словно кто-то щелкнул выключателем! - я увидел слепящий серебристый свет и
всю картину сумасшедших гонок.
Вскочил и убедился, что цел и невредим, лишь чуть ныли мышцы. И сразу
же решил, что не доживу до утра, если не увижу Каричку.
Лихорадочно перерыл шкафы в коридоре. Типичная больница: халаты да
пижамы и ничего подходящего для человека, который торопится на свидание. А
надо скорее: электроника сигналит сестре, что больной поднялся с постели.
Но я очень надеялся, что эта сестра - немолодая опытная женщина, и она не
мчится со всех ног в палату, а идет не торопясь и улыбается про себя: мало
ли зачем может встать ночью человек; без сомнения, в этой больнице с
добрыми, старыми традициями (здесь на тебя не смотрят притворно пустые
экраны, которые могут вспыхнуть в любой момент) была именно такая сестра.
На всякий случай я вернулся в свою комнату и бросил на кровать
тумбочку, чтобы не верещал в дежурке звонок. Дверца тумбочки открылась и
преподнесла мне то, что я искал: спортивную белую майку, шорты, тапочки.
"Благодарю тебя за столь королевский жест", - сказал я тумбочке, занявшей
мое место, и прыгнул из окна в пышную клумбу.
Я пробирался через какие-то кусты, ощущая подошвами приятный холод
ночной травы, выискивая над темными кронами красный глаз ближайшего маяка.
Под ним я надеялся найти гравилет: дежурные гравилеты чаще всего стоят под
маяками. А в машине я уже переоденусь в свой гладиаторский наряд. Этот
немного нелепый для свидания спортивный костюм, который я бережно нес под
мышкой, казался мне после больничных халатов и пижам даже элегантным.
"Э-гей! - скажу я, представ перед Каричкой. - Я не разбился. Только
немного соскучился".
А такие речи смешно говорить в халате.
Впереди среди звезд дружески мигнул глаз маяка, и я, не разбирая
дороги, бросился к нему. Гудела, проткнув полог ночи, стальная треногая
мачта, трепетали под ней серебристые крылья. Я даже пожалел, что не могу
один поднять в воздух все эти машины. Они не дремали спокойно в ожидании
случайного пассажира. Они были готовы взлететь в любую секунду, ибо от
рождения были не воздушными извозчиками, а натянутой струной, надеждой
блуждающих бродяг.
Координаты Студгородка, где находилась Каричка, я помнил наизусть и,
набрав на диске четыре цифры, доверил машине выйти на трассу так, как ей
казалось быстрее и легче. Всего час отделял меня от Карички, и я еще мог
сократить полет минут на десять - пятнадцать при хорошей волне.
Я несся навстречу звездам, и мне было безразлично, что я о них думал
раньше, - клубки раскаленной материи, хвосты убегающих миров или печальные
глаза разумной Вселенной. Сейчас я мог манипулировать этими мирами, как
фокусник, и складывать из них по буквам имя.
"Хочешь, - говорил я Каричке, будто она сидела рядом, - я подарю тебе
массу разных вещей. Вот моя рука - железные пальцы, я нарву тебе букет
фонарей. Мои глаза - телекамеры, я вижу дальше Луны и дальше Марса и могу
показать тебе диковинных зверей, каких нет в зоопарках. Я быстрое
нейтрино, я лечу сквозь толщу и пустоту, и ничто не мешает мне прилететь к
тебе на этом гравилете..."
Наверно, она б улыбнулась, скажи я это вслух. Когда Каричка улыбается,
глаза ее делаются большие и грустные. Мне кажется, в этот момент она видит
голубые вершины, и солнечный свет, и лица детей, и то счастливое, что
будет со всем миром. Если люди когда-нибудь найдут единомышленников на
другом конце Вселенной и захотят рассказать им о Земле, они могут послать
одну только улыбку, и там все поймут.
Почему-то я вспомнил, как шли по коридору Андрей Прозоров и Кадыркин,
обсуждая "свою проблему", как торжественно несли они головы. Спокойно
говорили они о какой-то задаче, и им нравилось идти вот так неторопливо по
бесконечному коридору, мимо бесконечного строя электронных машин, грызть
трудный орешек науки и чувствовать себя умнее, совершеннее всей
электроники. Что им остальной мир? Мираж, не больше.
Помню, однажды Андрей сказал: "Здравый смысл - предрассудки, которые
складываются до восемнадцати лет".
Тогда я учился в пятом классе, Андрей в восьмом. Мы стояли на
ракетодроме - трое мальчишек и одна девчонка - одни на просторной ладони
ракетодрома. Мы долго молчали, напуганные огромной пустотой тишины,
которая пришла после громкого митинга, оркестров, поцелуев и воя ракеты,
умчавшей наших родителей на Марс. Мы знали, что увидим их в девять вечера
в телепередаче с пересадочной космической станции, даже знали, какие слова
они нам будут говорить и как мы будем смеяться в ответ, чтоб не дрожали
губы, но, честное слово, нам четверым было бы гораздо уютнее на далекой
космической пересадочной, чем на этом немом поле ракетодрома с большими
буквами слов, горевших на здании вокзала.
- В интернате... - начал один мальчишка и умолк под презрительными
взглядами. Нам всем было ненавистно это слово, и ему, конечно, тоже. Не
тот дом, где мы провели вместе много лет, а само слово. (Кстати, оно потом
сменилось: мы стали просто лесной школой, лесниками, отшельниками, как мы
говорили).
И тут Андрей сказал насчет предрассудков - ту знаменитую фразу
Эйнштейна, которую я только что привел. Предрассудки мы не любили и потому
пришли в восторг от подсказки великого физика и решили немедленно начать
борьбу со здравым смыслом. О, до восемнадцати у нас еще было немало
времени! Не только годы, нет, даже этот вечер, когда наши родители улетели
на Марс. "Здравый смысл" этого отлета мы прекрасно понимали: люди
осваивали Марс, и в суровый, неприспособленный климат нельзя было брать
детей. Мы остались на Земле, одни на пустой площади ракетодрома, и вокруг
нас было столько привычного, надежного, полезного...
Но лучше б мы были на Марсе, по горло в сыпучих песках, чем в этом
привычном мире. Мы его так ненавидели в эти минуты!
На нас напало буйное веселье. Мы бегали и хохотали как сумасшедшие.
Орали во всю глотку пиратские песни, памятные по старым книгам. Позвонили
нашему директору и посоветовали ему распустить интернат ввиду эпидемии
лени. Потом по дороге домой останавливали ленты эскалаторов и выключали
видеофоны.
"Здравый смысл?" - кричал кто-нибудь из нас, указывая на очередную
жертву.
"Предрассудок!" - орали хором остальные, со знанием дела отыскивая
нужные контакты, реле, выключатели.
Я расхохотался, вспомнив, как Андрей долго дергал какой-то шнур, а
Каричка, чуть не плача, колотила его по спине:
"Это не тот провод, слышишь? Эх ты, отличник!"
Нас никто не наказал. Может быть, учителя знали, что в будущем мы
сотворим еще немало разной техники. По-моему, они не ошиблись. Особенно в
Андрее. Где-то он сумел набраться здравого смысла, только где - я не знаю.
А может, другие люди думают так же обо мне? Ведь мне уже восемнадцать -
критический по часам великого физика возраст...
...Тут я заметил вечернюю зарю. Вдоль горизонта протянулась узенькая
розовая лента, четко отделяя черную землю от черной ночи. Такое нельзя
было пропустить. Сомкнув над кабиной прозрачные створки герметизации, я
послал гравилет вверх, нацелившись на какую-то звезду, а когда выровнял
нос, увидел мощный, плавно выгибавшийся горб - край Земли, за которым
искрился океан света. Я мог лететь туда, к Солнцу, и влететь во вчерашний
день, может быть, даже в свое детство, и опуститься на вечерний луг, и
увидеть, как в детстве, скакавшую среди стогов корову с золотым солнцем на
рогах... Но где-то внизу был Студгородок.
Студгородок, Студгородок Искусств. Знаете, каким я его впервые увидел?
Представьте себе, что вы собираетесь выйти на улицу, идете по знакомой
лестнице и, случайно свернув, попадаете в зал, где висят десятки картин.
На картинах изображены старинные, с колоннами и современные
воздушно-легкие здания; вот площади с цветами и фонтанами; мосты и
лестницы, припадающие к воде. Достаточно одного взгляда, чтобы
почувствовать в этих картинах трепетную кисть мастера, чтоб вас захватил
этот мир прохладных и жарких красок, пространства, солнечных лучей,
незнакомого счастья... Так я с осторожностью летучей мыши скользил над
живыми полотнами в темных рамах ночных аллей, таким видел я из гравилета
Студгородок, и где-то в этом городе была моя Каричка.
Я заметил, как скачут в лунном свете по крыше театра мраморные кони.
Рядом быстрые молнии сверкают на куполе цирка, и на площади полукругом
стоит хор девушек. Мне казалось, я слышу, как они поют. Но уже плыло
навстречу длинное озеро со светящимися парусами яхт, и с грустной
нежностью смотрела вода, призывая мой гравилет, серебристое легкое крыло,
не улетать, сесть, покачаться на волне. А я все парил, не зная, где
посадить гравилет, любуясь странными зданиями, случайными голосами,
таинственной игрой теней и света.
Опустился возле сигнальной мачты. Здесь тянулась аллея из старых лип.
Ступив на нее, я окунулся в волны музыки и голосов. Трудно было угадать,
где рождались радостные и грустные звуки. Песни и мелодии доносились с
маленьких эстрад, увешанных светящимися дисками, с серебристо-зеленых
лужаек, из-под деревьев, где прятались пугливые тени. Я шел своей дорогой
и будто плыл в море звуков. Как вдруг остановился...
Что это? Или мне показалось? Как будто кто-то очень тихо играл
"Волшебную тарелочку Галактики"...
Прислушался. Это была моя песня. Я бросился бежать. Впереди увидел
красный автомобиль, на котором дул в трубы целый оркестр.
Оставалось пересечь только площадь.
Я непременно догнал бы оркестр. Но помешали танцоры, появившиеся
неизвестно откуда и запрудившие площадь. Кажется, это были диковинные
звери и птицы: снег цапель, золото львов, радуги павлинов, солнечные пятна
леопардов - все драгоценности земли, вод, неба окружили меня. А я спешил,
сердился на танцоров, пробираясь к своей цели, к своей Галактике,
улетавшей на красной машине.
Чья-то рука легла мне на плечо. Блеснули удивленные глаза:
- Ты не танцуешь, охотник?
Что мог я ответить этой беззаботной лани?
- Нет. Я пою.
- Ну пой! - сказала она и тут же исчезла.
А за площадью была пустынная улица. Там не было автомобиля, за которым
я гнался. Лишь стояли у белых колонн скрипачи в парадных фраках и все
вместе ритмично покачивались, объединенные одним движением смычка. Этот
грустный смычок сопровождал меня еще долго, хоть я и ускорил шаг. Я не
нашел красной машины с оркестром, игравшим песню Карички, и решил искать
Каричку под сводами зданий, где слово, сказанное шепотом, ранит в самое
сердце.
Я поднимался по ступеням театров, осторожно входил в пустые, залитые
ярким светом залы, где шли репетиции, пробирался за кулисы. Я спрашивал о
Каричке, заранее слыша ответ, и потом уходил. Мне казалось, что на моих
ногах не тапочки, а тяжелые башмаки: я мог одним неуклюжим движением
нарушить, остановить прекрасное. Но Каричка, Каричка... Я искал все новые
и новые театры...
Красный автомобиль стоял, ни от кого не прячась, у фонтана. Музыканты
исчезли, на сиденьях остались умолкшие трубы. Я был уверен, что музыканты,
чьи трубы еще не остыли, где-то здесь, рядом с Каричкой. И я побрел к
большим деревьям, над которыми скрещивали свои лучи прожекторы.
Она стояла там, высоко над землей - так высоко, что я задрал голову, и
говорила. Я даже испугался: на чем она стоит? Но все спокойно смотрели
вверх и молчали. Она стояла, как мне показалось, ни на чем, просто в
воздухе, или, быть может, на одном из тех невидимых кирпичей, из которых
складывается плотная стена ночи, и говорила. Свет выхватывал, выделял на
бархате звездного неба ее тонкую фигуру в темном костюме, смертельно
бледное лицо, молнию кинжала у пояса. И падали с вышины слова, которые она
говорила себе.
...Умереть. Забыться, -
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук...
Я замер. Боль пронзила меня. Она пришла из веков, эта вечная боль.
Ранила быстро и глубоко.
...Вот и ответ:
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Нет, я не должен был прилетать! Не имел права слышать это откровение.
Прости меня, Гамлет, прости, принц датский, я сейчас исчезну... Уйду.
...Так всех нас в трусов превращает мысль...
Я не исчез. Не успел. Стоял как изваяние, не понимая, что Каричка не
закончила фразу.
- Что? - крикнул кто-то властно, наверно режиссер, когда пауза
затянулась. - Что случилось, Каричка?!
Она молчала.
Вдруг качнулся луч прожектора. Я скользнул по нему, взглядом и
вздрогнул: в вышине сверкнуло серебристо-серое пятно. Все во мне
напряглось, как перед ударом. Но луч уже выпрямился, холодный отблеск
растаял.
- Может, сначала? - прозвучал тот же властный голос.
Каричка не ответила. Высокий человек подошел к прожектору, махнул
кому-то рукой.
Медленно, очень медленно опустился рядом со мной деревянный,
выкрашенный черной краской помост, на котором стояла Каричка. Она
взглянула на меня и отвела глаза.
- Здравствуй, - сказал я.
Я ждал, что она встрепенется и, как всегда, протянет мне крепко сжатый
кулак, который утонет в моей ладони.
Каричка словно не слышала. И режиссер сделал вид, что меня здесь нет,
встал между мной и Каричкой.
- Ты забыла текст? Испугалась? - Режиссер говорил очень мягко.
- Я устала. - Она сказала это так, будто прожила века.
Тогда он осторожно взял ее за локоть, подвел к скамейке.
- Сядь. Отдохни.
И ушел.
Музыканты стояли молча. И я стоял, не смея подойти. Ждал.
Она подняла голову, долго смотрела на меня.
Какое у нее белое лицо! Я видел только это лицо и ждал, что она скажет.
- Каричка! - Я подскочил, поймав ее взгляд. - Вот я и прилетел...
Она опять посмотрела, потом тихо и даже удивленно сказала:
- Я тебя не знаю.
Я видел ее глаза, мягкие волосы, тонкую шею. Я мог коснуться ее рукой.
Я ничего не понимал.
Каричка взглянула на свой кинжал, улыбнулась. А потом вдруг достала из
кармана гребенку и стала причесываться.
- Ну что вы стоите? - сказала она всем нам.
Мы повернулись и пошли по аллее.
- Нельзя уж и посмотреть. Подумаешь - принц! - сказал один музыкант, и
его товарищи засмеялись.
Они ушли, сердясь на женские капризы и насвистывая "Волшебную
тарелочку". Каричка этого не заметила.
А я не мог даже свистеть. Я шел очень медленно, разглядывая свои ноги.
Неестественно длинные, они нелепо торчали из шорт.
Было грустно и все очень непонятно. Я шел среди тишины. Куда-то исчезли
музыка и веселье. Я шел и тупо твердил про себя:
"Почему она не узнала меня? Почему?.."
Серый рассвет поднимался над лесом. Туда я и направил машину, набрав
предельную скорость и проваливаясь в воздушные ямы.
"Так всех нас в трусов превращает мысль..." Почему-то эта фраза
казалась мне обидной.
Я так хотел тебя увидеть, смеющееся лицо моего счастья. Но оно
оказалось расплывчатым, равнодушным.
3
Улечу на Марс. Ну кому я здесь нужен?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг