человек
являлся офицером вооруженных сил Демократического Гедеона и никакие особые
обстоятельства не могут оправдать глумление над его телом...
Он был уверен, что поступает правильно. В конце концов, он целых шесть
дней размышлял над тем, как поступить с прахом дезертира. Майор Нечитайло,
несомненно, был сумасшедшим, и трибунал скорее всего учел бы этот факт как
смягчающий вину. Он мертв, а мертвых, тем более умалишенных, не карают. И
наконец, сбежав к дикарям, майор Нечитайло, известный в аэромобильных
частях под прозвищем Ниндзя, сам выбрал свою судьбу. И вот как дикари
отплатили ему...
Следовательно, решение забрать останки с собой для достойного захоронения
на родине было вполне обоснованным. Тем паче негоже всякой нечисти
издеваться над телами павших землян.
- Госпожа Минуллина! Я требую...
Эльмира не слышала. Вернее, не слушала. Впившись в точку над переносицей
Яаны, она пыталась заставить дочь опустить глаза, но безуспешно.
Сила, никогда не подводившая ее, дала сбой. А Яана глядела в лицо матери
спокойно и насмешливо.
- Отдай! - Указательным пальцем Эльмира ткнула в амулет. - Или выбрось...
- Нет! - негромко отозвалась Яана, и тон ее очень походил на материнский.
- Отдай!
- Нет! - повторила Яана и усмехнулась. - А если тебе очень хочется
приказывать возьми меч и докажи свое право.
- Что ты, доченька!
Эльмира отшатнулась, закрыв лицо руками.
А когда мгновение спустя руки опустились, юноши из отряда Яаны, да и
Звездные замерли: за этот краткий миг Старшая Сестра превратилась в
призрак.
Лицо ее стало сухим, и кожа обтянула его, словно между нею и костью черепа
не было ничего живого; чувственные губы истончились, глаза запали и
выцвели.
Но где-то там, в голубоватой мути, где уже не было ни капли серо-синего
цвета, полыхал отблеск безумия.
- Ты сказала. Защищайся!
Меч, шурша, пополз из заспинных ножен, и Яана, не отступив, обнажила
ятаган.
- Ну!
Железо не скрестилось. Звонкая молнийка мелькнула во влажном туманце и,
точно угадав по клинку Старшей Сестры, отшибла его с такой силой, что
Эльмира едва не выпустила рукоять.
- Не трогай Яану, старуха!
Андрэ стоял чуть обочь, слегка напружинив ноги и едва заметно покачиваясь
всем телом; в изготовленной для взмаха ладони замерла россыпь
металлических звезд, и стражники Старшей, рванувшиеся вперед, замерли.
Им нужно было всего три мгновения, но мгновений не было.
Ничто не может остановить полег сюрикэна...
- Андрэ! - с восторгом вскрикнула златоволосая.
Эльмира старела на глазах, и полковник эль-Шарафи, учтиво, с несколько
отсутствующим видом смотрящий подчеркнуто в сторону, мельком заметив это,
пожалел пожилую женщину.
- Яан-на!..
Жестом приказав спутникам возвращаться к вздрагивающим у края поля
лошадям, Яана неторопливо сняла с шеи амулет и протянула матери:
- Возьми. Тебе он нужнее...
Скрывая улыбку, с нарочитым недовольством покосилась на Андрэ:
- Ты тоже уходи. После поговорим...
И когда окрыленный юноша заторопился вслед за товарищами, голос
златоволосой сделался чуть мягче:
- Я не знаю, что произошло, мама, но я уже не такая, какой была. Чувствую,
но не могу объяснить. И ты тоже - не такая. Я люблю тебя, но больше не
верю в твою мечту. Ты учила нас всех - чему? Мы думали, что может
ошибаться любой, кроме тебя. Но пришел Звездный, и ты поверила ему. Ты
отдала ему и меня, и даже знак власти. И где же он, твой Звездный, мать?
Он оказался Фальшивым. Сейчас ты веришь другим, похожим на него. А вдруг
они тоже Фальшивые? Это демоны, мама, - так говорят люди аршакуни! Скажи:
разве те, кого мы ждали столько лет, сделали бы такое?..
Тряхнув слипшимися кудрями, девушка обвела рукой промозглое мертвое поле.
- Неужели же там, куда зовет нас твоя мечта, тоже так?!
Голос сорвался. Горько усмехнувшись, синеглазая дева резко развернулась и
пошла к тракту, скользя, балансируя и спотыкаясь о вздувшиеся трупы.
Потемневшие от влаги волосы уродливыми комьями свисали до самого пояса.
Она не оглянулась. Ни разу.
И седая женщина, прижимающая к груди твердый кулак с черно-красной
железякой на тоненькой цепке, ссутулившись, бесцветными глазами глядела ей
вслед...
ГЛАВА 8
"ИСХОДЯ ИЗ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ПРИНЦИПОВ ДЕМОКРАТИИ..."
Дархай. Обновленная Империя. Барал-Гур
3-й день 12-го месяца 17-го года Новой Оранжевой Эры. 10 октября 2233 года
по Галактическому исчислению
Несильный, намекающе прохладный ветер гнал по столице выцветшие обрывки
рекламных плакатов, взвихриваясь высокими смерчиками на перекрестках. Он
был юношески неутомим, этот ветерок; обежав парки дворцовых комплексов, он
вволю попетлял по узеньким, кривоватым улочкам Старого Города, потрепал не
снятые еще транспаранты, висящие высоко-высоко над домами, постучал
ставнями окон в коттеджах престижных районов, поскребся в особняки и
упорхнул в кварталы новостроек, бродить и блуждать среди плотно
прижавшихся друг к дружке, неотличимых на неопытный взгляд многоквартирных
домов-многоэтажек.
Ветер подхватывал из сметенных в подворотнях куч сора листовки, тасовал
их, перебирал и забрасывал на балконы, в лоджии, в парадные; ветер
мурлыкал, урчал, фыркал и вскрикивал, как диктор ежедневной
стереопрограммы, заклинающий избирателей не забывать, что есть еще время
исполнить свой гражданский долг.
Ветер шалил. И люди, ценя юмор, не обижались.
Выборы закончились неделю назад.
Закончились примерно так, как предполагали аналитики, месяц не слезавшие с
экранов стерео; конечно, не без сенсаций, но мелких, вполне предсказуемых
и ничего, в сущности, по большому счету не меняющих.
Большинство проголосовало за стабильность.
Единственной неожиданностью, не предвиденной прогнозами, оказалось то, что
пятипроцентный барьер сумела-таки преодолеть небольшая, но крайне шумная
партийка "Возвращение к Величию", основным пунктом своей программы
декларировавшая необходимость вернуть императору статус Бессмертного
Владыки и дать Его Величеству возможность показываться народу и обращаться
к оному в любой миг, когда упомянутое Величество возжелает, а не только
трижды в год по случаю государственных праздников. Впрочем, на следующий
же день после опубликования результатов лидер ВКВ предстал на
пресс-конференции, к удивлению журналистов, не в традиционном оранжевом
одеянии опереточного ван-туана, а, напротив, в весьма ладно скроенном
цивильном костюме при бабочке и вполне цивилизованным тоном, коего от него
никто не ожидал, сообщил, что мандат народного доверия обязывает его
партию и лично его, как единственного ее представителя в парламенте
Империи, пересмотреть свой имидж и уточнить основные программные
документы. После чего, отхлебнув глоток минеральной воды, изящно промокнул
губы и подытожил брифинг заявлением, что возглавляемая им фракция ВКВ
готова рассмотреть предложения о вхождении ее представителя в коалиционное
правительство...
Это было одним из последних отзвуков трехмесячных баталий, исполненных
рискованных, изумительно красивых тактических комбинаций, изобилующих
жертвами, разменами и проходами вчерашних пешек в ферзи, трагикомических
разоблачений, не повлекших за собою оргвыводов, и драматических, трескуче
поданных независимой прессой, но, по сути дела, ничего не решавших
отставок.
Выборы стали историей.
А жизнь осталась жизнью. И следовало жить.
Тем более что итоги выборов, даже если отбросить в сторону всю
пропагандистскую шелуху, делали эту избранную на ближайшие пять лет жизнь
не только предсказуемой, но и сулящей определенные перспективы каждому из
граждан Дархая.
И люди спешили жить.
Они торопливо шагали по улицам столицы, каждый по своим неотложным делам,
и никто из них не обращал особого внимания на тучного старика, гуляющего
за ажурной решеткой парка правительственной резиденции, грузно
опирающегося на трость и часто присаживающегося на скамейку.
Дон Мигель был возмущен до глубины души.
Уже десятый день официального визита подходит к концу, а премьер все еще
не может найти время для аудиенции. Ссылки на недомогание, на заседания по
поводу формирования кабинета, на сложность политической ситуации, наконец,
могли обмануть кого угодно, кроме него, собаку съевшего на подобных
отговорках. Безусловно, премьер - не юноша. Нет спора, ситуация достаточно
сложна. Но ведь и пожизненный Президент Демократического Гедеона тоже не
мальчик. И, черт побери, верх свинства забывать, что господин премьер
немалым обязан лично ему, Мигелю Хуану Гарсия дель Сантакрус, и так далее,
и так далее, и так далее!
На языке политики, хорошо знакомом высокому гостю Обновленной Империи,
подобный прием означал щелчок по носу, впрочем, весьма пристойно
оформленный. И поскольку старость имеет право на самолюбие, дон Мигель
даже себе самому не признавался в понимании истинных причин проволочек с
аудиенцией, предпочитая ворчливо бранить аппарат канцелярии премьера,
погрязший в рутине и бюрократизме.
И все же нельзя было не признать: повод для снисходительного похлопывания
по плечу у Дархая был. И не один. Прогулка по улицам столицы повергла
пожизненного Президента в завистливый шок. Полыхающий неоновым заревом
центр, усеянный уличными кафе и престижными магазинами, томная нега
богемных кварталов, раскинувшихся на месте вырубленных два десятилетия
назад, еще до Реставрации, Священных Садов, мещанское благополучие
"спальных" новостроек, обитатели которых даром что поругивали
правительство, а все-таки отдали свои голоса именно ему, - все это не
могло не произвести впечатления...
Порой дону Мигелю казалось, что жизнь забросила его в исторический роман,
на страницах которого оживает недавнее и, увы, невозвратимо далекое
прошлое Галактики, старые добрые времена паритета, когда тон в большой
политике задавали те, кому это и полагалось по чину, а нахальные выскочки
вроде Дархая ограничивались подгавкиванием на ассамблеях и поставками
всякой мелочи вроде плодов ла, которые, к слову сказать, еще в бытность
свою дипломатом очень жаловал господин будущий пожизненный Президент.
Увы, литература, она и есть литература. Не больше того. Среди пакетов,
свертков, упаковок, бонбоньерок и коробов, наполненных тем, что пожелал
приобрести и с наилучшими пожеланиями получил в дар от правительства
высокий гость, нет ни одной, где не красовалась бы яркая этикетка с птицей
токон на оранжевом многоугольнике и угловатыми многохвостыми письменами:
"Р'гья-н'г дьян'г-га Дархай".
"Изготовлено на Дархае".
Дон Мигель сперва распорядился было удалить эту безвкусицу, а потом
передумал: все равно бирки были впечатаны в каждое изделие, а рвать их с
упаковок просто ради раздраженного стариковского каприза показалось ему
недостойным...
Итак, дон Мигель тихо негодовал.
Единственное, что несколько примиряло его с хамством и наглостью
объективной реальности, было восхитительное ощущение собственного тела,
способного самостоятельно передвигаться и даже позволять себе некоторые
излишества, не рекомендованные лечащими врачами, но вполне простительные
человеку после восьми лет полной неподвижности.
За прошедшие месяцы острота впечатлений несколько пригасла, но всякий раз,
парясь в раскаленной печи сауны или входя в тренажерный зал, дон Мигель с
полупрезрительной жалостью вспоминал того расплывшегося, делавшего под
себя борова, каким был он сам всего лишь полгода назад. Вспоминал как
нечто существовавшее отдельно, нечто такое, что невозможно применить к
себе самому. И запрещал себе вспоминать о сроке, названном коллегой
Хаджибуллой в ходе той приснопамятной встречи. Полгода были на исходе...
- Господин Президент!
Дон Мигель, не вставая, развернулся. Из окошка третьего этажа резиденции,
кажется, из бильярдной, высунувшись едва ли не по пояс и опасно
перегнувшись через подоконник, размахивал руками личный адъютант. Впрочем,
скорее адъютантишка. Пустой паренек, преданный, конечно, и старательный,
но звезд с неба никак не хватающий, да и не стремящийся хватать. Зато
великолепный игрок в пинг-понг, непревзойденный тренер по армрестлингу и,
очень может быть, лучший на всем Гедеоне мастер-наладчик тренажеров. В
последние месяца три, а пожалуй, что и четыре мальчуган превратился в тень
пожизненного Президента, и даже многие министры роптали, что легче попасть
в рай, чем на прием к боссу, если молодой да ранний, паче чаяния, вдруг
невзлюбит.
Воркотню эту господин Президент принимал к сведению, но выводов не делал.
Все так, но парнишка смотрит на него, как на Господа Бога, выбивается из
сил, из кожи вон лезет, чтобы проигрывать, не поддаваясь, и если даже он
пару раз и злоупотребил своим правом распоряжаться временем Президента,
так это еще не повод, чтобы отправлять его в отставку. Армрестлинг, а тем
более пинг-понг овладели душой дона Мигеля целиком и полностью. Наверное,
больше даже, чем покер и спортивный бридж, великим докой в которых был
постоянный партнер и секретарь Президента полковник Джанкарло эль-Шарафи.
- Господин Президент! Через пять минут!..
Дон Мигель благодушно кивнуло и адъютант унырнул обратно в оконце, словно
кукушка в старинных часах.
Передача начнется через пять минут. Значит, есть еще целая минута, чтобы
посидеть на гибко прогибающейся скамейке, любуясь уличной суетой и
сверкающими коленками девушек, по самой последней моде Барал-Гура
щеголяющих в юбчонках под многозначительным названием "намек" и эластичных
колготах, которые способны превратить в стройные ножки даже бублик;
интерес был в основном теоретический; месяцев пять назад, восстав из
осточертевшего инвалидного кресла и несколько освоившись, дон Мигель,
признаться, сделал попытку вернуться к практике. Увы! Хотя кое-что и
получилось, но процесс был так краток, а удовольствие столь мимолетно, что
в разряд хобби сие упражнение переводить явно не стоило. В отличие от
пинг-понга...
Минута - это совсем немало, если есть на что посмотреть.
А потом не менее двух минут можно брести к высокому крыльцу, подниматься
по скрипучей лакированной лесенке, наслаждаясь мучительной ватной
усталостью в усталых ногах. И пр'гянг-ги, похожие на серых в яблоках
белочек, поверещат вслед, прощаясь, когда за тобой закроется высокая,
выложенная пластинами перламутра парадная дверь...
Подпирая себя тростью, дон Мигель двинулся по аллее к дому. На пухлых
губах играла легкая, несколько саркастическая улыбка. Он все же сумел
ответить на хамство, пусть и завуалированное, так, как должно. Простите,
господа! Официальные церемонии - только в первые три дня. А потом уж не
обессудьте... в конце концов, я - старик, я недомогаю, да и
корреспонденция с Гедеона требует пристального изучения и длительного
анализа. И они проглотили! Утерлись, хотя были явно недовольны. Престиж
сверхдержавы, пусть и бывшей, даже и одного из осколков ее, был по
привычке достаточно высок в глазах населения, и всесторонний показ визига
явно не противоречил планам администрации.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг