Завидев кровь на щеке у юного жандарма, Дюваль забыл про белую кокарду и
хотел вмешаться, но его удержали Мадам и Хосе. Франц - тот не удерживал,
он сидел как мышь и ни о чем. не думал. А вот зато Чико времени даром не
терял - он взбежал на холм и уже оттуда истошно заорал:
- Винеция! Винеция!
Вержбицки первым опустил саблю и повторил:
- Винеция!
Легионер последовал его примеру, но Смык и Бродовски не унимались. Смык
располосовал Бродовскому шубу, тот неловко споткнулся за наполовину
обрубленную полу и упал в снег. Смык тут же сел верхом на редактора и
злобно потребовал:
- Проси прощенья, песья кровь!
- П-прошу,- согласился запыхавшийся редактор и тут же добавил: - Вот так в
нашей варварской стране душат свободу слова. А потом еще хотите, чтобы я
писал правду.
Но Смык на это не обиделся, Смык засмеялся - зло и презрительно,- а после
встал, отряхнулся, хотел было что-то сказать...
Но время споров миновало: все смотрели на спускавшуюся в лощину подводу.
На подводе, груженой всякой снедью, сидели возница и пан Шабека, а Чико
шел рядом с ними и что-то жевал.
Да! Сразу и не перечислишь, чего только не было на этой сказочной подводе!
Поросята, фазаны, индюки, куропатки, верашчака, гультайский бигос,
бобровые хвосты! Было там и вдоволь того, чем все это запивают добрые
люди: кмяновка, полыновка, цынамовка и просто штодзенная. И мало того, что
рты так и разевались сами собой, а глаза слезились от радости, мало!
Хлебосольный пан Юрек ни слова по-французски, ибо в противном случае
сержант вряд ли бы решился отказаться от угощения.
А ведь он именно так и поступил. И оставался непреклонен, невзирая на
уговоры пана Вержбицкого и пана Шабеки. Остальные паны молчали: Кукса
прикладывал снег к рассеченной щеке, Бродовски продолжал жечь бумаги, Смык
хмурился и отворачивался, а пан Тарашкевич...
Пан Тарашкевич сказал на прощание:
- Когда я поступал в легион, на наших эполетах было написано: "Свободные
люди - братья". А что написано теперь?
Сержант не ответил. Он молча сел в седло и молча уехал в начинавшуюся
метель.
И отряд, то и дело оглядываясь, последовал за ним. Три дня назад солдаты,
пожалуй, и не повиновались бы Дювалю, ну а теперь... Отнюдь не потому, что
они верили в удачу сержанта, а даже наоборот... Нет, не то. Наверное... И
это не то. Скорей всего, они и сами не знали, что заставляло их держаться
вместе, но они держались - так было привычней, спокойней и даже теплей.
Отряд отъехал уже довольно далеко, когда Гаспар, которого до этого не было
ни слышно, ни видно, сказал:
- Бедный Курт! Он так мечтал отведать жареного гуся!
- Вот этого? - спросил Чико.
И тотчас из седельной сумки неаполитанца едва ли не сам собой выпорхнул
гусь: ароматный, обжаренный, с корочкой! Все невольно остановились.
- Где ты взял этого...- начал было Дюваль, но тут же смущенно замолчал. А
Франц сказал:
- Давайте-ка я разделю. Я умею делить на шестерых.
- Нет, хватит, ты делил в Смоленске! - отрезал Чико.- А теперь буду я.
Так... Значит, так... Ага... Нет,- и Чико протянул гуся Хосе.- Нет, лучше
ты, я не сдержусь.
Хосе подумал и... передал гуся Гаспару.
И тот решил следующим образом:
- Сержант ведет нас вперед, и он получает правую ногу, потому что командир
всегда прав. Мадам... Мне кажется. что вам с сержантом по пути. Вам,
извините, левую. Чико, ты самый умный из нас, получишь голову.
- Нет,- не вытерпел Чико.- Это делают иначе. Он схватил гуся, вырвал у
него ноги и подал их Дювалю и Мадам со словами:
- Езжайте, господа, а мы тут сами разберемся.
Солдаты отстали, и долго еще было слышно, как божился Чико, ругался Хосе,
обижался Франц и что-то тихо, но убедительно доказывал Гаспар: Потом они
замолчали.
А Мадам, как "она ни стеснялась, однако очень скоро съела свою долю и
посмотрела на сержанта. Сержант тоже смотрел на нее. Долго и внимательно.
Потом сказал:
- Извините, но мне должно доставить вас в добром здравии,- и с этими
словами он протянул Мадам правую и вовсе не тронутую гусиную ногу.
- А вы? - спросила Мадам.
- А я, знаете ли, когда долго не ем, то привыкаю,- просто объяснил
сержант.- Это у меня еще с детства.
- Вы это делаете потому, что вам так приказано? Сержант обиделся.
- Нет, я это делаю потому... потому... потому, что я так хочу! - А потом
совсем уже не сдержался и сказал заветное: - И если б у меня была тысяча
гусей и я не ел тысячу дней...- Но тут он опомнился и сконфуженно замолчал.
А не менее сконфуженная Мадам молча приняла угощение...
В то время как метель мела без всякого смущения.
Артикул девятый
Сержант теряет голову
Но гусь, как известно, свинье не товарищ, гусь маленький. Ну а если его к
тому же разделить на шестерых, то он и вовсе представится сущей
безделицей. Вот почему к вечеру маленький отряд Дюваля вконец устал,
замерз и проголодался. Поля, перелески, овраги и снова поля. Чего уж
говорить о людях, когда к исходу дня привычные кавалерийские лошади, и те
шатались от усталости. Порой солдаты видели вдали дорогу, а однажды они
даже вышли к деревне... но всякий раз отряд поспешно ретировался, и вновь
понурые лошади едва плелись по бесконечной снежной равнине. Сержант то и
дело сверялся с картой, хмурился и говорил:
- Еще немного, ребята, осталось немного, - и замолкал.
Потому что, если честно признаться, он был растерян и не очень-то
представлял, как быть дальше и куда вести отряд. Сержант, конечно,
понимал, что им нужно скрытно пробраться к дороге, ведущей на Вильно, а
там... Что, если он и впрямь настигнет императора? Тогда он честно
выполнит приказ, доставит их в ставку...
Сержант обернулся - Мадам, ехавшая рядом, едва держалась в седле от
усталости. Темнело. Поднимался ветер, начиналась метель. Колючий снег...
Но, главное, солдаты поотстали... Хотя какое ему дело до крепких и битых
солдат, когда рядом с ним одинокая, поникшая женщина, которой он желает
добра и только добра?! Не говоря ни слова, сержант осторожно взял ее под
локоть - Мадам не возражала,- и они поехали дальше. Молчали. Мадам,
возможно, и дремала, ну а сержант...
Вдруг почувствовал, что у него начинается жар. Быть может, виной тому
пронизывающий ветер, а может, голод, а может.,. Но скорее всего, во всем
виновата немалая растерянность сержанта. Дюваль вдруг живо представил, как
они встретят колонну и увидят во главе нее невысокого человека в
знаменитой треуголке, как... его солдатам откажут в отставке, у них
отнимут лошадей, ну а Мадам.,. Господин Дюбуа, шеф личной полиции
императора, похлопает сержанта по плечу и прикажет вернуть герою
полковничьи эполеты. Сержант покраснеет и скажет: "Простите, но я ведь
просил о другом.,." На что Дюбуа недовольно поморщится и ответит: "Нет,
государственный преступник есть государственный преступник. Уведите ее!"
Тогда сержант... Опустит голову и промолчит: уж он-то как никто другой
уверен в этом! Наверное, это смешно, но и тогда он ш сможет изменить
присяге, он так привык быть честным солдатом... Тогда зачем все это? Быть
может, лучше сразу бросит!, пистолеты, снять саблю и кивер, сорвать
нашивки, лечь в сугроб - желательно ничком - и притвориться мертвым, у
неге получится!
Сержант вздохнул и посмотрел на Мадам. Мадам не спала: глаза ее были
открыты и, казалось, ничего не выражали, Но это ведь не так! Ведь что-то
же заставило эту красивую женщину бросить дом, тепло, уют... и заблудиться
в метели.
И вдруг сержант словно очнулся ото сна, огляделся...
Так и есть! Темно, метель... и никого и ничего не видно. Ночь, ветер, снег
в лицо, они вдвоем в открытом поле - он и она,-- а больше никого. Все
остальное далеко, все остальное для других - война, сражения, чины,
награды, пули, смерть...
Сержант поежился и мрачно улыбнулся. Он вспомнил четверых солдат, которые
сегодня покорно отказались от обильного угощения лишь потому только, что
так захотелось Шарлю Дювалю. А кто он такой? Сержант в душе обругал себя
последними словами и тихо окликнул:
- Мадам!
Мадам удивленно посмотрела на него и даже не сразу спросила:
- Что с вами?
Сержант, не отвечая, осмотрелся, прислушался. Мела метель, шуршала жесткая
поземка... и все.
- Я... Я потерял своих солдат,- растерянно признался сержант.
Мадам равнодушно пожала плечами, потом опустила глаза и сказала:
- Мне холодно. Сержант смутился.
- Простите,- едва слышно прошептала Мадам и прижалась к сержанту. Тот
осторожно обнял ее и услышал: - Мне ведь действительно холодно.
Многие всерьез предполагают, что стоит лишь обнять красивую женщину, как
сразу становится жарко. Отнюдь. Шуба у Мадам была холодная и колючая.
Замерзнуть, обнимая женщину,- вот, наверное, самая глупая, самая
бестолковая смерть на свете...
- Ну, что я говорил?! - послышалось из темноты.- Я уж говорил, что это их
следы!
И почти сразу же вслед за словами из метели показались четыре всадника.
- Мы чуть не заблудились, сержант! - воскликнул Чико, явно обрадованный
встрече,- Если так и дальше пойдет, так я и не знаю!
- Да, славная метель,- совсем не к месту согласился Дюваль, с сожалением
выпуская из рук холодную шубу Мадам.- Что будем делать?
- Пора прибиться на ночлег,- выразил общее желание Франц,- Мне холодно.
- Тогда,- сержант достал было карту, да передумал и не стал ее
разворачивать,- тогда поищем место поспокойнее и разведем костер. Не
отставать! - И он ослабил поводья, всецело полагаясь на чутье Мари.
Было уже совсем темно, метель не унималась, и маленький отряд в полном
молчании отправился дальше. Глядя на белые от снега спины товарищей, Чико
с грустью подумал, что все они теперь похожи на Белую Даму.
Как Франц вдруг воскликнул:
- Смотрите!
Отряд остановился. И там, куда указывал австриец, все увидели нечто
большое и черное. В едва различимом лунном свете ничего нельзя было
разобрать.
- Что это? - настороженно спросил Гаспар.
Вместо ответа Хосе сошел с лошади и двинулся в метель. Потом...
- Бывший дом,- послышался голос Хосе.- Горел недавно. Мы, наверное, в
деревне... Смотрите, вон там еще!
И точно: неподалеку чернел еще один сгоревший дом. Хосе вернулся к отряду,
и сержант мрачно сказал:
- Ну вот нам и ночлег. Будем надеяться, что Великая Армия...- и замолчал.
А Чико невесело продолжил:
- Что Великая Армия все сжечь не успела. Выберем дом поприличней, и станем
на зимние квартиры.
Сержант согласно кивнул, и отряд медленно двинулся по разоренной деревне.
Когда наступаешь и видишь перед собою пепелища чужих городов - это одно.
Там ты говоришь сам себе: неприятель упрям, он один лишь во всем виноват;
он должен был сдаться без боя, встретить тебя с белым флагом и
коленопреклоненно вручить ключи от крепости... А здесь, когда с позором
отступаешь и видишь следы бессмысленной жестокости своих же товарищей...
Деревня, к общей досаде, оказалась большой и сгоревшей едва ли не дотла.
Нет, чем здесь останавливаться, им лучше возвратиться в поле и попытать
себе счастья...
- Огонь! - испуганно воскликнул Гаспар.
И вправду огонь - в крайней хате, у самой околицы, мелькнул в окне огонь.
Мелькнул и тут же исчез. Вновь появился - и снова темно.
Быть может, им всем показалось? Солдаты растерянно переглядывались.
Сержант задумался - что делать? Возможно, Е доме прячутся казаки или же
кто-то из бывших своих - дезер тиров не счесть.
Молчание затягивалось. Хосе, замерзший более других, ж выдержал.
- Тебе привиделось, Гаспар! - насмешливо сказал он.-Не было здесь никакого
огня.
- Да что ты, я своими глазами...
- Привиделось! - Хосе решительно сошел с лошади и потащил ее за собой.
Хосе и сам прекрасно понимал, что он неправ, но холод пересилил страх.
Испанец до того продрог, что был готов проситься на ночлег хоть в
преисподнюю. Уверенным шагом он все ближе подходил к загадочному дому.
- Хосе, одумайся! - попытался удержать товарища осмотрительный Франц.
- Вы все законченные трусы! Все до единого! - и с этими словами Хосе
громко и настойчиво постучал в дверь. Никто не ответил и не отворил. Хосе
подергал дверь - закрыто.
- Ну что, убедились?! - весело крикнул Хосе и облегченно вздохнул,
убедившись, что страх его напрасен.- Нет здесь никого. Остаемся,- и он
пошел к дворовым постройкам. Распахнув ближайшую дверь, испанец смело
заглянул в нее и сказал: - Прекрасный хлев! Здесь всем хватит места!
Отряд не без опаски въехал во двор. Солдаты спешились и вместе с лошадьми
один за другим оказались в хлеву. Во дворе остались лишь сержант и Мадам.
- Мадам,- сказал сержант, помогая ей сойти с лошади,- солдат привык к
лишениям, в хлеву он чувствует себя как дома, однако вы...
Дюваль замолчал и передал подошедшему Гаспару поводья лошадей - своей и
дамы,- подождал, пока услужливый кучер скроется в хлеву, и продолжал:
- Поймите меня правильно, Мадам...
И в это время из дома послышался приглушенный стон. Сержант насторожился.
Стон повторился. Сержант медленно потянулся за саблей... Однако Мадам
приложила палец к губам, крадучись подошла к двери, прислушалась... потом
прошептала что-то на местном наречии...
Дверь приоткрылась...
Сержант в один прыжок оказался рядом с Мадам, рванул дверь в сторону...
И увидел перед собой маленькую перепуганную старуху в теплом платке.
Старуха, пятясь в темные сени, перекрестилась и испытующе посмотрела на
сержанта, потом на Мадам...
Вновь послышался стон - долгий, протяжный...
Мадам улыбнулась и что-то сказала. Старуха вначале с удивлением посмотрела
на Мадам, на ее богатую шубу и лишь потом нехотя ответила. Мадам спросила
еще раз - настойчивее и многословнее,- и на сей раз старуха ответила ей
безо всякой заминки и куда пространнее.
Стон повторился.
- Там кто-то умирает? - спросил сержант.
- Н-нет, совсем наоборот,- смутилась Мадам.- Подождите меня во дворе.
Старуха и Мадам скрылись в доме. Сержант осторожно прикрыл за ними дверь и
осмотрелся.
Ветер утих, метель успокоилась, на небе показалась ущербная луна. В хлеву
было тихо и дверь заперта - солдаты, наверное, уже уснули, ведь день
сегодня выдался нелегкий. Сержант постоял еще немного, пытаясь хоть о
чем-нибудь связно подумать, а потом развернулся...
И увидел в глубине двора, на пороге еще одного дома, босоногого мальчишку
лет десяти. В руках у мальчишки с негромким треском горела лучина. Сержант
улыбнулся ему, однако мальчишка не ответил, он, наверное, проснулся от
шума и вышел глянуть, что случилось, а вот теперь никак не мог взять в
толк, во сне все это или наяву. Сержант развел руками, пожал плечами,
улыбнулся еще приветливей... отчего мальчик окончательно проснулся,
нахмурился и ушел в дом.
Но дверь оставалась открытой, и сержант пошел за мальчиком.
...В том доме было сумрачно; догоравший смоляк едва освещал голый,
тщательно выскобленный стол да лавки вокруг него. 'В углу под закопченной
божницей сидел мальчик и настороженно смотрел на сержанта.
Сержант потоптался в двери, снял кивер, слегка поклонился иконам и вновь
посмотрел на мальчика. Тот важно шмыгнул носом и поставил локти на стол.
Сержант осторожно прикрыл за собой дверь и сказал:
- Добрый вечер.
Ответа не было. Но если ты хочешь понравиться детям, так сделай им подарок
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг