разбитой губы у того потекла кровь.
В подобных случаях Гаспар прежде молчал, а теперь...
- Снег! Отменное средство снег! - сказал он, боком опустился в сугроб и
принялся прикладывать снег к разбитой губе.- А вам, генерал, я посоветую
вот что: пьявки, пьявки и еще раз пьявки. За уши, к вискам и на спину.
Пьявки помогают от запоя, при ударе и при неспособности к учению...
- Расстрелять! - закричал Оливье.- Расстрелять негодяя! Вы что, оглохли
все?! Но все молчали.
Артикул одиннадцатый
Тайна уходит сквозь пальцы
Они проехали вот уже несколько верст и все молча. Нет больше красотки
Мари, нет Гаспара. Нет армии, нет императора. Все рухнуло, все гибнет;
разумные сдаются в плен, а неразумные замерзнут в снегу или будут подняты
на казачьи пики. Гаспар отдал сержанту лошадь, Гаспар прекрасно понимал,
что пешком ему не выбраться отсюда. Гаспар - шпион, доверенная крыса
Оливье, Гаспара нужно презирать... А вот сержант - он отдал бы Гаспару
лошадь?!
Нет, лучше об этом не думать. Сержант оглянулся - Мадам отвернулась. Оно и
понятно: сержант ведь сказал, что он все равно доставит ее к императору,
прямо во Францию. Дорога предстоит неблизкая, они будут добираться целый
месяц, а то и два. Конечно, это глупо, но ведь не сказать же ей прямо:
Мадам, я вас никуда не отпущу, вы будете со мной и только со мной, меня не
интересует, кто вы - француженка или... Но ладно об этом, пусть обижается,
пусть. Зато как непривычно легко, когда ты никому не подчиняешься.
Захочешь - поедешь направо, захочешь - налево...
Подумав так, сержант посмотрел налево и увидел, как Франц приложил к губам
флейту и затянул бесконечную грустную мелодию. Напрасно он это! Музыка на
марше должна быть бодрой и вселять уверенность, которой на войне частенько
не хватает. Что же касается печальных песен, так они позволительны лишь
людям пресыщенным, уверенным в завтрашнем дне. А посему...
- Франц! - строго окликнул Дюваль.
Австриец перестал играть и с сожалением сказал:
- Я так и думал, что вам не понравится.
Дрожащими от обиды и холода пальцами австриец стал раскручивать флейту.
Смешно!.. Но если вспомнить, так бывший кучер тоже был смешон. Сержант
почувствовал неловкость и попытался оправдаться.
- Франц, ты не понял. Мне нравится, как ты играешь.
- Ну что вы, сержант,- отмахнулся Франц.- Мне с детства запрещали играть,
я привык. Мне говорили, зачем тебе это, ты ведь прекрасный повар! Но что
поделаешь,- тут Франц вздохнул и долго молчал, рассматривая флейту, - но
что поделаешь, если музыка для меня все равно что для кого-то
неразделенная любовь.
Сказав такое, Франц испугался насмешки и замолчал. И все молчали, даже
Чико, который прежде непременно поднял бы австрийца на смех. Ободренный
этим молчанием, австриец осмелел и сказал:
- И все-таки однажды... Я очень просил, и меня взяли музыкальную команду!
- Не может быть! - не к месту удивился сержант.
- А вот представьте! Взяли! Это было...- Франц вспомнил, как это было, и
сразу перестал улыбаться.- Это было под Оршей, совсем недавно, можете
спросить.
- А, под Оршей,- как эхо отозвался Чико.
- Да, - и добродушное лицо австрийца стало непривычно мрачным, и даже
голос у него переменился..- Два дня мы били в барабаны и кричали, что
именем императора всем дезертирам даруется прощение и что все они будут
накормлены; Лошади, готовые к закланию, стояли у него за спиной, кипели
котлы... Но, увы, я, наверное, действительно плохой музыкант: ни один
человек не вышел из лесу, и у меня отняли барабан. У моих товарищей тоже...
Франц растерянно посмотрел на. слушателей и медленно захлопал ресницами,
на которых намерзли ледышки. Бедняга Франц, зачем такого приводили на
войну, он так был хорош в своей кондитерской, взбивая земляничный крем...
- А дальше что? -.спросил Чико.
- А дальше... Я вернулся на кухню, отвязал Серого, - тут Франц похлопал
свою лошадь по загривку,- и увел его в лес.
- И правильно сделал! - одобрил Чико.- А был бы я на твоем месте...
- Но я не воровал! - перебил его Франц.- Ведь Серый был обещан дезертирам,
и я, тогда уже сам дезертир...
- А был бы я на твоем месте...- Но тут неаполитанец замолчал и посмотрел
направо.
Направо, шагах в двадцати от отряда, стоял разъезд казаков во главе с
офицером. Казаки негромко переговаривались между собой, офицер улыбался.
Дюваль привычно вырвал саблю... и замер. Потом улыбнулся. Рука сама собою
опустилась. Что делать, что делать, что делать?!
- Мой дорогой Дюваль,- заговорил казачий офицер на чистейшем французском,-
какая встреча! Я несказанно рад!
- А я...- Сержант не знал, что и ответить; он улыбался, он был, конечно,
рад, ну что тут скажешь? Сержант во все глаза смотрел на офицера, на его
казаков...
Казачьи пики упирались в снег, казачий офицер привстал в стременах и
улыбался, а Франц наигрывал "Милую Гретхен". Какая ж все-таки
сентиментальная штука - война!
- Гринка! Хоронший! - с усилием сказал сержант и бросил саблю в ножны.
Отряды не двинулись с места, а командиры съехались и обнялись. Мадам
улыбнулась. Казачий офицер, чтоб не рассмеяться, поджал губы.
- Вот, познакомьтесь, мой старинный друг, - смущенно признался сержант,
обернувшись к своим солдатам и, главным образом, к Мадам.
- Григорий Назарыч Дементьев, лейб-гвардии казачий полк, - представился
офицер и учтиво поклонился. - Мадам...
- Э...- растерялась Мадам, не зная, кем ей назваться, и тогда сержант
пришел ей на помощь.
- А эту даму, Гринка, я провожаю домой, во Францию.
- Похвально, похвально,- многозначительно ответил Дементьев, внимательно
осмотрел сержантский мундир Дюваля и спросил:
- Надеюсь, это маскарад?
- Увы, - вздохнул сержант.- Не всем сопутствует удача. Но не будем об
этом! Ты рассказал бы лучше о себе.
- Ну я, как видишь, сотник, представлен на подъесаула.
- Я рад за тебя! - искренне воскликнул Дюваль.- Я... действительно рад.
- О, что ты, что ты! Но... На следующий вечер я заступил в караул, потом
меня отправили с депешей. Мне так хотелось встретиться с тобой, но сам
понимаешь.
- О, понимаю.
.- Я часто вспоминал тебя, но мы пять лет не воевали, где ж было
встретиться?
- Да, к сожалению.
- А этим летом, как только узнал о вторжении, я всем говорил: у них там
есть один полковник - нет, генерал, а то и маршал... - но тут Григорий
осекся и некоторое время молчал, потом спросил: - Так что же случилось?
Где твои эполеты?
- М-м... мне кажется, сегодня это придется не к месту. Мы так давно не
виделись, - сержант сбивался, отводил глаза, дергал уздечку, косил на
Мадам...
- Э, так не пойдет! - обиделся Григорий.- Ты мне ответишь или нет?!
- Отвечу, только не кричи,- и сержант перешел на едва слышный шепот: - Ты
помнишь тот .портфель, что я отыграл у интенданта?
- Помню. Желтый, красивый портфель.
- А интендант был нашим резидентом. Теперь ты понял?
- Нет,- чистосердечно признался казак.
- Тот портфель был для секретных бумаг?
- Да, конечно.
- Так вот, наш резидент хотел их выиграть, а я не позволил. И вот за это с
меня сорвали эполеты. Теперь понятно?
- Но их там не было!
- Кого? - Голос у сержанта дрогнул. Григорий не ответил.
- Кого там не было?! - повысил голос Дюваль.- Бумаг, что ли, не было?
- Были, были бумаги, ты не волнуйся,- успокоил сержанта Григорий и надолго
задумался.
Григорий вспомнил, как в то утро он явился в канцелярию и долго
разговаривал с Синицыным, дежурным офицером. Синицын божился, что со дня
на день ждет уйму денег и тогда непременно расплатится, на что Григорий
отвечал... Потом Синицын принимал секретные бумаги -и приглашал к себе на
ужин, Григорий отказался, взял пустой портфель, защелкнул мелодичную
застежку и манерно раскланялся, потом прошел по улице, спустился в
кабачок...
- О чем ты думаешь? - спросил Дюваль. Григорий долго, не моргая, смотрел
на сержанта, а после сказал:
- Проиграй я в тот вечер портфель, меня бы расстреляли. Я обязан тебе на
всю жизнь,- и отвернулся. Казачий сотник не любил кривить душой, однако же
бывают в жизни особые случаи.
Сержант прислушался к себе и понял, что в душе у него пусто. Сержант
посмотрел на сотника - тот был белее первого снега.
- П-проиграй я в тот вечер...- начал было казак. Но Дюваль поднял руку, и
тот замолчал.
- Спасибо, большое спасибо,- сказал сержант.- Я буду верить тебе, мне так
намного легче...- И замолчал, услышав за собою дружный топот.
Друзья обернулись - к ним подъезжал отряд русских кирасиров во главе с
румяным и дородным офицером с огромными рыжими баками, свисавшими до самых
эполет.
- Майор Федосов, - узнал его Григорий.- Плохи твои дела, Шарль.
Кирасиры окружили французов и, не обращая на них особого внимания, стали
переговариваться с казаками. Победители громко смеялись. Майор Федосов -
тот был настроен по-иному. Подъехав к Дементьеву, он резко осадил лошадь и
недовольно прикрикнул:
- Сотник, что за церемонии? Пленных расстрелять! Немедля!
Однако, заметив Мадам, бравый майор заметно оттаял и добавил уже почти
дружелюбно:
- Но только без лишнего шума, отведи их подальше. А красотку не трогай,
возьмем трофеем! - Тут он игриво подмигнул и представился: - Вася Федосов,
керасирский ея величества полк! - И все это по-русски, ибо Федосов вот уже
полгода намеренно не употреблял ничего иноземного, исключая напитки.
- Господин майор, к чему кровопролитие?! - опять же по-русски воскликнул
Дементьев.- Война на исходе, противник бежит.
- Я что, неясно сказал?! - возмутился Федосов.
Григорий не двинулся с места. И все молчали. Только Франц почему-то решил,
что наступил подходящий случай, и стал наигрывать самый минорный марш.
Федосов оживился, подобрал поводья, глянул орлом и согласился:
- Да, лишнее кровопролитие нам ни к чему, - и, обернувшись к кирасирам,
приказал: - Скомороха забираем с собой.
И Франц, подхваченный крепкими руками, очутился на лошади одного из
кирасиров. Федосов обернулся к Григорию.
- Так, пленных расстрелять,- напомнил он.- Живо! А красотку я после лично
допрошу.
Подъехав к Францу, Федосов сосредоточенно потер руки, подумал, глядя
австрийцу прямо между глаз, а после опять же по-русски спросил:
- Ну ты, европа, а этот, гвардейско-кирасирский, умеешь? Па-па-па-нам!
Пам-пам! Па-па-па-нам! А?
Франц догадался без перевода и стал старательно подбирать мелодию. Федосов
просветлел.
- Гляди ты! Не только грабить умеют! - похвалил он.- Беру!
Франц заулыбался. Не понимая по-русски, австриец сообразил, что наконец
нашелся человек, оценивший его как музыканта. И Франц стал сбивчиво
объяснять, что он и есть музыкант, а кондитер из него никудышный... Но его
не слушали да и не понимали. Ибо не было рядом человека, знавшего
по-немецки.
(И хорошо, и не надо.- майор Ив. Скрига).
- А что он сказал про нас, Гринка? - спросил у друга встревоженный Дюваль.
- М-м... Полковник дарует вам свободу, но реквизирует лошадей. Пойдемте, я
провожу вас,- и сотник вновь перешел на русский: - Рябов, Тыртов, за мной!
Дюваль, Чико и Мадам сошли с лошадей; спешились и названные казаки. А
сотник тронул лошадь и сказал, указывая вперед:
- Вот туда, за холм, к лесу.
Дюваль посмотрел на казаков, заряжавших ружья, и все понял. И сержант не
обиделся на друга. Приказ есть приказ. Тем более, что он сам видел, как
Гринка спорил с майором, да тот, как видно, настоял.
Когда приходит смерть, главное - не думать о самом дорогом: о доме, о
матушке. Если будешь думать, можешь наделать глупостей, а то и
смалодушничаешь. А умирают в жизни только раз, потом не исправишь, вот
так-то...
Сержант косо глянул на неаполитанца - Чико был спокоен, только несколько
бледен. Хорошо. Сержант оглянулся на оставшуюся при кирасирах Мадам...
Нет, .Мадам шла рядом! Сержант остановился.
- Мадам! -сказал он.- А вы куда?!
- Я с вами. Вы обещали доставить меня домой.
- Но я...
- Молчите! - И Мадам цепко схватила его под руку, а уж потом едва слышно
прибавила: -Это судьба.
Сержант хотел было возразить, но тут Федосов опередил его.
- Эй, сотник! Ты куда красотку поволок?! - обеспокоенно крикнул майор.
Григорий остановился, вопрошающе посмотрел на Мадам, прикинул что-то и
ответил:
- Она решила погибнуть вместе с земляками.
Но и это не повлияло на решение майора. Он только пожал плечами - странный
народ эти женщины, особенно француженки, любовницы злейших врагов. Подумав
так, майор повернулся к оставшимся при нем казакам и выкинул три пальца.
- Ну!
Еще трое казаков спешились и пошли догонять товарищей.
Григорий не оборачиваясь ехал впереди. За ним, по колено в .снегу, шли
казаки и французы. Чико растерянно улыбался и как мог убеждал себя в том,
что это все неправда, что он сейчас проснется... Дюваль был мрачен.
- Зря вы это сделали, Мадам,- недовольно сказал он.- И не потому, что их
трое, а я один. - Сержант оглянулся. - Простите, их шестеро. Все дело в
том, что среди этих шестерых один мой друг и я не помешаю другу. Тем
более, что русские, возможно, и правы...- Не услышав ответа, сержант еще
больше нахмурился и с раздражением спросил: -Зачем вы пошли за мной? Ведь
вы прекрасно понимаете по-русски! Вы что, хотите увидеть, как меня убьют?
Но это скучно.
- Нет, я хочу увидеть другое.
- Ах, даже так! - воскликнул сержант.- Так знайте: я никому не позволю
выпрашивать мое помилование!
- Шарль!
- Молчите!
И больше они не обмолвились ни словом. Спустившись в низину, Григорий
обернулся - кирасиров уже не было видно. Тогда сотник осадил лошадь и
сказал:
- Здесь!
-Казаки остановились. Остановились и пленные. Григорий отрывисто бросил
команду, и казаки защелкали курками.
- Мадам! - окликнул Григорий.
Мадам подошла к нему. Григорий сошел с лошади, подсадил Мадам в седло, а
сам стал рядом с казаками.
Чико подмигнул Дювалю и с дрожью выкрикнул:
- Да здравствует император!
- Какой? - хмуро спросил Григорий.
Но Чико лишь пожал плечами - мол, не все ли равно?
Сержант молчал.
Казаки выстроились в линию, подняли ружья, прицелились. В головы. С десяти
шагов даже самая твердолобая голова разлетится вдребезги. А что такое
дребезги? Дрязги - это война, грызня генералов, шпионаж. Мадам - шпионка
или нет? Нет, о Мадам лучше не думать, надо думать о пустяках. Так что ж
такое дребезги? Дребезги - это полковничьи эполеты, Шевардинский редут,
Полоцкий монастырь, жена, Мари, Мадам... Нет, надо думать о пустяках.
Дребезги - это как брызги. Как брызки Гаронны, дом, матушка... Нет, лучше
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг