Опять же людям полезен. Вот здесь, в этой толстой, криво сшитой из
кожзаменителя, сумке на ремне, газеты, журналы и письма - главное письма,
которые отправили совсем незнакомые люди другим незнакомым людям, отослав
вместе со строками часть себя - хорошую или плохую, поделившись надеждой,
счастьем, тяжелыми предчувствием.
А ты работаешь перевозчиком - переносишь чужие эмоции тщательно скрытые
от посторонних глаз белыми бумажными конвертами, и может быть поэтому,
чувствуешь себя нужным. Это очень важно - чувство долга, чувство
полезности. Тебе доверяют, а значит, изволь выполнять свою миссию
качественно. И пусть в твоей сумке не секретный план военного наступления,
а всего лишь вечный пересуды старушек, треп домохозяек, да воркование
влюбленных парочек разлученных случаем, все равно - они на тебя надеяться,
и вполне возможно, расстроятся, не получив желанного послания. У них будет
испорчен день или даже сломана жизнь - на почте ведь не читают того, что
пишется в письмах. Не позволяет им давно сформулировавшееся подобие
кодекса чести.
И Константин Поляков не хотел никого расстраивать, а уж ломать жизнь и
подавно - он был добрым и мягким по натуре, так что имелось у него одно
правило: письма доставлять всегда. Даже если это требует лишних затрат
времени и сил. В конце концов эти самые затраты не идут не в какое
сравнение с чувством морального удовлетворения и гордости за себя после
каждого такого внепланового акта доставки.
Воистину, немного народу может позволить себе такую гармонию. Полякову
было чем гордиться. В итоге он был одним из немногих оставшихся настоящих
энтузиастов своего дела. А таким людям смешки посторонних и даже
язвительные замечания коллег по работе совершенно без разницы.
Вот и этим сумрачным утром самого конца декабря, Поляков вышел на обход в
приподнятом настроении. Пускай сверху идет мокрый снег, а тучи так низко
приникли к земле, что, того и гляди, породнятся с туманом, пускай серая
холодная завесь скрывает яркую предновогоднюю мишуру. Пускай, ноги
скользят и путаются в грязной, полужидкой каше. Наплевать, когда в сумке
лежат свежие письма, а где-то дальше - в городе, люди ждут их, с
нетерпением или хотя бы с легкой заинтересованностью, что уже хорошо.
Константин топал вдоль улицы, сумка хлопала его по боку, он кивал
дворникам и те хмуро зыркали на него в ответ, улыбался мусорщикам и они
лишь глянув на него, обрушивали очередной мусорный водопад в недра своих
машин, он даже приветливо кивал оборванным, вышедшим на дневное
собирательство опустившимся бомжам и шутливо отдавал честь занявшим рыбные
места милиционерам. Те ухмылялись скабрезно и тыкали в него пальцами -
вот, мол, придурок пошел! Но Поляков на них не обижался - они явно не
любили свою работу.
Утренние сонные фонари проплывали у него над головой оранжевые и синие,
добрые и злые, теплые и холодные. Тени от него множились, дробились и
играли в какую то свою игру, а со всех сторон, словно дыхание могучего
многоглавого зверя доносился шум просыпающегося города, нехотя
готовившегося встретить новый день.
Вот и первый дом - подъезд, почтовые ящики как соты приклеенные к стене.
Ворох рекламных проспектов наверху и пара истоптанных листков под ногами.
-Вот и я, - сказал Константин, опуская первую порцию печатного слова в
тонкую прорезь.
Сюда пара газет, сюда письмо, а сюда яркую цветастую открытку пестреющую
еловыми лапами - их будет все больше, этих поздравлений с новым годом,
официальных и не очень. Толстый глянцевый журнал в пластиковой упаковке -
яркий, модный и бессмысленный.
Пара писем - их становится все меньше, надо признать - народ все охотнее
осваивает электронную почту, гонится за высокими технологиями. Придет
день, и они совсем исчезнут, конверты из плотной бумаги с синими завитками
букв внутри. Полякова это слегка печалило, он видел, что день этот уже не
за горами. А жаль - есть что-то романтичное в написанных живой рукой
строчках.
Он обошел еще один подъезд, и еще, и в каждом оставлял что-то от себя,
словно странный сеятель, что вместо зерен рассыпает хрустящие белые листы
бумаги.
Константин довольно давно работал почтальоном - он знал свой участок, и
почти знал людей, что живут на нем. Он давно выучил их пристрастия. Каждый
из этих, живущих за закрытыми дверями людей заказывал себе что-то свое,
отражающее его вкусы и пристрастия.
Вот, например, есть здесь автомобилист - большой любитель четырехколесных
повозок, и к нему приходит сразу три или четыре журнала, с ярких обложек
которых глядят футуристические мордашки современных автомобилей. Зачастую
одних и тех же.
Или вот любитель ТВ - наверняка это его спутниковая антенна торчит из
абсолютно плоской стены одного из домов - у него там десяток каналов, и к
каждому требуется программа, что он и выписывает. Опять же стопка журналов.
Путешественник - наверное, богат, раз может позволить посетить
напечатанные на гладких страницах экзотические пейзажи. А может, напротив,
беден и потому посещает их только в мечтах, тоскливо вздыхая над раскрытым
журналом.
Компьютерщик - вот этому точно никогда уже не придет бумажного конверта,
давно уже перешел на электронную связь. Зато к нему придет журнал о софте
и железе и игровое издание с блистающим спрятанной радугой компакт диском.
Аккуратно опускаем его в ящик, радуются, виртуальный ты человек!
Вот тут самое интересное - два тонких научных издания. Совсем блеклые,
без картинок и кричащих цветов, да и печатаны у нас. Если их открыть то
найдешь множество ровных черных строчек научного текста, да похожие на
диковинных насекомых хитросплетения формул. Кому это? Поляков представлял,
что это профессор - маленький старичок в толстых очках. Лауреат каких ни
будь незнакомых премий, владелец патентов на ничего не говорящие обычному
обывателю изобретения. С тихим шелестом отправляются в ящик эти порождения
науки.
А вот тут у нас совсем другой пример - журнал легкой эротики, журнал о
бодибилдинге и глупейшее молодежное издание. Кому это? Да мы, в общем то,
знаем - наверняка восемнадцатилетнее дитятко страдающее одновременно
инфантилизмом, скрытыми комплексами и надежно остановившееся в своем
развитии еще несколько лет назад.
Поляков отправил в ящик и этот набор, потом улыбнулся собственным мыслям
- вполне возможно, что все совсем наоборот. И этот неполовозрелый печатный
набор выписывает как раз старичок, каждый месяц с вожделением и потными
подрагивающими руками вынимает его из ящика.
Все может быть. Все бывает.
Вот так шел он, Константин Поляков, рассыпая щедрой рукой журналы и
газеты, письма и открытки и пакеты плотной бумаги, в которой находилось
неизвестно что, и чувствовали себя вполне счастливым.
Чувствовал себя на своем месте. Город потихоньку оживал, смена двигалась
к завершению, и вот уже появились первые люди на улицах - сонные и
встрепанные, словно пробужденные посреди сияющего полудня ночные совы.
Гудят машины с обледенелыми стеклами, в воздух взмывают первые сизые
струйки выхлопного газа, сегодня тесно братающегося с искристым водяным
паром. Зима на улице. Предновогодье.
Осталось лишь два дома - панельные близнецы, стоящие друг напротив друга,
словно помятые серые отражения одного единственного здания и зажимающие
между собой прямоугольный участок заснеженного двора. На плоских крышах
снег, а чуть вышел жмурятся гаснущие звезды.
Сюда тоже зайти и все - на почту. Разбирать, сортировать, ставить сизые
штемпели. Что делать, сотрудников не хватает.
А в этом здании тоже есть свои любители. Сюда идет журнал о собаководстве
с мохнатыми зверюгами на обложке, и газета посвященная веб дизайну с еще
более кошмарными иероглифами, чем в научных журналах, и поэтический тонкий
сборник, который влачит жалкое существование уже не первый год. Приходит
сюда и детский журнал - тут краски становятся по истине абсолютно
кислотными, так, что глаза начинает резать.
Обычный, в общем то, набор. Константин добрался да заснеженных ступенек в
подъезд и в некотором замешательстве остановился.
Вот те на!
Письмо лежало на ступенях. На самом видном месте. И с недавних пор лежало
- даже снег, как следует, не успел припорошить.
Потерял кто, когда выходил из подъезда? Ну кто же так с письмами!
Поляков вздохнул недовольный людской рассеянностью. Сами же потом жалеть
будут, растеряши. Ну а его дело письмо поднять. Кому как не ему -
почтальону. Это его прямая обязанность.
Он стоял у ступенек, держал конверт в руке и силился разглядеть адресата.
Ого! А его ведь нет. Вернее есть, да он не живой.
"В дом номер такой то, улица такая та", и город тоже указан. Что же это,
выходит, письмо всему дому отослали? Чудеса под новый год! И потеряли
послание уже перед самым входом. Рука непроизвольно тянулась почесать в
затылке, но мешала толстая вязаная шапка.
Чуть помедлив, Константин принял решение - он доставит письмо сам.
Исправит ошибку неведомого и нерадивого почтальона. Письма терять, это
последнее дело. Особенно такие.
Все еще держа конверт в руке, зашел в подъезд, рассеянно кивнул
консьержке и получил в ответ холодный неприязненный взгляд - почтальонов
она не любила. Перед набором почтовых ящиков - одинаковых с лица и
крашенных унылой зеленой краской остановился в некотором недоумении.
Легко сказать доставить письмо. А кому прикажете его доставлять, если
адресовано всему дому?
- Задачка... - сказал Константин.
Он снова посмотрел на конверт. Странный какой-то, бумага плотная, белая,
шелковистая на ощупь. Уж не веленевая ли? И почерк фиолетовыми чернилами.
Коллективное послание засекреченной организации анонимов соборному разуму
панельной многоэтажки.
Ну не бросать же его здесь!
-"И что ты будешь делать, Костя-почтальон?" - спросил Поляков сам себя, -
"Это ведь можно сказать тест твой на профпригодность! Да что там, на
мораль тест, на порядочность!"
Может очень важное это письмо, и зависит от него многое. Может быть,
люди, что отправляли, его истово молились, лишь бы дошло. А что? Все может
быть!
Женщины всегда говорили Константину, что он похож на большого ребенка.
Сам он считал, что просто остался в душе молодым. Если вспомнить его
детство - проведенное среди запаха сургуча, чернил, хруста желтоватой
плотной бумаги и канцелярских скрепок в крохотной конторке его отца, также
почтового работника, в этом не было ничего удивительного.
С таким детством точно потом будешь играть всю жизнь. Носить тяжелую
сумку на ремне и воображать себя рыцарем без страха и упрека.
Письмо само не дойдет. Ноги письма - это почтальон.
Не доставить его - опозориться перед самим собой. И потому, более не
медля ни минуты, Константин Поляков углубился в хитросплетения коридоров,
а далее в угластую спираль лестничных пролетов.
Адресат живет здесь - в этом он был уверен, а, следовательно, адресата
можно найти.
Первый же звонок в дверь извлек на свет божий небритую глыбастую личность
с похмельной тоской во взгляде. На вопрос "Не ваше ли это письмо" личность
чуть помолчала, соображая, а потом изрекла сакральное:
- Мужик, ты дурак?
- Я... - сказал Константин, но был оборван.
-Какое на хрен письмо? - осведомился жилец и стало ясно, что этот тип
писем не получал уже много-много лет. Конечно, кто такому напишет,
отморозку.
Поспешно откланявшись, Константин поспешил выше, вдавливая кнопки звонков
- разнообразных по форме, круглых, квадратных, треугольных и модерново
биодизайновых.
Иногда на звонки откликались, и иногда в распахнутой двери появлялся
заспанный обыватель. А чаще никто не появлялся, а просто подозрительный
голос с затаенной опаской вопрошал: "Кто там?" или "вам кого?" или даже
"что вам надо?" причем таким тоном, словно в задверенье были твердо
уверенны, что он пришел сюда ограбить квартиру, а их самих поубивать
страшным и мучительным способом. Эти последние ему так и не открывали,
ничуть не поверив в то, что он почтальон.
Почтальоны не ходят по квартирам - это да.
Как бы то ни было, ответ всегда был один: нет, не знаем, не видели,
молодой человек вы, по моему, дурью занимаетесь. Странный конверт мялся в
руках, его брали, смотрели чуть удивленно, а потом поспешно возвращали
почтальону. Как правило с уверениями в безнадежности его задачи.
-Ну тебе что, больше всех надо? - толстая неестественно крашенная под
блондинку тетка с десятого этажа возвратила Константину успевший
поднадоесть конверт, - Не твое ж письмо. Да и адрес какой-то дурацкий.
Кинь ты его, пусть лежит!
-Да не могу я его кинуть, - вздохнул Поляков, - люди ж писали, старались,
надеялись что б дошло. Вам бы понравилось, если бы ваше письмо вот так вот
в снег забросили?
Тетка помолчала, вглядываясь в него - по виду типичная продавщица с
вещевого рынка. Типичнейшая. Может быть, вспоминала, кому когда в
последний раз писала такое письмо. Такое, чтобы страстно желалось ему
дойти.
- У вас на почте все такие? - спросила, наконец, она.
-Нет, - ответил Константин сухо, пряча письмо в сумку, - Ну если вы не
знаете, то я пойду. Мне еще четыре этажа обходить.
-Постой, - после паузы сказала наверное-продавщица-с-вещевого-рынка, -
дай-ка мне еще раз глянуть.
-Что, вспомнили, что прийти должно? - Поляков извлек конверт и передал
собеседнице.
-Не... не должно. С таким адресом оно вообще никуда не придет, - она
вгляделась в письмо, в писанный фиолетовыми забавными чернилами адрес, -
То-то я смотрю почерк знакомый.
- Узнали?
-Это ж Красноцветова почерк! Точно его! Этого, у которого собака есть
еще.
-Ну вот, выходит есть смысл в моей затее, - сказал Поляков, - а где он
живет ваш Красноцветов.
-А вот, - хочу-быть-блондинкой кивнула на дверь напротив, - здесь он и
живет. Только ведь не он вам тогда нужен. Не станет же он сам себе письмо
адрессовывать.
Константин кивнул и, перейдя лестничную площадку, вдавил кнопку звонка
неведомого Красноцветова, который находит удовольствие в написании писем
самому себе.
Где-то в глубине курлыкнул звонок - раз другой, потом еще раз. После
настала тишь. Поляков обернулся - тетка-продавщица все еще стояла в
железных дверях своей квартиры и с интересом следила за его действиями.
Константин позвонил снова и опять тщетно - ни Красноцветов, ни его
большая собака не отозвались.
-Нету его, - откомментировала словоохотливая соседка, - наверное, собаку
пошел гулять. Ты подожди немного, он ее нагуляет и вернется. Хочешь, зайди
ко мне?
-Да нет, спасибо, - быстро сказал Поляков, - у меня время... смена скоро
к концу подойдет. Он, небось, во дворе гуляет? Пойду, попробую его там
поймать.
-Ну, пробуй, - усмехнулась "продавщица", - у него большая такая овчарка.
Альмой кличут.
С грохотом захлопнулась за ней дверь. Поляков вприпрыжку побежал вниз,
перескакивая по две ступеньки зараз. Сумка постукивала его по боку - не
сильно, она много убавила в весе под конец обхода.
Впору было себя поздравить - странное письмо все же нашло адресата.
Стоило приложить чуточку усилий ради этого. Взамен получаешь целое море
морального удовлетворения.
Лишь бы Красноцветов - письмописец анонимный оказался сейчас во дворе.
Поляков припомнил, что вроде бы смутно видел некую собаку во дворе. Может
быть даже овчарку.
Выходя на улицу, Константин против воли широко улыбался - к нему всегда
приходила эта идиотская улыбка после удачно выполненной смены. Ухмыл
абсолютно счастливого, а потому стоящего на грани идиотизма человека.
Хлопнула дверь и почтальон замер на крыльце, полной грудью вдыхая
морозный воздух. Прибавилось света на мутных небесах, прибавилось
озабоченного народа на улицах, машины резали снег шинами и грозили
превратить его к полудню в грязно-бурое месиво. Последние звезды неохотно
покидали играющий сине-фиолетовым небосклон. Где-то за монолитными стенами
домов занималась заря. Припозднившийся автомобиль мусорщиков, обросший
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг