забрал его душу к себе в рай. А если она и без того в раю (вкушает щербет с
зефиром среди сладострастных гурий), то просить всемилостивейшего и
всемогущего отпустить каравану этот грех... Ну, в смысле, тот факт, что не
уберегли. На Востоке вообще отношение к путнику очень уважительное. Того,
кто в пути, всегда накормят, обогреют и не откажут в ночлеге. Говорят,
многие мусульманские святые (да что там, порой и сам Мухаммед - великий
пророк!) ходят по пыльным дорогам в рубище бродяг и дервишей, проверяя
готовность истинных правоверных к соблюдению заповедей Аллаха. Горе тому,
кто откажет просящему! Поэтому, как вы понимаете, весь караван Гасан-бея
пребывал в поникшем настроении...
Едва бледно-розовое солнце окрасило первыми лучами позолоченные
полумесяцы на шпилях мечетей, рев длинных сторожевых труб оповестил об
открытии ворот славного города Багдада! Принарядившийся караван-баши на
отдохнувшей лошадке первым подъехал к суровым и невыспавшимся стражникам,
вручая начальнику караула полотняный мешочек с монетами. Хмурый бородач
мрачно кивнул, дважды пересчитывая верблюдов, погонщиков и охрану, дабы
никто не проскользнул сверх положенной платы. Гасан-бей был обязан
препроводить всех в караван-сарай, где неподкупная таможня щепетильно
проверит его людей и товары. Эмир Багдада искоренил воровство везде, где
мог. А следовательно, карательные органы не дремали, проверяя и
перепроверяя всех, у кого могла заваляться лишняя таньга. Какая-то часть
изымаемых денег пополняла казну, все прочее расходилось по карманам умелых
чиновников, старательно покрывающих друг друга. Но тут уж, как говорится,
Аллах им судья, нас же интересует совершенно другой герой... который,
кстати, только что решил одну свою насущную проблему, удачно найдя
применение опустевшему кувшину...
* * *
Говорящий правду - теряет дружбу.
Восточная мудрость.
Таможенный осмотр в те времена осуществляла городская стража под
началом некоего Шехмета. Судя по всему, он и сам был разбойник не из
последних, имел собственные казармы, отряд в сорок душ и творил в Багдаде
натуральный рэкет. Однако чем-то глянулся эмиру, и тот благоволил ему,
официально позволяя наводить свои порядки. Взамен Шехмет охотно поставлял
правосудию всех воров. Или же тех, кого ему было удобно счесть ворами...
Короче, лично мне Лев отзывался об этом типе крайне отрицательно. А тогда, в
караван-сарае, они встретились в первый раз...
Оболенский вылез из тюка с тряпьем абсолютно никем не замеченный, чуть
помятый с недосыпу. Кругом суетились люди Шехмета, выделявшиеся зелеными
повязками на рукавах. Двое копались в персидских тканях, совсем рядом, и
нашему герою не стоило большого труда аккуратно стырить такую же зеленую
ленту и для себя. Теперь он был одним из городских стражников... А их
непосредственный начальник снисходительно принимал доклад от издерганного
Гасан-бея.
- Итак, уважаемый, ты утверждаешь, что мое вино выпил бесстыжий черный
дэв из пустыни?
- Воистину так, о благороднейший господин! Вчерашней ночью, при свете
полной луны, когда я, наслаждаясь стихами бессмертного Саади, отдыхал у себя
в шатре, странный шум привлек мое внимание. Казалось, в песках пробился
ручей и журчит, услаждая слух правоверных. Но стоило мне откинуть полог, как
мой взор был помрачен ужасной картиной: весь караван погружен в волшебный
сон, а на тюках с товаром сидит черный дэв, уродливей которого не видел
свет, и пьет вино!
- Прямо из кувшина? - не поднимая глаз, уточнил глава городской стражи.
Господин Шехмет, казалось, был целиком погружен в созерцание собственных
перстней на левой руке, и занимательный рассказ караван-баши слушал вполуха.
Хотя для Льва, например, это повествование казалось очень забавным...
- Да, о благополучнейший! - неизвестно чему обрадовался Гасан-бей. -
Прямо из горлышка кувшина, даже без пиалы, клянусь Аллахом! Я закричал ему:
"Не смей! Это прекрасное вино предназначено высокородному господину Шехмету,
а не тебе, шакал паршивый!" Но он лишь рассмеялся, ругая твою светлость
словами, непроизносимыми языком мусульманина... Как сказал поэт: "Вино -
твой друг, пока тверез, а если пьян - то враг! Змеиный яд оно, когда
напьешься, как дурак..."
- После чего ты конечно же схватил свою дамасскую саблю и бросился
наказать злодея?
- Воистину ты мудр, ибо читаешь тайное, словно открытую книгу! Да будет
известно могучему Шехмету, что я владею изогнутым дамасским ятаганом,
подобно соколу, карающему собственным клювом! Я...
- Ты не привез ни одного кувшина? - Начальник стражи даже не повысил
голоса, но Оболенскому почему-то показалось, что меж лопаток у него пробежал
холодок. Видимо, нечто подобное испытал и Гасан-бей, так как он грузно
рухнул на колени, моля о пощаде:
- Был! Был один кувшин, о сиятельный... Я своими руками отбил его у
подлейшего дэва, да пожрут его печень вороны! Но... он... этот...
- Дэв?
- Кувшин! - В узких глазах караван-баши блеснули первые слезы. - Был
кувшин, о благороднейший! Но увы...
- Ты потерял его?
- Нет, клянусь бородой пророка! Он... он... он сам... пропал!
- Мой кувшин с самым дорогим румийским вином украден?! - страшным
голосом взревел глава городской стражи, и все вокруг как-то невольно
подпрыгнули. Ястребиное лицо Шехмета вдруг стало каменным, брови сошлись в
ломаную линию, а ухоженные усы напряглись, как живые. - Так, значит, в твоем
караване есть воры!
- Нет, нет, нет! Что ты, что ты, проницательнейший! Я готов поручиться
за каждого из своих людей...
- Ах, так ты еще покрываешь воров! О безволосый хвост двугорбого
шайтана... Что ж, клянусь светлым именем нашего эмира, ты недолго будешь
испытывать мое терпение!
Нервные пальцы начальника стражей сомкнулись на узорчатой рукояти
кривого кинжала, и Оболенский, неожиданно для самого себя, шагнул из-за
тюков вперед:
- Товарищ генерал! Разрешите доложить?! Я тут, таможенным методом,
кувшинчик контрабандный надыбал. Без акцизной марки!
- Ты кто? - Черный сверлящий взгляд надменно скользнул по вытянувшемуся
во фрунт "внуку старого Хайяма".
- А... новобранец я, ваше благородие! Весеннего призыва, закончил курс
молодого бойца и назначен под ваше командование в отряд особого
растаможенного реагирования!
- Хм... клянусь муками Исы, я тебя не помню... Но, быть может, ты Сайд,
троюродный племянник зятя моей шестой жены Гюргюталь из Алимабада?
- Ну... почему бы и нет... - подумав пару секунд, согласился Лев. -
Только не троюродный, а единоутробный, и не племянник, а деверь, и не зятя,
а тете золовки вашей третьей жены, да сохранит Аллах ее красоту
исключительно для вашей светлости!!
Комплимент удался. Гасан-бей так и стоял на коленях, нюхая пыль, но
начальник городской стражи милостиво махнул рукой - караван прошел осмотр.
Оболенский быстренько сбегал к своему бывшему убежищу, доставая из вороха
женских шаровар памятный кувшин. Но не успел он поставить его пред ясные очи
господина Шехмета, как удача покинула нашего героя.
В том смысле, что его подло и низко предали... Униженно кланявшийся
Гасан-бей, пятясь задом, столкнулся со Львом и завопил, словно его укусил
каракурт:
- Шайтан! Сюда, правоверные мусульмане! Вот истинный виновник всех
наших несчастий!
Ну, естественно, поглазеть на живого шайтана сбежался весь
караван-сарай. Бедный Оболенский только рот раскрыл от удивления, как уже
был со всех сторон окружен возбужденно галдящими азиатами.
- Где шайтан? Кто шайтан? Кого шайтан?
- Вот он! Клянусь сиятельной чалмой Мухаммеда, - без устали орал
Гасан-бей, закладывая собутыльника с потрохами. - Этого лукавого
проходимца мы подобрали в пустыне... Я сотворил ему милость, позволив пойти
с нами, и даже предложил ему кров и постель. А он... все свидетели! Он нагло
выпил мое вино, жестоко избил меня, украл мои одежды, да еще обманул всех
нас, оклеветав моих верблюдов. Этот белокожий сын снежного иблиса не может
быть единоутробным деверем тети золовки вашей третьей жены, о сиятельный!
- Это правда? - строго спросил грозный Шехмет, и все присутствующие
почтительно примолкли. Лев тоже немного помолчал, собираясь с мыслями, потом
решительно шагнул к начальнику городской стражи и, аристократично
опустившись на одно колено, припал щекой к холеной руке "мудрейшего и
проницательнейшего".
- Что я вам скажу, православные мусульмане... Оп, миль пардон... -
правоверные! Закозлил меня верный друг в тот самый момент, когда я его
паршивую задницу, можно сказать, грудью прикрыл. Нехорошо это... Не
по-мусульмански, Аллах не обрадуется. Но чтоб лишний раз обстановку не
накалять, - я тут всем все прощаю! А в свою очередь попрошу и вас, граждане,
во всем покаяться и вернуть дорогому господину Шехмету его перстенечки.
- Какие такие перстенечки? - удивились в толпе. Оболенский встал,
подмигнул начальнику стражи и торжественно раскрыл ладонь - на ней блестели
четыре массивных кольца,
- Но... это же... мое?!
- Разбирай, народ, подешевело-о!
Миг - и все четыре перстня взлетели вверх, играя драгоценными камнями,
а караванщики вперемешку со стражей кинулись их ловить. Нет, не подумайте
плохого, никому в голову не взбрело забрать себе хоть один. С великим
Шехметом шутки плохи, но нашедший золото господина может рассчитывать на
вознаграждение. Гасан-бей грязно ругался, высокородный Шехмет кусал губы,
старательные караванщики выложили перед ним все четыре перстня, но Льва
Оболенского в общей суматохе и след простыл...
- Мои люди быстро отыщут нечестивца, - ровно пообещал начальник
городских стражников и неторопливо поманил к себе караван-баши, - а пока
налей-ка мне того вина, что не успел выпить этот плут. Да, можешь и себе
плеснуть, за компанию...
Услужливый купец быстренько раздобыл фарфоровые пиалы... Надо ли
расписывать то, что было дальше?
* * *
Дураки - не кунжут, не рис и не просо.
Их не сеют - они сами растут...
Из учебника по мелиорации.
...Знаете, что больше всего интриговало меня в этой истории -
ежедневные отчеты медицинских сестер. Оболенский пролежал в коме где-то
около месяца. Его милая жена Машенька каждый день моталась сначала в
Склифосовского, потом в другую престижную больницу, куда его перевезли
впоследствии. Я сам в то время разъезжал по творческим командировкам и в
Москве останавливался редко, поэтому Машины воспоминания и оказались
такими ценными для составления обшей картины повествования. Итак, подолгу
беседуя с младшим медицинским персоналом, она выяснила, что неожиданно
кожа больного покраснела, как от ожогов, а потом за двое суток приобрела
ровный золотисто-коричневый загар. Учитывая, что в столице стояли
крещенские морозы, - явление удивительное! Ну не в солярий же его клали
эксперимента ради? Загадочные метаморфозы, происходившие с недвижимым
телом нашего друга, заставляли задумываться... Я и сейчас ломаю голову над
этой загадкой. В конце концов факт переноса человека из одного мира в
другой уже не вызывает активных протестов даже в среде ученых. Как,
собственно, и факт перехода души в иное тело где-нибудь в запредельном
пространстве. Но Лев-то был здесь! Это известно точно. И одновременно там...
Что тоже в общем-то подтверждено определенными доказательствами. Как человек
начитанный, а потому обладающий долей скептицизма, я мог бы предположить,
что он меня разыгрывает. Однако в вольных рассказах Оболенского периодически
попадались такие тонкие мелочи, специфические словечки, обороты речи... Ведь
это уж никак не выдумаешь. И, опять же, загар!
...Запыхавшийся Лев вытирал пот рукавом дорогого атласного халата,
привалившись спиной к стене чьей-то лавки на соседней улице. Оказалось,
что не только руки его идеально подготовлены для воровства. В тот миг, когда
он высоко подбросил над головой шехметовские перстни, ноги словно
включились сами собой, рванув с места на третьей скорости. Вор должен уметь
бегать! На любые дистанции, петляя и по прямой, с приличной скоростью, а
главное, высоко подпрыгивая. Удирая, Оболенский ухитрился с разбегу
перепрыгивать даже мирно лежащих верблюдов, что уже здорово приближено к
олимпийским рекордам...
- Интересно, а успел начальник стражи отхлебнуть моего "вина" или
сначала все-таки принюхался? - вслух рассуждал Лев, краем уха
прислушиваясь к яростному вою со стороны караван-сарая. Ревел, подобно
оскорбленному слону, несомненно, сам господин Шехмет. Но возвращаться и
расспрашивать, по какому поводу, было слишком рискованно... Поэтому наш
герой резко вспомнил, где ему следовало быть, и отправился на поиски лавки
башмачника Ахмеда. Узкая улица вела его по склону вниз, к базару - самое
место для того, чтобы узнать нужный адрес, - но Лев на беду споткнулся и
больно ушиб левую пятку.
- Яп-понский городовой... Какой кретинистый модельер выдумал эти тапки
с загнутыми носами?! - возопил наш герой, прыгая на одной ноге. Из
ближайшего проулка раздались голоса и появились два яростно галдящих
таджика, тягая за узду разнесчастного серого ослика.
- О! - едва не налетев на Оболенского, воскликнул один, в круглой
тюбетейке, - Салам алейкум, уважаемый! Вы, видимо, человек ученый, не
поможете ли разрешить наш спор?
- Какой еще спор, мужики... Ой! Салам, садам, всем садам! Клянусь
бабушкой, если здесь не поменяют асфальт, я накатаю такую жалобу мэру, что
главу района ни один адвокат не отмажет от пятнадцати суток общественно
полезных работ в оранжевой робе!
- Вах... - вздрогнул второй, поправляя тощую чалму. - Как говорит, а?
Большой ученый! У нас даже мулла таких слов не знает.
- И бабушку уважает... клянусь Аллахом, да? - весомо подтвердил
первый... и Лев расслабился. У Оболенского была маленькая слабость - он
редко спорил с дураками.
- Ладно, в чем проблема?
- В осле, уважаемый! Мы с братом ведем его на базар и никак не можем
решить: продать его погонщикам или живодерам?
- Жалко... на вид такая лопоухая милашка.
- Что вы, достопочтеннейший?! Да под луной еще не было осла глупее и
нахальнее, чем этот... У него глаза ангела, а душа бесстыжего шайтана. Он
обладает злобным нравом, крепкими зубами, твердыми копытами и воистину
ослиным упрямством! - разошелся тип в тюбетейке, и Оболенский недоверчиво
пожал плечами. Ослик выглядел просто нагло оклеветанным. Ресницы огромных
фиолетовых глаз вздрагивали, точеные ножки нервно постукивали копытцами, а
хвост с кисточкой вертелся, как у счастливого щенка, дождавшегося наконец
любимого хозяина.
- Так ведь если продать его живодеру, он заплатит нам только за шкуру!
А если караванщику или декханину, то они на следующий же день вернут
негодного обратно и потребуют назад свои деньги... Да еще и поколотят в
придачу! - активно включился второй брат, поправляя чалму, съезжающую на
брови. - Научи нас, о образованный прохожий, что же лучше: взять мало, но не
рисковать, или же взять настоящую цену и бояться быть битыми?!
- Хм... хороший вопрос, буквально шекспировский... - Лев поскреб
подбородок, глянув мельком на обсуждаемого непарнокопытного. Ушибленная
пятка все еще ныла, до базара пилить квартала два, и душа настоятельно
требует хоть что-нибудь да украсть. К тому же ослик кивнул, фыркнул и так
заговорщицки подмигнул, что все сомнения развеялись разом. Оболенский тоже
подмигнул и обернулся к братьям:
- Мальчиши, проблема особых сложностей не представляет и при научном
подходе к теме имеет гарантированный шанс положительного разрешения.
Спорщики переглянулись так, словно хоть что-то поняли, и, восхищенные
ученостью Льва, старательно закивали.
- Итак, учитывая абсолютную несостоятельность логических доводов (ибо
они построены на весьма умозрительных заключениях), я предлагаю оставить
выбор решения за Аллахом. В конце концов, он всех нас умнее и в таком
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг