- Это потому что вы еще не видите. Даже о своих друзьях вам известно
только то, что они сами позволяют вам знать.
- Так умер я или нет? Уж это-то я имею право знать?
- Да что вы, в самом-то деле... Живы, живы, успокойтесь. Вас несильно
задело, корабль был уже далеко - а поражающая сила тех славных плевков
прямо пропорциональна квадрату расстояния до цели, это же школьный курс...
- И кто в меня стрелял? Некто за спиной тяжко вздохнул, и на этот раз
совершенно точно зашуршали крылья.
- Да какая разница?!. Нет, все же вы еще не готовы. Прощайте, граф. До,
надеюсь, скорой встречи.
Воздух прямо перед Сварогом распахнулся, раскрылся, как трещина в орехе,
и оттуда, из бездны, хлынул ослепительно черный свет, настолько черный,
что Сварог непроизвольно зажмурился.
...И открыл глаза не сразу. Сначала прислушался. Человеческих голосов не
услышал. Равно как и иных звуков, указывающих на чье-либо присутствие:
посвистывания там, посапывания, шевеления, скрипа стульев или шарканья
подошв. Вместе с тем не наблюдалось и полного, тотального, в своей
абсолютности завораживающего и пугающего беззвучия, как давеча в океанской
пучине. Эфир отнюдь не молчал. Откуда-то издали доносились то ли хлопки,
то ли шлепки следовавшие друг за другом через равные и короткие
промежутки. Словно с методичностью робота выбивают белъе.. или... или
забортная вода оглаживает корпус рассекающего ее судна. Из тогоже далека
долетал ровный беспрестанный гул, напоминающий жуж-жание рассерженного
жука. Намного ближе к Сварогу раздавалось мерное (и мерностъю своей
несовместимое с человеческими действиями) поскрипывание. Причем
поскрипывало, что называется, в разных местах: и над головой, и слева, и в
ногах. Короче говоря, все вместе взятое наводило на мысль о плывущем
корабле. Ну, слава Богу...
И еще в звуковую картину вкраплялся гораздо более близкий, чем шлепки и
гул, шум. Что-то до боли знакомое...Льющаяся вода? Во всяком случае,
похоже. А это что? Показалосъ, или действительно что-то приглушенно
звякнуло и за этим по-следовало неразборчивое восклицание?..
К анализу ситуации подключилосъ обоняние. Пахло, надо сказать,
недурственно. Приятственно пахло, надо сказать. Над Сварогом плавали
ароматы крепкого мужского парфюма, свежего белъя, слегка припахивало
хорошим табаком...а еще ноздри щекотал тот трудно; поддающийся описанию,
но всегда безошибочно отличаемый от прочих запах моря.
Тело же чувствовало комфорт. Мягко снизу, удобно голове, до подбородка
прикрывает нечто одеялоподобное. И еще тело ощущало едва заметное,
ласковое покачивание.
Значит, все-таки кораблъ. Будем надеятся, тот самый. Впрочем, и "тот
самый" может находитъся в разных руках...
Кстати, о руках. Сварог легонько пошевилил конечностями. Ну да, свободен.
Это отрадно, хотя тоже не повод прыгать от счастья: "Мы победили, мы
победили!". Попутно Сварог сделал еще одно открытие, и оно... нет, не
удивило, не озадачило... скажем так: самую малость смутило. Оказывается,
он был гол, как Адам до сотворения Евы.
Вот теперь рекогносцировка посредством четырех из пяти органов чувств
завершена. Вывод - не отыскивалось причин, чтоб и дальше притворяться
колодой. Сварог поднял веки.
Сперва, как и ожидал, он увидел потолок: низкий, светло-серый, посередь
которого на крюке болтался до омерзения знакомый гидернийский фонарь.
Разве что этот, в отличие от попадавшихся Сварогу ранее, был раза в два
крупнее, горел ярче и помещен, навроде попугая, в клетку-жалюзи. Ну да,
выключатели одноразовым светильникам не полагаются, фитильков, которые
можно прикрутить, чтоб не коптили, нет, значит, затемнение обеспечивают
металлические створки.
Он резко сел - и, как выяснилось, сел на кровати, в белоснежном ворохе
постельного белья. Белья, следует признать, отменного качества. Прямо как
в графской опочивальне фамильного манора. А на подушках с пижонским
размахом вышит шелковыми нитками вензель - переплетение букв "К" и "Д".
Еще отметим, что кроватка явно чрезмерных для военно-флотских нужд
размеров. Уж никак не матросский рундук, к радости моли и жучков-короедов
набитый нехитрым скарбом, а полномасштабное, годное для нешуточных
плотских утех ложе в стиле какого-нибудь сластолюбивого Людовика номер
такого-то. Сварог резко свесился вниз, заглянул под ложе. Злобные морские
демоны, пиратствующие ниндзя и всяческие гидернийские партизаны там не
обнаружились. Под кроватью в ряд стояла оставшаяся в наследство от
прежнего владельца батарея пустых бутылок. "Надо будет распорядиться, чтоб
убрали, а то позорит, понимаешь", - хмыкнул Сварог и вновь сел.
От резкого движения помутилось в глазах и заныл ушибленный о палубу
затылок. Сварог ощупал голову - внушительная шишка. И, как хор в
древнегреческой трагедии, нытье в затылке подхватили все наличествующие
болячки: ушибы, ссадины, царапины. Ну это ерунда. Это мы заклинаниями
быстренько подлатаем. Главное - живы. Главное - зеленый плевок задел
только краем, как совершенно справедливо заметил некто из сна. Нет, блин,
ну и приснится же такое... Или здесь сны тоже вещие? Очень, знаете ли,
похоже. Вот только вопрос: о чем они вещают?
Взглядом он пробежал по переборкам, как и в адмиральском салоне, обшитым
лакированным коричневым деревом. С двух сторон смотрят друг на друга
картины в толстых золоченых рамах: работа кисти местного Айвазовского,
изобразившего трехмачтовую шхуну, которая средь бурных волн угодила в
объятия гигантскому осьминогу и безысходно заваливалась набок, и портрет.
А-а, знакомая физия! Довольно похоже намалевали, хотя мягкому подбородку,
погрешив против истины, придали волевые очертания и переборщили с
романтическим блеском очей. Правый нижний угол портрета пересекали
строчки, утопающие в восклицательных знаках и оканчивающиеся разудалой
хвостатой подписью. Не иначе дарственная надпись художника,
осчастливленного заказом от его знаменитости шторм-капитана Ксэнга,
командира одного из самых грозных кораблей Великой Гидернии.
Недалече от портрета прижата скобами к лакированной панели какая-то
неразумно длинная шпага в исцарапанных, древнего вида ножнах, под ней
пристроен календарь... Хм, весьма любопытный, надо отметить, календарик. В
том, какой сегодня на дворе день, помогают разобраться жирные черные
крестики, которыми бывший обитатель этих хором зачеркивал прожитые дни...
Прям как солдат-срочник, изнывающий по дембелю. Так вот: перечеркнутые
числа позавчера как закончились. Новые цифры во главе с красной единицей
(можно догадаться, что день высадки непременно станет воскресеньем) ждут
своего часа в "подвале" длинного, как плавание через океан, листа. А между
старыми и новыми числами, между зачеркнутыми и нетронутыми - в большом
количестве заготовлены пустые клетки. И две пустышки уже перечеркнуты -
ага, следует так понимать, идет второй день увлекательного плавания в
нулевом году. Мы окунулись, согласно гидернийскому времяисчислению, в
безвременье, где нет ни дней недели, ни чисел месяца. Какой-то
неправильный подход, дорогие товарищи, вы не находите? И нам придется
ждать нового временного цикла до тех пор, пока гидернийцы не соизволят
высадиться на Граматаре? А ежели мы несогласные?..
И еще один предмет удостоился быть вывешенным на стену: карта под
стеклом. Старинная - если, конечно, не умелая подделка под старину. Бумага
в трещинах и разрывах, с одного угла обгорелая. Нарисован на ней материк
незнакомых очертаний, а вокруг вовсю резвятся намалеванные звери самого
что ни на есть фантастического пошиба. Целый зоосад невиданных тварей.
Иные тесно сплетены, иные заслоняют друг дружку, рычат, грызутся,
бодаются. Зверюшки все больше незнакомые, разве что вон дракон или козел,
правда, с заячьим хвостом, - а вот дальше пошла такая жуткая помесь всех
со всеми, что невольно закрадывается подозрение: уж не карта ли острова
доктора Моро висит тут на видном месте? Ну а если серьезно... если
серьезно, то наверняка неведомый топограф фантастическими гибридами
аллегорически обозначал течения, ветра, впадины, мели, а также рельеф,
ландшафты и прочее - похоже, по-другому обозначать не обученный. М-да,
чтоб прочесть такую карту, поди, мало быть просто топографом и в придачу
зоологом - еще надо знать вивисекцию и разбираться в древней мифологии не
пойми какой страны...
Карта, как и шпага фамильная - небось реликвия, что-то вроде от прадеда к
деду, от потомственного моряка к продолжателю династической традиции.
Каюта - а дедукция, завещанная мистером Холмсом, подсказывает, что перед
нами капитанское обиталище - располагала двумя дверьми. Та, что напротив
кровати, несомненно вводит в коридор, а куда ведет вторая, которая
значительно уже и ниже первой, Сварог, в общем-то, тоже догадался.
За спиной - он оглянулся - иллюминатор, открывший графскому взору полную
морскую лепоту, усладу для мариниста. Бледно-зеленая океанская равнина,
покрытая кружевами "барашков", не ходила ходуном, не обдавала девятыми
валами, а размеренно перекатывалась невысокими горбами. Впору самому
хватать пастельные карандаши и запечатлевать бугры морские...
Стоять. Из какой такой шкатулки выскочили эти "бугры"? В высшей степени
неслучайные... Ну да, как же, как же. "Не ходи на бугры морские", -
некстати или, наоборот, кстати пришли на ум слова, вернее, бредни
юродивого, которого они с Клади повстречали на пути в город Митрак...
Так, шаур здесь. Вон он, поблескивает на прикроватной тумбочке. А за его
рукоятью багровеет рубин. Бумага Ваграна где? В кармане. Значит, что?
Значит, вокруг свои?
Сварог соорудил себе утренний набор джентльмена - кофе и сигарету. Вполне
допустимо, поправился граф, не утренний, а дневной. Кстати, проникающего в
иллюминатор света хватало и без гидернийского светильного чуда. Что, уже
день? Интересно, сколько ж он провалялся в забытьи? Судя по отсутствию
грохота тонущего континента и дымов снаружи, корабль отдалился от опасного
берега на изрядное расстояние. Теперь бы выяснить - на какое. И куда это
мы направляемся. Скорость, судя по всему, не очень большая... Но выяснять
ничего не хотелось. Тело окутывала ласковая истома, душу - спокойствие и
умиротворенность, а разум - абсолютный пофигизм. После, все после. А вот
фонарик можно было и затемнить, просто кому-то лень было морочиться с
залезанием на стул и с кручением рычажков. Понятно - кому именно лень, вон
знакомая одежда брошена на кресло...
Сварог, попивая кофеек, свесил ноги с постели с той стороны, где к
кровати притулилась тумбочка. На тумбочке, помимо шаура, рубина и карты,
Лежала раскрытая тетрадь. Ее, а не оружие взял в руки Сварог и положил на
колени. А на место тетрадочки определил кофейное блюдце, превращенное в
пепельницу.
Мягкая, явно дорогая кожа переплета ласково и приятно, как холеный кошак,
терлась о ладони. Да и бумага на тетрадь ушла не из дешевых, не из
макулатурной переработки - белее белого, с хрустом перелистывающаяся, одно
удовольствие на такой писать.
Бегло просмотрев записи, сделанные образцовым, как шеренги прусских
солдат, почерком, Сварог уяснил, что он держит в руках. Не судовой журнал,
как он сперва подумал,- личный дневник капитана, пардон, шторм-капитана
Ксэнга. Наверное, мастер Ксэнг открыл для себя истину, что он живет в
судьбоносное время великих перемен-переломов и потому не может не оставить
потомству, будущим Ксэнгам, увлекательного рассказа о последних днях одной
великой эпохи и первых днях эпохи еще более великой.
Сварог раскрыл тетрадь на последней записи.
"Сегодняшний день вновь наполнил меня небывалой гордостью за свою страну.
Прими, Тарос, мою благодарность за то, что мне выпал счастливый жребий
стать по праву рождения подданным Великой Гидернии. Однако не в первый раз
я задаю себе вопрос: одно ли везение тому причиной? И все больше склоняюсь
к тому, что не одно... Сегодняшний день снова навел меня на размышления о
теории астроморфизма. Отбор вершится на небесах. Там выносят приговор,
кому быть, кому не быть. Решают, глядя на дела отцов и матерей. Мы
зарабатываем для своих детей право быть Гидернийцами. Дети достойных
родителей, получающие их кровь, дети, которых ждет воспитание в
добродетельных семьях, где живет подлинный гидернийский дух, - они и
только они допускаются быть рожденными. Мертворожденные младенцы, дети,
которым суждено прожить недолго, - вот отбраковка в этом отборе. А также
рожденные больными, уродами, умственно неполноценными (думаю, это
специальная кара за особо тяжкие прегрешения родителей) - то есть те, кого
справедливо и мудро двести тридцать лет назад повелел "вывозить на глубины
и топить вместе с щенками, кошками и прочей мусорной грязью" своим указом
король Инруан. Право же, я не буду удивлен, если в недалеком будущем
теория астроморфизма найдет научное подтверждение. Читающим эти строки я
порекомендовал бы обратиться к трактату основоположника астроморфизма
Прата Брольтэнга "Откровения, написанные облаками"".
- Всенепременнно, - пробурчал Сварог.
"Возвращаюсь к дню сегодняшнему, - писал далее образованный гидернийский
капитан. - Наблюдая, как горят деревянные тоурантские башмаки, на которых
в глупой самонадеянности эти людишки мечтали одолеть океан, глядя, как
неразумно они ведут себя, предпочитая мучительную смерть в береговом огне
легкой и быстрой смерти от пули, я представил себе, что было бы, доплыви
они до гидернийского Граматара. Не надо быть Акумелой-Придумщиком, чтобы
вообразить ту картину. ("Что за Акумела такая, почему не знаю?" - подумал
Сварог.) Эти существа стали бы воспроизводить ту убогую жизнь, что вели на
Атаре. Для чего каждый из них живет? Жрать, пить, спать испражняться и
плодиться. Ничего более. Жизнь без Цели оправдывает лишь существование
тварей неразумных и бессловесных. Человек без Цели пуст, как соломенная
кукла. Зачем тогда ему жизнь и чем она отличается от небытия? Такая же
пустота. Цель же очевидна для любого разжитого человека - общее дело,
общее величие. Кто называет Гидернию злодейским государством, забывает о
том, что Гидерния раз в столетие неизменно предлагала свой патронат всем
без исключения странам. Подчинение нашему королю, соблюдение гидернийских
законов позволили бы со временем потомкам ныне живущих не-гидернийцев
стать полноправными подданными нашего короля...Но никто не согласился. Так
кто же виноват, что им не суждено ступить на землю Граматара? Если
тонущему человеку протягивают руку, но он за нее не хватается, то кого
следует винить в его гибели? Неужели протянувщего руку - за то, что,
видите ли, не вытащил утопающего силком из воды? Этим атарским существам
не суждено достигнутъ величия, им не суждено испытать счастья
приобщенности, когда твоя капля, сливаясь с тысячами других капель,
образует море. Приблизить, а может быть и самому дождаться восхода
истинного Величия: достижение долголетия, а вслед за ним бессмертия,
возвращение умерших из Океана-Без-Берегов, странствия по тропам, где никто
никогда еще не был.." - Так, так, - пробормотал себе под нос Сварог, - уже
теплее. Если это не метафора, то капитан явно имеет в виду не простые
тропы, а те самые - Тропы. В тетрадочке, пожалый, есть смысл покопаться на
досуге. Глядишь, Ксэнг где и проговорился об аппарате, пусть просто
намекнул на его существование - а это уже ниточка, или намекнул на
существование какого иного подступа к Тропе...
"Не долее чем через час, когда вернется с берега мастер Р., я отдам
приказ на отплытие. Что я буду ощущать, оглядываясь на уходящий под воду
Атар? Наверное, то, что план "Гидерния без скверны" близок к завершению..."
На этом последняя запись заканчивалась. Тетрадь была исписана на треть, и
больше уж ей не суждено пополниться измышлениями мастера Ксэнга. Сварог
полистал капитанские мемуары, выискивая взглядом ключевые слова. Ага...
Глаз наткнулся на небезынтересное слово "острова". Уж не о тех ли самых
речь идет?
"...Человека за бортом заметил баковый наблюдающий. В подзорную трубу я
разглядел голову над водой, накрытую, как капюшоном, черной материей, и
руки, которые до запястий облегала все та же материя. Недалеко от места,
где был замечен человек за бортом, растеклось по поверхности радужное
пятно, напоминающее масляное. Иных признаков кораблекрушения, если пятно
можно отнести к таковым, осмотр в трубу не выявил. Человек плыл, плыл
умело и плыл не в сторону острова. Остров, обнаруженный нами по системе
Вахлонда, перемещался с той же скоростью и в прежнем направлении.
Посовещавшись с мастером Р., я приказал изменить курс. Мы сошлись на том,
что остров, единожды обнаруженный, сможем отыскать и вновь. Пловец же мог
утонуть или пасть жертвой хищной рыбы. А человек за бортом мог сообщить
нам ценные сведения о тех же островах. Тем более - откуда он мог взяться в
открытом океане, если не с одного из островов?
Я приказал готовить к спуску на воду катер. Расстояние до пловца в момент
обнаружения составляло около четверти кабелота. В одной десятой кабелота
от человека я намеревался дать "самый малый" и спустить шлюпку.
Меня сразу заинтересовало не только то обстоятельство, почему человек
плывет не к острову, а еще и то, что человек плыл быстро, работал руками и
ногами изо всех сил, словно честолюбивый матрос, бьющийся за главный приз
на водных состязаниях дивизий. Заметив наш корабль, не мог же он всерьез
рассчитывать скрыться от него?
Мы преодолели первые каймы дистанции между кораблем и человеком, когда
человек ушел под воду. Совершенно в том уверен - он сознательно нырнул.
- На градус выше, мастер шторм-капитан, - вдруг произнес мастер Р.,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг