великодушно, если...
- Ну что вы, - сказал поручик. - Под стать событиям и вид.
Гость неизвестного хозяина не проявил никакого интереса к событиям,
приведшим военных в такой вид. Вновь повисло молчание. Словно осветительная
ракета в кромешной тьме лопнула перед глазами поручика, и он заговорил
громко, не в силах остановиться:
- Роста высокого, сухощав, бледен, глаза голубые, белокур, бороду бреет,
в движениях быстр, может носить усы на военный манер...
Полностью отвечающий этому описанию молодой человек оказался
действительно быстр в движениях - в его руке тускло блеснул металл, но еще
быстрее в руках урядника мелькнул ружейный приклад, и револьвер покатился по
ступенькам вниз, где поручик придавил его ногой. Платон насел на белокурого,
сбил его с ног и стал вязать поясом, приговаривая:
- Не вертись, ирод, турок обрабатывали...
Поручик не встревал, видя, что подмоги не требуется. Он поднял револьвер
- паршивенький "бульдог", - осмотрел и спрятал в карман. Декорации
обозначились: палило солнце, звенели осы, на верхней ступеньке помещался
связанный молодой человек, охраняемый урядником, а шестью ступеньками ниже -
поручик Сабуров. Ну, и лошади - без речей, как пишут в театральных
программках.
Положение было самое дурацкое. Поручик вдруг подумал, что большую часть
своей двадцатитрехлетней жизни провел среди армейских, военных людей, и
людей всех прочих сословий и состояний, вроде вот этого, яростно зыркающего
глазищами, просто-напросто не знает, представления не имеет, чем они живут,
чего от жизни хотят, что любят и что ненавидят. Он показался себе собакой,
не имеющей говорить ни по-кошачьи, ни по-лошадиному, а пора-то вдруг настала
такая, что надо знать языки иных животных...
- Нехорошо на гостей-то с револьвером, - сказал Платон связанному. -
Нешто мы в Турции? Ваше благородие, ей-богу, о нем жандармы речь и вели. За
него вас и приняли, царство ему небесное, ротмистру, умный был, а дурак...
- Да я уж сам вижу, - сказал поручик. - А вот что нам с ним делать, скажи
на милость?
- А вы еще раздумываете, господа жандармы? - рассмеялся им в лицо
пленник.
- Что-то? - навис над ним поручик Сабуров. - Военных балканской кампании
принимать за голубых крыс?
- Кончайте спектакль, поручик.
И хоть кол ему на голове теши - ничего не добились и за подлинных военных
приняты не были, оставаясь в ранге замаскированных жандармов. Потерявши
всякое терпение, они матерились и орали, трясли у него перед глазами своими
бумагами - он лишь ухмылялся и дразнился, попрекая бесталанной игрой.
Рассказывали про разгромленный постоялый двор, про жуткий блин с щупальцами,
про нелепую кончину ротмистра Крестовского вкупе с нижними чинами отдельного
корпуса - как об стенку горох, разве что в глазах что-то зажигалось. Как в
горах - шагали-шагали и уперлись рылом в отвесные скалы, и вправо не
повернуть, и слева не обойти, остается убираться назад несолоно хлебавши, а
драгоценное время бежит, солнце клонится...
- Да в такую богородицу! - взревел Платон. - Будь это язык мусульманский,
он бы у меня давно пел, как кот на крыше, а такой, свой - ну что с ним
делать? Хоть ремни ему из спины режь - в нас не поверит!
Ясно было, что все так и есть - не поверит. Нету пополнения у невеликой
воинской команды, выходит, что и не будет, игра идет при прежнем раскладе с
теми же ставками, где у них - медяк против горстки золотых, двойки против
козырей и картинок...
- Ладно, - сказал поручик, чуя в себе страшную опустошенность и тоску. -
Развязывай его, и тронемся. Время уходит. А у нас мало его. Еще
образованный, должно быть... Что стал? Выполняй приказ!
Развязали Фому неверующего и в молчании взобрались на коней. Поручик,
немного отъехав, зашвырнул в лопухи "бульдог" и не выдержал, крикнул с
мальчишеской обидой:
- Подберешь потом, вояка! А еще нигилист, жандармов он гробит! Тут такая
беда...
В горле у него булькнуло, он безнадежно махнул рукой и подхлестнул коня.
Темно все было впереди, темно и безрадостно, и умирать не хотелось, и
отступать нельзя никак, совесть заест; и он не сразу понял, что
вслед им кричат:
- Господа! Ну, будет! Вернитесь!
Быстрый в движениях нигилист поспешал за ними, смущенно жестикулируя
обеими руками. Они раз остановили коней.
- Приношу извинения, господа, - говорил, задыхаясь от быстрого бега,
человек в сером сюртуке. - Обстоятельства, понимаете ли... Находиться в
положении
загнанного зверя...
- Сам, поди, себя в такое положение и загнал, -
буркнул тяжело отходивший от обиды Платон. - Неволил кто?
- Неволит Россия, господин казак, - сказал тот. -
Вернее, Россия в неволе. Под игом увенчанного императорской короной
тирана. Народ стонет...
- Это вы бросьте, барин, - угрюмо сказал урядник. - Я присягу давал.
Император есть божий помазанник, потому и следует со всем возможным
почтением...
- Ну а вы? - нигилист ухватил Сабурова за рукав
помятого полотняника. - Вы же человек, получивший некоторое образование,
разве вы не видите, не осознаете, что Россия стонет под игом
непарламентского правления? Все честные люди...
Поручик Сабуров уставился в землю, покрытую сочными лопухами. У него было
ощущение, что с ним пытаются говорить по-китайски, да вдобавок о богословии.
- Вы, конечно, человек ученый, это видно, - сказал он неуклюже. - А вот
говорят, что вас, простите великодушно, наняли ради смуты жиды и
полячишки... Нет, я не к тому, что верю в это, говорят так, вот и все...
Нигилист в сером захохотал, запрокидывая голову. Хороший был у него смех,
звонкий, искренний, и никак не верилось, что этот ладный, ловкий, так
похожий на Сабурова человек может запродаться внешним врагам для коварных
усилий по разрушению империи изнутри. Продавшиеся, в представлении поручика,
были скрючившимися субъектами с бегающими глазками, крысиными лицами и
жадными растопыренными пальцами - вроде разоблаченных шпионов турецкой
стороны, которых он в свое время приказал повесить, и ничуть не маялся
оттого угрызениями совести. Нет, те были совершенно другими - выли, сапоги
целовали... Этот, в сюртуке, на виселицу пойдет, как полковник Пестель. Что
же выходит, есть ему что защищать, что ли?
- Не надо, - сказал поручик. - При других обстоятельствах мне крайне
любопытно было бы вас выслушать. Но положение на театре военных действий
отвлеченных разговоров не терпит... Кстати, как же вас все-таки по батюшке?
- Воропаев Константин Сергеевич, - быстро сказал нигилист, и эта быстрота
навела Сабурова на мысль, что при крещении имя тому давали все же другое. Ну
да бог с ним, нужно же его хоть как-то именовать?
- Значит, и Гартмана вы - того...
- Подлого сатрапа, который приказал сечь заключенных, - сказал Воропаев,
вздернув подбородок. - Так что вы можете... по начальству...
- Полноте, Константин Сергеевич, - сказал Сабуров. - Не до того, вы уж
там сами с ними разбирайтесь... Наше дело другое. Представляете, что будет,
если тварь эта и далее станет шастать по уезду? Пока власти зашевелятся...
- Да уж, власти российские, как указывал Герцен...
- Вы вот что, барин - вклинился Платон. - Может, у вас, как у человека
умственного, есть соображения, откуда эта казнь египетская навалилась?
- Соображения... Да нет у меня соображений. Знаю и так, понимаете ли...
- Так откуда?
- Если желаете, сейчас и отправимся посмотреть. Вы позволите, господин
командир нашего партизанского отряда, взять ружье?
- Почел бы необходимым, - сказал Сабуров. Воропаев взбежал по ступенькам
и скрылся в доме.
- Что он, в самом деле бомбой в подполковника? - шепнул Платон.
- Этот может.
- Как бы он в нас чем из окна не засветил, право слово. Будут кишки на
ветках колыхаться...
- Да ну, что ты.
- Больно парень характерный, - сказал Платон. - Такой шарахнет. Ну да,
раз сам мириться следом побежал... Ваше благородие?
- Ну?
- Непохож он на купленного. Такие если в драку, то уж за правду. Только
вот неладно получается. С одной стороны - есть за ним какая-то правда,
прикинем. А с другой - как же насчет священной особы государя императора,
коей мы присягу ставили?
- Господи, да не знаю я! - сказал в сердцах Сабуров.
Показался Воропаев с дорогим охотничьим ружьем. Они повернулись было к
лошадям, но Воропаев показал:
- Вот сюда, господа. Нам лесом.
Они обошли дом, оскользаясь на сочных лопухах, спустились по косогору и
двинулись лесом без дороги. Сабуров, глядя в затылок впереди шагавшему
Воропаеву, рассказывал в подробностях, как все обстояло на рассвете, как
сдуру принял страшную смерть великий любитель устава и порядка ротмистр
Керстовский со присными.
- Коемуждо воздается по делам его, - сухо сказал Воропаев, не
оборачиваясь. - Зверь. Там с ним не было такого кряжистого в партикулярном?
- Смирнов?
- Знакомство свели?
- Увы, - сказал Сабуров.
- Значит, обкладывают... Ну да посмотрим. Вот, господа.
Деревья кончились, и начиналось болото - огромное, даже на вид цепкое и
глубокое. И саженях в трех от краешка сухой твердой земли из бурой жижи
торчало, возвышалось нечто странное - словно бы верхняя половина глубоко
ушедшего в болото огромного шара, и по широкой змеистой трещине видно, что
шар внутри пуст. Полное сходство с зажигательной бомбой, что была наполнена
горючей смесью, а потом смесь выгорела, разорвав при этом бомбу, - иначе
почему невиданный шар густо покрыт копотью, окалиной и гарью? Только там,
где края трещины вывернуло наружу, виден естественный, сизо-стальной цвет
шара.
Поручик огляделся, ища камень. Не усмотрев такового, направил туда кольт
и потянул спуск. Пуля срикошетила с лязгом и звоном, как от первосортной
броневой плиты, взбила в болоте фонтанчик бурой жижи.
- Бомба, право слово, - сказал Платон. - Только это ж какую нужно пушку -
оно сажени три шириной, поди... Такой пушки и на свете-то нет, царь-пушка и
то не сдюжит.
- Вот именно, у нас нет, - сказал Воропаев. - А на Луне или на Марсе,
вполне вероятно, отыщется.
- Эт-то как это? - У казака отвалилась челюсть.
- Вам, господин поручик, не доводилось читывать роман француза Верна "Из
пушки на Луну"?
- Доводилось, представьте, - сказал Сабуров. - Давал читать поручик
Кессель. Он из конной артиллерии, знаете ли, так что сочинение это читал в
целях профессионального любопытства. И мне давал. Лихо завернул француз,
ничего не скажешь. Однако это ведь фантазия романиста...
- А то, что вы видите перед собой, - тоже фантазия?
- Но как же это?
- Как же это? - повторил за Сабуровым и Платон. - Ваше благородие, неужто
можно с Луны на нас бомбою?
- А вот выходит, что можно, - сказал Сабуров в совершенном расстройстве
чувств. - Как ни крути, а получается, что можно. Вот она бомба.
Бомба действительно торчала совсем рядом, и до нее при желании легко было
добросить камнем. Она убеждала без всяких слов. Очень уж основательная вещь.
Нет на нашей грешной земле такой пушки и таких ядер...
- Я не спал ночью, когда она упала, - сказал Воропаев. - Я... м-м...
занимался делами, вдруг - вспышка, свист, грохот, деревья зашатало...
- Мартьян болтал про огненного змея, - вспомнил Платон. - Вот он, змей...
Все легко складывалось одно к одному, как собираемый умелыми руками
ружейный затвор, - огненный змей, чудовищных размеров бомба, невиданное
чудо-юдо, французский роман, все сидело по мерке, как сшитый на заказ
мундир...
- Я бы этим, на Луне, руки-ноги поотрывал вместе с неудобосказуемым, -
мрачно заявил Платон. - Вроде как если бы я соседу гадюку в горшке во двор
забросил. Суки поднебесные...
- А если это и есть лунный житель, господа? - звенящим от возбуждения
голосом сказал Воропаев. - Наделенный разумом?
Они ошарашено молчали.
- Никак невозможно, барин, - сказал Платон. - Что же он, стерва, жрет
всех подряд, какой уж тут разум?
- Резонно, - сказал Воропаев. - Лунную псину какую-нибудь засунули ради
научного опыта...
- Я вот доберусь, такой ему научный опыт устрою - кишки по кустам...
- Ты доберись сначала, - хмуро сказал Сабуров, и Платон увял.
- К ночи утонет, - сказал Воропаев. - Вот, даже заметно, как погружается.
И никак его потом не выволочь будет, такую махину.
- И нечего выволакивать, - махнул рукой Платон.
- Вот что, господин Воропаев, - начал Сабуров. Он не привык к дипломатии,
и потому слова подыскивались с трудом. - Я вот что подумал... Тварь эту вы
не видели, а мы наблюдали. Тут все не по-суворовски - и пуля дура, и штык
вовсе бесполезен. Не даст подойти, сгребет...
- Что же вы предлагаете?
- Поскольку господина Гартмана вы, как бы деликатнее... использовав
бомбу... я и решил, что в места эти вы, быть может, укрылись приготовить
схожий снаряд... Что вы ночью-то мастерили, а?
И по глазам напрягшегося в раздумье Воропаева Сабуров обостренным чутьем
ухватил: есть бомба в наличии, есть!
- Я, признаться, не подумал, поручик... - Нигилист колебался. - Это вещь,
которая, некоторым образом, принадлежит не мне одному... Которую я дал слово
товарищам моим изготовить в расчете на конкретный и скорый случай... И
против чести организации нашей будет, если...
- А против совести твоей? - Сабуров развернулся к нему круто. - А насчет
того народа, который эта тварь в клочки порвет, насчет него как? Россия,
народ - не ты рассусоливал? Мы где, в Китае сейчас? Не русский народ оно в
пасть пихает?
- Господи! - Платон бухнулся на колени и отбил поклон. - Ведь барин дело
требует!
- Встаньте, что вы, - бормотал Воропаев, неловко пытаясь его поднять, но
урядник подгибал ноги, не давался:
- Христом богом прошу - дай бомбу! Турок ты, что ли? Не дашь - весь дом
перерою, а найду, сам кину!
- Хотите, и я рядом встану? - хмуро спросил Сабуров, чуя, какое
внутреннее борение происходит в этом человеке, и пытаясь это борение
усугубить в нужную сторону. - Сроду бы не встал, а вот приходится...
- Господа, господа! - Воропаев покраснел, на глаза даже навернулись
слезы. - Что же вы на колени, господа... ну согласен я!
...Бомба имела облик шляпной коробки, обмотанной холстиной и туго
перевязанной крест-накрест; черный пороховой шнурок торчал сверху. Воропаев
вез ее в мешке на шее лошади, Сабуров с Платоном сперва держались в
отдалении, потом привыкли.
Справа было чистое поле, и слева - поле с редкими чахлыми деревцами,
унылыми лощинами. Впереди, на взгорке, полоска леса, и за ним - снова
открытое место, хоть задавай кавалерийские баталии с участием многих
эскадронов. Животы подводило, и все внутри холодело от пронзительной
смертной тоски, плохо совмещавшейся с мирным унылым пейзажем, и оттого еще
более сосущей.
- Куда ж оно идет? - тихо спросил Сабуров.
- Идет оно на деревню, больше некуда, - сказал Платон. - Помните, по
карте, ваше благородие? Такого там натворит... Так что нам выходит либо пан,
либо пропал. В атаку - и либо мы его разом, либо оно нас.
- С коня бросать - не получится, - сказал Воропаев. - Кони понесут...
- Так мы встанем в чистом поле, - сказал Сабуров отчаянно и зло. - На
пути встанем, как деды-прадеды стаивали...
Они въехали на взгорок. Там, внизу, этак в полуверсте, страшный блин
скользил по желто-зеленой равнине, удаляясь от них, поспешал по невидимой
прямой в сторону невидимой отсюда деревни.
- Упредить бы мужиков... - сказал Платон.
- Ты поскачешь? - зло спросил Сабуров.
- Да неи.
- А прикажу?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг