Верь в себя, ибо без воли Аллаха и волос не упадет с готовы твоей.
Слабое утешение лысых.
Черный джинн растолкал его, когда солнце еще только-только высунуло
первые лучики из-за самых дальних барханов. Старый Хайям уже был на ногах и
что-то укладывал в потертый полосатый мешок. Заспанному Льву сунули в руки
кусок сухой лепешки и горсть липкого урюка. Умыться не позволили, экономя
воду, но вдосталь напиться дали. На этот раз отошедший от дел составитель
рубай был категорично немногословен, на вопросы отвечал односложно либо
вообще отмалчивался, отворачиваясь в сторону. Как более-менее выяснил Лев,
Хайям ибн Омар намеревался отправить его в Багдад, а сам перенестись, с
помощью джинна, куда-то на отдых. Тот факт, что его "уважаемый дедушка" едет
на курорт, оставляя единственного "внука" мстить всемогущему эмиру,
Оболенского нисколько не напрягал. Выросший в суровых условиях российской
столицы, молодой человек полагал совершенно естественным то, что его, словно
слепого котенка, бросают одного в самую гущу водоворота жизни. Да
нормально... Наоборот! Если бы старик уговаривал его остаться, Лев наверняка
бы сбежал сам - сидеть на шее пожилого человека он не позволил бы себе
никогда. А потому он потуже затянул пояс кое-как восстановленного халата,
подтянул дырявые штаны, сунул ноги в разбитые чувяки и с легким сердцем
шагнул за порог хижины.
- Мешок возьми, - напутствовал его Хайям, и в глазах старика
предательски блестели искорки влаги, - там еда, воды немного. Вот деньги
еще, три дихрема медью... не спорь! Бери, купи себе место в караване. Через
два дня будешь в великом Багдаде, а там уж решай сам... Я не смогу о тебе
позаботиться.
- Да ладно, справлюсь как-нибудь... - беззаботно ответил Оболенский,
принимая из рук джинна мешок и маленькую тюбетейку. Национальный головной
убор еле-еле уместился у него на макушке, выделяясь белым узором на фоне
темно-русых кудрей.
- У караванщиков не воруй - побьют, - сразу предупредил старик. -
Скажешь караван-баши, что тебе нужно найти лавку Ахмеда-башмачника,
криворукого и плешивого, как коленка. Он приютит тебя... Постарайся найти
Ходжу Насреддина, это ловкий юноша, веселит народ и успешно скрывается от
слуг эмира. Целуй полы его халата и проси взять тебя в ученики. С его
помощью ты одолеешь Селима ибн Гаруна аль-Рашида...
- Насреддин, Насреддин... что-то смутно припоминаю... - задумчиво
пробормотал Лев. - Это не тот, что ездит на сером ослике, кидает лохов и
травит байки при каждом удобном случае?
- Ва-а-х! - тихо восхитился джинн. - Хозяин, он и вправду много знает!
Хайям сердито цыкнул на него и вновь повернулся к герою нашего
повествования:
- Видимо, Аллах внушил тебе тайные откровения, о которых ведают
немногие... Но на прощание прими несколько мудрых советов, и, если они
дойдут до твоего сердца, ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Не пей
вина! Никогда не доверяй женщине! Почитай Аллаха всемилостивейшего и
всемогущего превыше всего на земле!
- Вот те крест! Не подведу... - искренне поклялся Оболенский, широко
осеняя себя крестным знамением. Старик в ужасе прикрыл глаза ладошками и
тихо застонал. Похоже, все его потуги гуськом шли насмарку. Из этого
северного тугодума никогда не получится настоящего вора! Но... отступать уже
некуда и некогда. Дело сделано, и с чисто восточным фатализмом уважаемый
Хайям ибн Омар постарался довести все до конца...
- Вон там, за тем большим барханом, - караванная тропа. Четырнадцать
вьючных верблюдов, идущих из Бухары с ценной поклажей, будут там, едва
солнце вознесется к зениту. Тебе надо спешить... Во имя Аллаха, да будет он
вечен на небесах, я благословляю твой путь!
- Что ж... и тебе до свидания, дедушка Хайям. - Будущий вор попытался
вновь обнять "родственничка", и тот не протестовал. - Ты пришли открытку из
своего санатория, а как наотдыхаешься - звони. Или лучше сразу приезжай, я
сниму какой-нибудь домик в Багдаде и буду ждать.
- Приеду... обязательно... когда-нибудь... - стыдливо опустив глаза,
забормотал старик, а Лев, помахав рукой, широким шагом двинулся в
направлении указанного бархана.
- Бабудай-Ага! Береги дедулю! Вернетесь вместе - с меня пиво-о...
- Он хороший человек, хозяин... - задумчиво признал джинн, когда Хайям
развернулся обратно к хижине.
- Хороший... только вор из него плохой... Никудышный вор! Городская
стража схватит его в одно мгновение, а значит, еще одна голова упадет к
ногам эмира. Этот юноша уже несет на себе тень крыльев Азраила... Все,
больше ничего не хочу о нем слышать!
- Увы, мой господин, - криво улыбнулся черный Бабудай, - мне почему-то
кажется, что ты еще о нем услышишь... Клянусь шайтаном! Да мы все о нем
услышим, и не раз...
А Багдадский вор - Лев Оболенский шел себе и шел, размашисто двигаясь к
далекому бархану, и знойное солнце Азии щедро заливало его дорогу золотом.
Он не понимал, как мало подходит для той роли, что навязала ему злая судьба.
Огромный рост, крупное телосложение, голубые глаза и светлая кожа - уже
одного этого хватало, чтобы сделать его примерно столь же "незаметным", как
медведя в гербарии. Добавьте к вышеперечисленному полное незнание Востока
как такового, чисто православную набожность, редкую (но меткую!)
ненормативную лексику, да плюс еще явное несоответствие системе общественных
взаимоотношений, которой он собирался противостоять... Поверьте, я вас не
запугиваю. Мне самому было безумно интересно понять психологию человека,
искренне намеревавшегося проломить стену лбом. Крепким, упрямым, русским
лбом... Оболенский впоследствии рассказывал, будто в его светлой голове на
тот момент не было ни одной, даже самой захудалой, мыслишки о том, что он
может и не... победить. То есть инстинкт самосохранения отсутствовал
напрочь! Льву крепко "проехались по ушам", а так как он принял весь бред
коварного Хайяма за чистую монету, то и вел себя соответственно. Он - вор?
Отлично, значит, будем воровать! Он должен отомстить насаждающему законы
яйцеголовому эмиру с явными садистскими замашками? Да от всей широты
необъятной славянской души! Селиму ибн Гаруну аль-Рашиду лучше было бы не
ждать неизбежного, а резко прятаться где-нибудь в замороженных Гималаях,
приняв монашество и отрекшись от всех земных благ. Эмир этого не сделал он
просто не знал, что по барханам пустыни уже идет его самый страшный ночной
кошмар, Багдадский вор - Лев Оболенский!
* * *
Пустыня - от слова "пусто".
Глубокое прозрение бедуинов.
На караванную тропу он скорее выполз... Оказалось, что это не так
близко, расстояния в пустыне обманчивы. А ходить по песку совсем не то, что
по асфальту: ноги проваливаются по щиколотку и быстро устают. Спустя пару
часов Лев взмок, как собака, снял чувяки, сунув их за пазуху, но каждый шаг
все равно давался с большим трудом. Опытный Хайям отправил его в путь на
рассвете, когда солнце еще не вошло в силу и можно было успеть добраться
до места, не рискуя изжариться живьем. Для любого жителя Средней Азии трех-,
четырехчасовая прогулка утречком по прохладному песочку была бы сущим
развлечением, но изнеженному городским транспортом москвичу это казалось
разновидностью смертной казни. Оболенский не помнил, где упал в первый раз,
как потерял мешок с лепешками (воду он выдул еще в начале пути)... и,
кувыркаясь с очередного бархана, смачно ругался матом. Его лицо и руки
мгновенно обгорели на солнце, став красными, словно их долго натирали
наждачной бумагой. А обещанный караван спокойненько прошел бы мимо, ибо
спешил в Багдад, но Лев умудрился опоздать даже на опаздывающий караван
(если так можно выразиться)... Его спасло только то, что замыкающей
верблюдице неожиданно приглянулась одинокая колючка, и, пока она ее
дожевывала, наш путешественник на пузе съехал вниз с соседнего бархана.
Погонщик уже тянул верблюдицу назад, на караванную тропу, как вдруг узрел
молодого человека, поймавшего бедное животное за хвост.
- Вах, вах... ты что делаешь, разбойник?! Сейчас же отпусти мою бедную
Гюльсар, или я отважу тебя кизиловой палкой!
Оболенский кое-как поднялся на ноги, но хвост не выпустил. От жажды его
горло пересохло, он пытался что-то объяснить, не сумел и в нескольких
супервыразительных жестах дал понять азиату, что устал, что хочет пить, что
очень торопится в столицу эмирата, что у него плохое настроение и что если
погонщик ему не поможет, то...
- Ах ты, шайтан бесстыжий! - ахнул хозяин верблюдицы. - Да как ты
посмел мне показывать руками такое?! Эй, правоверные!!! Саид, Идьдар,
Абдулла, Бахрам, все сюда, здесь оскорбляют мусульманина!
Лев раздраженно застонал, он же не мог предполагать, что самый
демократичный язык жестов у разных народов может иметь разное значение.
Караванщики сбежались на вопли товарища, как на сигнал боевой трубы.
Оболенского мигом окружило человек шесть с палками, плетками, а кое-кто и
с кривыми ножами за поясом. Лев уже скромненько выпустил верблюжий хвост, а
погонщик все кричал, будто его обозвали плешивым пьяницей, не имеющим рода и
не знающим имени отца, да еще и сожительствующим с собственной косоглазой
верблюдицей! Все ахали, возмущенно качали головами, цокали языками и уж
совсем было взялись проучить бродягу-наглеца, как в дело вмешался сам
караван-баши.
- Уй! Что галдите, как вороны на скотобойне?! А ну, быстро по своим
местам, негодные лентяи! - Потрясая камчой, толстый человек на низкорослой
лошадке сразу разрешил все проблемы. Поняв по одежде и манере властного
хамства, что перед ним начальство, Оболенский отвесил поясной поклон, присел
в реверансе, отдал честь и на всякий случай еще отсалютовал рукой на манер
"хайль Гитлер!".
- Ты кто такой? - Караван-баши носил имя Гасан-бея, отличался
похотливым нравом, жадностью, подлостью и всеми отрицательными качествами,
приличествующими прожженному восточному купцу. Он мигом оценил рост и
сложение виновника остановки, прикинул, сколько могут уплатить за такого
раба на невольничьем рынке, и, махнув плетью, приказал дать Льву воды.
Оболенский тоже был не дурак и умел худо-бедно разбираться в людях, поэтому,
одним глотком осушив предложенную пиалу, он тягуче заныл чем-то безумно
знакомую мелодию:
- А-а-а-я, дорогие граждане пассажиры! Просю прощенья, шо потревожили
ваш покой. Мы сами люди не местные, сюда приехали случайно, на вокзале у нас
покрали билеты и деньги... А-а-а-я, поможите, кто чем может!
- Я спросил, кто ты такой? Отвечай, попрошайка! - Гасан-бей привстал на
стременах и угрожающе замахнулся камчой. Если он привык поднимать руку на
беззащитных людей, то в этот раз глубоко просчитался. Даже не моргнув
глазом, благородный потомок русского дворянства вздернул подбородок и
ледяным тоном сообщил:
- Я - агент! Специальный шпион ФСБ из тайной службы эмира. Брожу
инкогнито по пустыням с секретным заданием и даю отчет в своих действиях
должностным лицам званием никак не ниже генерал-майора!
Раскосые глаза восточного купца невольно забегали под прокурорским
взглядом потрепанного афериста. Караван-баши мало что понял, но уловил общую
концепцию: этот тип слишком самоуверен для простого бродяги. Поэтому он
широко улыбнулся и приветливо предложил:
- Наверное, слишком утомился в пути, раз уже не вижу очевидного. Не
давай своему гневу разгореться, о храбрый юноша, пойдем со мной, и ты
откроешь мне имя твоих благородных родителей.
- Ага, как же, так я тебе все и открыл... - буркнул Лев, но за
всадником пошел, справедливо полагая, что влияние этого толстого негодяя
он сумеет использовать с выгодой для себя. Ну, в самом крайнем случае просто
украдет лошадь и сбежит... Правда, ездить он не умеет, но как именно надо
красть лошадей, Оболенский откуда-то знал. Спасибо джинну...
Гасан-бей и вправду принял молодого человека под свое покровительство,
угостил мягкими лепешками, овечьим сыром и даже пообещал дать вина, как
только караван остановится на ночь. Лев царственно-небрежно принимал все
знаки внимания, о своем "уголовном происхождении" разумно помалкивал и на
неприятности не нарывался. Монеты, данные ему на дорогу дедушкой Хайямом, он
так и хранил завязанными в поясе, никому ничего особенно оплачивать не
собираясь. Старик немного переувлекся, вбивая в его буйную голову этикет
воровской чести. Не знающий разумных пределов, россиянин охотно впадал в
крайности и мысленно поклялся себе: впредь ничего не покупать, а только
красть, красть и еще раз красть! К тому же караванщики, включая погонщиков и
охрану, казались такими наивными, что не обворовать их было бы просто
грешно... И, невзирая на предупреждения мудрого Хайяма ибн Омара, Лев твердо
решил этой же ночью обокрасть весь караван! Вообще-то первоначально он и сам
караван намеревался спереть (в смысле, всех вьючных животных с поклажей, а
также личные вещи невинных граждан), но вовремя понял, что сбагрить такой
товар в пустыне будет непросто, а дорогу на Багдад он в одиночку не
найдет... Путь был долгим. Мерная верблюжья поступь выматывала до тошноты.
Дважды Оболенский просто засыпал, уткнувшись носом в пушистый холм
верблюжьего горба. Оба раза просыпался оттого, что его страшно кусали
какие-то мелкие паразиты, которые разгуливали по кораблям пустыни, как по
натертой палубе. Солнце палило нещадно! Если бы не старая добрая тюбетейка,
наш москвич давно свалился бы с тепловым ударом. Пыль летела в нос, пески
казались нескончаемыми, а Лев начинал все сильнее задумываться над одним
очень принципиальным вопросом: если он родился и вырос на Востоке, как и все
его предки, так отчего же ему тут так... некомфортно?! Где-то на исходе дня
Гасан-бей объявил привал, и Оболенский уже точно знал, за что он не любит
свою "малую родину" - за жгучий песок, несусветную жару и блохастых
верблюдов!
* * *
Напилася я пья-а-ной,
Не дойду я до до-ому.
Песня злостной нарушительницы Шариата.
...Когда Гасан-бей прилюдно предложил Льву провести ночь в его походном
шатре, караванщики лишь криво улыбнулись. Древние традиции восточных народов
вполне официально позволяли взрослому мужчине возить с собой мальчиков для
"согревания постели". И хотя возраст нашего героя давно перешагнул даже за
предельные границы юношества, подобное приглашение со стороны купца не
выглядело чем-то противоестественным. В самом деле, за еду, питье и охрану
следовало платить, а раз молодой человек не предлагает денег, значит, он
готов расплатиться иначе. Единственной наивной душой, не ведающей, зачем его
пригласили в шатер, был сам Лев Оболенский. Где-то в самых затаенных
глубинах его памяти, на уровне тонкого подсознания, отложилась мысль о том,
что если тебя зовут в отдельный закуток, намекая на выпивку, - то будет
пьянка! Обычная мужская пьянка, на всю ночь, с долгими разговорами о
женщинах и политике, короткими тостами, гранеными стаканами, килькой,
колбасой и малосольными огурцами. Потом короткий сон, мучительное похмелье,
пустые карманы и смутное ощущение полной амнезии... Примерно это и считается
в России - "хорошо посидеть". У Гасан-бея были иные планы...
- О мой юный друг, давай вместе откупорим кувшин этого старого вина и,
воздав хвалу Аллаху, наполним маленькие, китайского фарфора пиалы, дабы
сердца наши возвеселились, а уста возрадовались!
- Хороший тост, - сразу же согласился Лев, удовлетворенно разглядывая
накрытый купцом дорожный дастархан. - Только пить из этих пипеток я не буду
- это ж срамотища полнейшая! Неужели нельзя достать нормальную посуду?
Караван-баши подумал и освободил двухлитровую миску из-под винограда.
- Годится. И себе что-нибудь поприличней возьми. Я ж не забулдыга
какой... Будем пить на равных!
- Конечно, о мой юный друг!.. Разумеется, о краса моих очей! Как ты
захочешь, о немеркнущий светоч моего счастья! - радостно подтвердил
Гасан-бей. Будучи сорокалетним мужчиной, опытным в делах такого рода, он
наверняка надеялся, что после первой же миски молодой человек опьянеет и
сдаст все позиции. Ну что ж... видимо, до этого момента он ни разу не пил с
россиянином. В течение первого часа из шатра доносились поэтично-
витиеватые славословия и громкий голос Оболенского грозно настаивал на том,
что тостуемый пьет до дна! Охрана и караванщики, еще не успевшие уснуть, с
легким интересом прислушивались к отдельно долетающим фразам:
- Э... не перебивай меня! Так вот, а Петька и говорит Василию
Ивановичу...
- Вай мэ! Твое дыханье мирр и воздух благовонный! Твой стан - как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг