- все было здорово. Уют, комфорт, постоянная гравитация - на Луне этого не
найдешь; там и книгу-то читать не хочется: не ощущаешь ее веса на ладони.
Ну, словом, я чувствовал себя бродягой-студентом, у которого впереди
длинные каникулы. Помню, заметил краем глаза Сириус, подмигнул ему и
сказал: "Здорово, песья звезда. Раз ты мне светишь, значит, у меня
каникулы".
И вот то ли кто крикнул, то ли еще что, но поднимаю я голову и вижу
сквозь прозрачный потолок такую картину. Идеально четкий строй каких-то
круглых штуковин, причем чуть смазанных, значит, они летят, и самая
последняя, самая большая - прямо перед носом корабля. Ты знаешь, Март, я
насмотрелся много всякой чертовщины в космосе, но тут мне и в голову не
пришло, что это такое. Единственное, что вспомнил, это твое лицо, когда ты
носился в гравилете вокруг облака. Вспомнил и непроизвольно ухватился за
кресло: эге, думаю, сейчас мы туда нырнем. Смешная мысль, особенно в
корабле, когда знаешь, что впереди нет ничего - ни ледышки, ни камешка, ни
пылинки - верно?.. Я схватил кинокамеру - она всегда болтается на боку - и
стал снимать. Тоже, в сущности, автоматическая привычка, но что поделаешь:
рассказам о галлюцинациях никто не верит, а кадры - это уже документ. Что
творилось на палубе, этого я ничего не видел - снимал, пока картинка не
исчезла.
Сначала все молчат. Молчат и смотрят. Понимают, что случилось нечто
серьезное. Ну, а потом - кто во что горазд: бегут с палубы и на палубу,
спорят, считают, сколько их было, этих шаров. А какая разница - сколько?
Главное, что они появились ни с того ни с сего и пропали. Мистика? Обман
зрения? Межзвездное телевидение? Ничего не понимаю. Ладно, подождем, что
будет дальше.
А дальше, минут через десять, новая картинка, как бы схема. Опять
архигигантских размеров, трудно даже сказать - каких, масштаб ведь не
определишь. Но я уже наготове: снимаю по частям.
Две звезды: одна - белая, обычная, другая - еле видный карлик. И вокруг
карлика - спираль из тех же шаров, что были показаны раньше. Тут уж меня
осенило: гравитационные звездолеты! Стартуют из космоса, делают оборот
вокруг карлика навстречу его вращению и, словно столкнувшись с упругой
сеткой, улетают с колоссальной скоростью.
Ну, ты понимаешь, какое это произвело впечатление. Нам был преподан
урок могущества. Вернее, даже не нам, а тому, для кого предназначалась
данная информация. А кто это - пока было неизвестно. И вот такое
чувство... Я ощущал себя этакой маленькой козявочкой, божьей коровкой,
которая только что выучилась читать и - на тебе! - получает телеграмму с
буквами в полнеба.
Снова затемнение, и после перерыва - третья серия. Почти та же ситуация
- "мертвая петля" машин, только теперь вокруг других звезд, и одна из них,
малюсенький такой, самый последний шарик, после оборота вокруг звезды
летит совсем по другой орбите, чем остальные. Я еще тогда подумал: вот
так, по воле слепого случая, попало облако в нашу захолустную Солнечную
систему и состоялся первый контакт между галактической и слаборазвитой
цивилизациями.
...Было однажды со мной, Март, такое происшествие. Я делал контрольный
облет Луны в одноместной ракете. Ну, вывел на орбиту, выключил двигатель,
думаю: пусть летит потихоньку, приборы трудятся сами по себе, а я отдохну.
На всякий случай включил экран обзора.
Что такое? Ничего не понимаю. Чернота, звезды и странные полосы. Весь
космос перед моей ракетой застроен какими-то мостами. Объемные
металлические конструкции, хитроумно так переплетены, даже земное
напряжение в них чувствуется. Для порядка я, конечно, запечатлел их на
пленке. Щелкаю, щелкаю, но еще не понимаю, что это такое. Потом вижу, что
зря щелкаю - аппарат не заряжен. Стал искать кассеты и вместо них нахожу в
кармане одну металлическую штуку.
"Осел! - говорю я себе. - Ты совершил две ошибки, поспешив со взлетом.
Первая: ты не надел щиток на объектив камеры, и теперь солнечные лучи
нарисовали на твоем экране такую загадочную картинку, которую ты ни за что
в жизни не отгадал бы, не попадись тебе в этот момент щиток. А вторая -
следствие первой: раз не зарядил аппарат и вместо кассеты взял щиток, то
теперь не сможешь засвидетельствовать свое открытие или хотя бы убедить
своих товарищей в наличии инопланетных существ, строящих в космосе
мосты..."
Вот так-то, Март. Представь, что я, человек пунктуальный, повторно
допустил грубую ошибку: на четвертую, финальную, сцену у меня не хватило
пленки. А она как раз и была разгадкой всей передачи. Или скажем так:
загадкой. На этот раз на темном фоне были два изображения. Взрыв звезды -
красивая, яростная вспышка в центре и сияющий ореол, сквозь который видны
другие, спокойные звезды. И отдельно - планета. Крупным планом. Все, как
положено: атмосфера, свечение, облачный покров, - но это не Земля, голову
даю на отсечение. Я смотрел внимательно, старался запомнить,
сфотографировать зрачками. И, кажется, запомнил. Вижу и теперь с закрытыми
глазами. Но что это - не знаю.
Ясно одно: какая-то загадочная причина гонит строй гравитационных машин
в космосе. Что они такое - разведывательные аппараты, экспедиционная сила,
грузовые корабли или пассажирские звездолеты - ничего сейчас не скажешь.
Они - четкий строй идеально круглых шаров, девятьсот с лишним машин,
стартующих от одной звездной системы к другой, к очень далекой, может, на
другом краю Галактики или еще дальше, они - девятьсот с лишним машин,
умеющих скользить мимо звезд с такой же легкостью, как мы катаемся на
лыжах с гор. Девятьсот с лишним. Минус одна. Минус один шар.
А та планета - их дом, который испарился после взрыва звезды? Новая
гавань, к которой они летят? Что угодно, только не наша Земля. И оно,
облако, которому были адресованы четыре послания, прекрасно это знает. Так
зачем оно здесь застряло? Почему не догоняет свой строй? Может, оно,
потеряв скорость, попало в гравитационную ловушку Земли и не знает, как
выбраться из этого колодца?"
Так говорил мой товарищ Олег Спириков, человек реалистичный, начисто
лишенный воображения. И хотя он говорил это потом, после доклада Бригова,
я верил каждому его слову.
Мы с Каричкой были не в космическом корабле, а в обычном гравиплане и
видели не гигантские картины на фоне черной космической пустоты, а всего
лишь газетные фотографии, сделанные Олегом или кем-то из его попутчиков,
но мы волновались не меньше, чем пассажиры, стоявшие на смотровой палубе
знаменитого "ЗМ-78". И в эти минуты достаточно было суховатых фраз
докладчика, чтобы понять значимость сигналов уходящих машин - сигналов,
которые случайно поймали антенны. Четыре снимка свидетельствовали, что
цивилизация, породившая облако, обогнала нас в своем развитии на целую
ступень.
Приняло ли облако сигналы? Наверно. Установки зарегистрировали, что в
те часы облако ушло в космическое пространство; вероятно, сеансы связи
между летящими шарами были точно обусловлены. Никто не мог сказать,
ответило ли оно своим коллегам: ни одна земная, ни одна космическая
антенна не поймала больше никаких сигналов.
Когда облако вернулось, с ним пытались установить контакт тем же
способом: мощнейшие мазеры планеты буквально обрушили на него водопад
сигналов, закодированных так же, как и космическое сообщение. Облако не
отвечало. И сейчас, когда оно недвижно стояло над байкальским островом,
оно не замечало ни технических достижений землян, ни делового внимания к
своей персоне.
"Конечно, можно было бы вывести облако в космическое пространство, -
сказал Бригов в заключение, - и уничтожить его там излучателем
антипротонов, как предлагают некоторые горячие головы. Но я думаю, что
такой поступок противоречит этике человеческого общества. Пусть эта
искусственная система имеет непонятную или враждебную нам программу. Мы
найдем способ воздействовать на нее другим путем, изменить, если угодно,
ее программу и, я полагаю, все-таки договориться с ней. Во всяком случае,
решение по такому важному вопросу вынесет Верховный Совет Земли, когда мы
будем готовы доложить нашему высшему органу управления результаты своей
работы".
Каричка удивленно смотрела на меня. Смотрела так, будто это я
докладывал у доски свою теорию. Я вспомнил наши бесконечные броски,
бледное лицо Менге, груду металла, оставшуюся от тех двух гравилетов на
зеленой траве Тампеля, свои онемевшие от резких ударов по клавишам пальцы
и решил, что все было не напрасно. Я видел, как стою с пылающими ушами
перед спокойным, словно ясное море, Акселем, перед тем Акселем, которого я
всегда понимал и принимал целиком, и невнятно прошу у него прощения за
прежнее нытье, за дезертирство в самый горячий момент, а он хлопает меня
по плечу и благородно прощает... Но, конечно, все это глупое воображение,
все на самом деле будет не так. Он глянет на меня исподлобья и пробурчит:
"А-а... приехал. Хорошо отдохнул? Ну-ка, прежде чем браться за дела,
телеграфируй отцу с матерью. Почему молчал? Они забросали меня
вопросами..."
- Знаешь, - сказал я Каричке, - мне все казалось, я тебе только не
говорил, что это оно гналось за нами, а не мы. Но теперь мы его настигли.
Здорово - верно?
- Да, - ответила она. - Что будет дальше?
- Знаешь, я тебе тоже не говорил, как тяжело это холодное равнодушие.
Мы его спрашиваем, а оно молчит. Как будто на плечах у тебя вся
космическая пустота и весит она больше, чем галактики. Разобьем и это -
надо еще много работать. Ты прочла? Доклад в Верховном Совете - это уже
будет решение всех людей.
На газетном листе выстроились новые ряды колонок. Выступал Джон
Питиква, тот самый психолог, который своим тихим голосом рождает в зале
тишину напряженного внимания.
Питиква говорил от имени биологов.
Вот его слова:
"Мы с вами были свидетелями замечательного открытия, сделанного нашими
физиками, математиками, астрономами. Но пусть простят меня коллеги, я хочу
еще раз обратить внимание на стратегию облака, странную уже тем, что оно
является, как мы убедились, представителем высокоразвитой цивилизации.
Насколько я понимаю, облако стремится вывести человечество из
определенного состояния, воздействуя на его психологию, разрушая технику.
Это, мне кажется, и есть главная проблема дня".
Далее газеты перешли к изложению доклада, и можно было только
догадаться, как могучий Питиква манипулирует снопами голубых искр,
демонстрируя реакцию нервной системы на излучение облака. Эти сигналы
пробуждали в памяти наших клеток только глухие и темные закоулки,
затрагивали те центры мозга, которые вызывали у людей тревогу и
беспокойство, страх и ужас, гнетущую подавленность и нервные конвульсии;
они не освещали ярким лучом прямые улицы человеческого сознания, активную
память наследства веков, память борьбы за достоинство и справедливость.
Надо было срочно развесить красные огни светофоров на всех темных
переулках, чтобы не допустить аварии, чтоб перестроить их в светлые улицы.
Питиква упомянул о заявлении профессора Гарги, который, судя по всему,
держал в руках ключ обратной связи: облако неподвижно стояло над островом
Ольхоном, окруженное силовым полем. Гарга ответил отказом на предложение
Совета: он не разрешил присутствовать на острове комиссии, пока не доведет
до конца свои опыты и не опубликует результаты. Питиква не стал разбирать
подробно заявление профессора Гарги. Он был очень осторожен в оценках,
выразив сожаление, что уважаемый ученый не понимает остроты создавшегося
положения.
Чувство тревоги охватило меня после выступления Питиквы.
Я представил, сколько разной техники скопилось сейчас около Байкала. Но
все эти мощные аппараты не могли изменить чудовищную программу облака, не
могли даже установить с ним контакт. А неизвестный до сих пор миру
профессор Гарга, сидя в своей маленькой лаборатории, между тем договорился
с облаком и диктует свои условия Совету. Это было совершенно непонятно.
Но теперь-то я твердо знал, что мне делать дальше. Я сказал Каричке:
- Ты слышала, что Гарга - мой дядя?
Каричка кивнула:
- Да.
- Так вот, ему нужен программист. Он пригласил меня.
Глаза Карички расширились от удивления. Я рассказал ей о встречах с
дядей, конечно, без таинственных подробностей.
Да, теперь я знал, что был виноват: я скрыл разговор с Гаргой от
Бригова, от товарищей, а ведь тогда еще можно было что-то предпринять,
договориться с ним. Теперь я, искупая вину, поеду к песчаному острову, над
которым стоит облако. Я, программист Март Снегов, поеду на остров Ольхон,
чтобы узнать настоящий код облака.
А Каричка уже знала, что я решил именно так, хотя я и не сказал ни
слова. Она знала и вложила свою крепкую тонкую руку в мою ладонь.
Я не хотел стать бессмертным, я не боялся умереть - это уж точно! Я
поеду на Ольхон, чтоб победить облако, и это будет последняя попытка.
...Паруса домов, наполненные ветром и солнцем, летели навстречу нашему
гравиплану.
Наш город - Светлый.
Я сложил светогазету, сказал, не отпуская Каричкину руку:
- Жаль, что так и не успел обкатать гравилет. Придется тебе с Рыжем...
- Придется.
И она ответила мне прощальным пожатием.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСТРОВ
Из письма школьницы Эйнштейну: "Я
Вам пишу, чтобы узнать, существуете
ли Вы в действительности?"
16
Сколько летал я над тобой, Земля, и не знал, что ты такая большая и
спокойная. Я лежал на верхней полке и уже много часов смотрел в окно,
смотрел, как поезд несет меня через тайгу. Деревья стоят вкривь и вкось, и
только ты наглядишься на этих силачей с могучими мохнатыми лапами, как
вдруг ударит в глаза серебряный свет, и вся в пене, стремительная и синяя,
вытягивается к горизонту река; несет она длинные связки плотов, крылатые
судна, прыгает вместе с ними через пороги и легко, будто спичку, ломает о
камень зазевавшееся бревно; но вот поезд нырнул под радугу, и тайга
расстелила перед ним белую черемуховую скатерть, такую белую и душистую,
что у пассажиров пошла бы кругом голова, не будь герметически закрыты
окна; а потом выплывают навстречу, как туши доисторических чудовищ, сопки;
для них лес - как трава: горбы спин вздымаются под самые облака. Выше их
только Солнце, зеленое таежное Солнце.
Как я был рад, что не полетел к Байкалу в ракете, а сел в вагон, и вот
теперь мой поезд скользит вдоль подвесного бесконечного рельса, рассекая
крыльями воздух. Он огибает щетинистые спины уснувших чудовищ, хотя на
карте тут дорога прямая. Но зачем мне все эти карты, и без них поезд
привезет меня куда надо. Я мудрец, что сел в поезд: радуюсь великому
простору земли, валяюсь на верхней полке, раздумываю обо всем на свете,
готовлюсь ступить на остров Ольхон - на другую землю, может быть, даже на
другую планету.
Еще я слушаю, как внизу, подо мной, за столиком течет мирная беседа. Я
не смотрю туда, но знаю, что это старый сибирский капитан - здесь говорят
"кап" - и такой же матерый "утюжник" (вертолетчик, утюжащий небо от зари
до зари) от нечего делать припоминают мрачные истории. Круглый клуб дыма
проплыл над моим носом - это из широкой, как чашка, трубки капа; дома он,
без сомнения, любит восседать на медвежьей шкуре, добытой собственноручно
полвека назад, а сейчас продавил до пола податливое кресло и грохочет
хриплым басом, хоть и старается не повышать голос. Утюжник, наоборот,
говорит вкрадчиво и пускает в меня тонкую струю сигаретного дыма. И я
невольно слушаю разные истории, которые случались на воде и в воздухе: как
вмерзла в лед вся флотилия и кап на старом теплоходе ледоколил всю ночь;
как бросали с гравилетов динамит, чтобы взорвать ледяные заторы и спасти
город от наводнения; и про свирепую реку я услыхал, про Витим, на котором
всего три горстки песка, а все остальное - камень; и узнал, что такое
таежный "стакан": на маленькую поляну, окруженную высоченными пихтами, мой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг