Непроверенный хадис.
Дворец эмира Багдада поражал двумя особенностями архитектуры:
во-первых, филигранным изяществом и богатством отделки, а во-вторых,
надежнейшими фортификационными свойствами. Внешне это напоминало расписанное
под хохлому пушечное ядро - так же красиво и фиг чем расковыряешь. Ворота
одни, из окованного железом привозного дуба; стены высотой под пять метров,
гладкие и белые, как яичная скорлупа, никаких калиточек, форточек, дыр в
заборе, а самое главное - везде стоит обученная, надменная в своей грубой
массе стража. Как проникнуть внутрь - неизвестно... А самое неприятное, что
никто из мятежников ни разу не был в самом дворце. Ну, Ахмед и Ходжа -
понятно, а вот внебрачную дочь визиря туда тоже почему-то не пускали. Визирь
был человеком пожилым, опытным и в чем-то даже порядочным: от ребенка не
отказался, деньгами помогал, но ввести в аристократические круги... увы, он
тоже имел ограниченные возможности. Хотя обычно во всех восточных сказках
визирей представляют хитрыми и коварными, эдакими управителями из-за спины
султана, эмира или падишаха. Не будем спорить, наверное, почти везде так и
было - только не здесь и не сейчас. Отец аль-Дюбины наверняка нашел бы
причину наказать слишком ретивых драчунов из эмирской стражи, но отобрать у
властителя Багдада какую-то сводную сестру своей дочери... С его точки
зрения - это было глупой затеей. И, глядя на неприступную твердыню дворца,
домулло вновь полностью разделил это мнение. Поэтому он еще раз помянул
"голубоглазого шайтана", громко цокнул языком и поторопил лошадей. Арба,
груженная шестью здоровенными кувшинами с маслом, споро пошла вперед.
Маленький ослик, привязанный недоуздком позади, зыркал по сторонам самыми
воровскими глазами. Операция под кодовым названием "Ни дна ни покрышки"
началась! Мы же с вами обозначим эту историю как: "Сказ о Багдадском воре,
храброй девице ал-Дюбине, ее возлюбленном Ахмеде, предусмотрительном Ходже
Насреддине и похищении рыжеволосой танцовщицы!" Видите, на этот раз мы и
домулло упомянуть не забыли...
Но вернемся к делу. Две крепенькие лошадки, телега, кувшины, масло и
прочее были куплены час назад. Учитывая, что всю бухгалтерию компании вел
именно Насреддин, траты были минимальными, но качественными. Метод
"троянского коня" предложил Лев Оболенский, остальные дружно проголосовали
"за". И вот теперь к узорчатым воротам эмирского дворца, покачиваясь,
приближалась добротная крестьянская арба с простоватым возницей в круглой
тюбетейке и двумя диверсантами на борту.
- Куда прешь, репоголовый?!
- На кухню великого эмира, о почтеннейший страж! - елейным голоском
пропел Насреддин, мысленно вознося молитву за надежность приклеенной бороды.
- Я что-то не видел тебя раньше... - Начальник караула попристальней
всмотрелся в простодушное до туповатости лицо "честного декханина".
- А я масло привез! Два кувшина подсолнечного, два гречишного и два
кунжутного, - пустился перечислять Ходжа, по ходу дела сдвигая тяжелые
крышки. - Вот! Хорошее, свежее, вку-у-сное! Отведайте, уважаемый!
- Не надо. - Стражник брезгливо отодвинулся от сунутого ему прямо под
нос черпака с теплым маслом. - Проверьте телегу и обыщите этого глупца.
- Во всех кувшинах налито настоящее масло, только кунжутное не в двух,
а в трех, - спустя пару минут доложили охранники. - У возницы ничего нет,
кроме засапожного ножа и трех монеток.
- Поезжай. Свой нож заберешь на обратном пути.
- А... э... почтен... уваж... благороднейший господин, а как же мои
таньга?! - тоскливо взвыл Насреддин, с трудом удерживаясь от того, чтобы
не запеть.
- Сказано же, получишь на выходе! С процентами... - хохотнули
стражники, делая знак кому-то наверху. Ворота открывались долго и
торжественно. - Поторапливайся, черная кость!
Ходжа не стал дожидаться повторного приглашения, прикрикнул на лошадок
и махнул внутрь. За крепостной стеной оказался довольно обширный двор,
мощенный белым кирпичом. Двое рослых нубийцев, с кольцами в носу, в
бело-красных одеяниях, жестами показали, как свернуть на эмирскую кухню.
Домулло попытался припрячь обоих к разгрузке, но они только угрожающе
оскалили зубы и отвернулись. В народе поговаривают, что гарем владыки
охраняется такими вот молчаливыми евнухами, не носящими никакого оружия, но
голыми руками ломающими шею быку. Успешно делая вид, будто бы он здесь в
первый раз (а ведь, по сути, так оно и было), предусмотрительный Насреддин
позволил себе объехать весь дворец вокруг, по периметру стены. Пару раз
его сурово окликали, он униженно кланялся, тыча черпаком в кувшины с маслом,
его вновь направляли на кухню, а он тихохонько делал свое дело. Насчитал
около шестнадцати разных дверей, калиточек, черных ходов и четыре парадных
подъезда в самом дворце. Это давало хорошую возможность ускользнуть, хотя
вопрос выхода со двора за стену по-прежнему оставался весьма
проблематичным... В целом здание имело два этажа, третий был уже выходом на
крышу, где среди фонтанов и пышных оранжерей многочисленные жены эмира
совершали вечерний моцион. Понятия о численности гарема на Востоке всегда
являлись предметом сложных этических споров. Одни утверждали, что
мусульманину не подобает иметь больше четырех жен, но охотно допускали
разных наложниц, фавориток и даже просто "девочек, приятных глазу". Другие
резонно возражали, что четких указаний по этому щекотливому вопросу Коран не
дает, а значит, правоверный может брать столько жен, сколько в состоянии
удержать. Удержать - это, видимо, в смысле - управиться. То есть не ублажать
всех сразу в постели, а как-то по-хозяйски управляться со всем этим бабьим
царством. Сколько конкретно жен, любовниц и прочих имел великий Селим ибн
Гарун аль-Рашид - никто доподлинно не знал. Однако, раз уж верные нукеры
периодически доставляли ему ту или иную красавицу, вакантные места все еще
были...
Когда Ходжу обругали уже в шестой раз, он понял, что продолжать и
впредь разыгрывать кретина становится несколько чревато. Поэтому,
остановившись у кухонных дверей, привязал лошадок и долго препирался с
главным поваром, требуя помощи квалифицированных грузчиков. В самом деле,
объемные кувшины вполне могли вместить взрослого человека и для их снятия с
телеги потребовались усилия сразу шестерых невольников. Убедившись, что
все аккуратно составлено под специальный навес во дворе и посторонних
наблюдателей поблизости нет, домулло три раза быстро стукнул в бок одного
кувшина. Послышалась возня, плеск чего-то жирного, а потом на свет божий
высунулась бритая голова заспанного Ахмеда. Похоже, бедного башмачника
слегка разморило в тепле и тряске, но он быстро взял себя в руки. Осторожно
покинув глиняное убежище, возлюбленный аль-Дюбины с достойной упоминания
скоростью поменялся одеждой с домулло. Как и когда отвязался Рабинович,
никто не заметил, и правильно. Сам Ходжа скрылся в том же кувшине (это было
непросто, мешало упитанное брюшко), а расхрабрившийся башмачник приклеил
себе все ту же косоватую бороду и взялся за вожжи. Благо народу на
эмирской кухне было чем заняться, так что процесс смены "возницы" в целом
прошел незамеченным. А если кто, что, каким-то образом и углядел, то
особого значения не придал... Муэдзин на вершине ближайшего минарета
готовился огласить призыв мусульман к вечерней молитве. Пора бы и
поторапливаться домой, ибо в лавке Ахмеда ждала страдающая от побоев, потери
сестры и буквально раздираемая от любопытства Ирида аль-Дюбина. Ее время
вступить в игру еще не настало, хотя настырная девица уже морально готовила
себя к очередному марш-броску. Ей действительно довелось отличиться, но об
этом потом...
Не буду утомлять вас описанием выезда Ахмеда с территории эмирской
резиденции, там, пожалуй, была пара прикольных моментов, но главное, что
башмачник в конце концов все-таки выехал. Отклеившуюся не вовремя бороду
пришлось оставить в качестве военного трофея стражникам у ворот. Парень
ловко выкрутился тем, что его дразнят "лысобородый", якобы поэтому он
таскает с собой этот вечно сползающий "парик". Объясненьице весьма
слабехонькое, но здесь неожиданно прокатило. Правда, телегу лишний раз
обыскали и деньги не вернули, но это мелочь, этого, в принципе, и ждали.
Сколько времени пришлось сидеть в кувшинах Оболенскому и Ходже, тоже не
существенно. Где-то часа четыре... Как и в любом приличном дворце, у
багдадского эмира был свой ночной сторож, объявлявший каждый час стуком
надоедливой колотушки. По ней и ориентировались скрюченные в три погибели
аферисты. Если кто еще не догадался, как именно они сидели, я охотно
объясню, Кувшин большой, горлышко широкое, если поджать ноги и втянуть
голову в плечи, то вполне уместишься. На макушку ставим пустую миску, плотно
прижав ее края к горловине, сверху льем масло. При беглом осмотре - эффект
"полного" кувшина, ну а детально и скрупулезно ребят, хвала Аллаху, не
обыскивали. Метод, в сущности, не новый, если помните, примерно так же
сорок разбойников пытались проникнуть в дом славного Али-Бабы. Хотя лично
мне кажется, что сидеть, поджав ноги, в полусогнутом состоянии,
придерживая руками скользкую от масла миску на голове, - удовольствие ниже
среднего. Это уж, простите, скорее для каких-нибудь терпеливых японских
ниндзя, чем для русского вора из шумного Багдада. Ходже было полегче, он и в
кувшине просидел меньше, и миску на башке не держал, все и так обошлось.
Когда ночной сторож объявил девятый час, то есть самое начало сумерек, под
навесом у кухни стали происходить странные вещи...
* * *
Сквернословие - грех, развивающий воображение.
Почти библейское определение.
Крышка одного из кувшинов дрогнула, двинулась из стороны в сторону,
потом вертикально приподнялась на месте - в проеме меж ней и горловиной
сверкнули внимательные черные глаза. Жизнь на кухне к этому часу начинала
стихать, что и работало на руку бессовестным нарушителям законов Шариата.
Ибо в Коране сказано, что никто не может войти в жилище мусульманина, не
испросив согласия хозяина. Ни Ходжа, ни тем более Оболенский этого делать не
собирались. Наоборот, они оба намеревались навестить это самое жилище так,
чтобы хозяин оставался в блаженном неведении относительно данного визита...
Выскользнув наружу, домулло долгое время приводил в порядок затекшие
мышцы и оттирал кунжутное масло с сапог (башмачник Ахмед, вылезая, оставил
миску в том же кувшине). Кое-как справившись с собственными проблемами,
Ходжа обошел все кувшины с условным стуком. Не отозвался ни один... Дежурно
обругав всех шайтанов с белой кожей, голубыми глазами и русыми волосами,
Насреддин уже предметно взялся за дело и мгновенно вычислил тот, внутри
которого была некоторая пустота. Теперь уже он стучал посильнее...
- Кто там? - глухо ответил кувшин.
- Твоя четвертая жена, о недогадливый внук прозорливого поэта! -
раздраженно представился домулло и потребовал: - Вылезай!
- Ага... разбежался.
- Не понял?!
- Я говорю, фигу тебе, дражайшая жена номер четыре. Если хочешь, чтоб я
честно выполнил свой супружеский долг, - сама сюда лезь!
- Лева-джан, ты чего?! Не пугай меня, вылезай, ради Аллаха!
- Да не могу же, чтоб тебя... - Далее длинная цитата непереводимых на
арабский эпитетов и глаголов, относящихся скорее к тем позам Камасутры,
которые, как правило, описываются на заборах и стенах общественных туалетов.
Не поняв ни слова, но уловив общий эмоциональный накал, Ходжа сделал вывод,
что у Оболенского какие-то проблемы. Торопливо сняв деревянную крышку, он
сунул голову в кувшин, но обнаружил лишь плотно прижатую к краям миску, в
которую он собственноручно наливал подсолнечное масло.
- Левушка, вылезай, умоляю - вылезай, гад!
- Ох, блин горелый с саксофоном, да чтоб я... (Очередная цитата, по
прослушивании которой Ходжа засомневался в добропорядочности собственной
мамы.) Говорю же идиоту русским языком, что у меня... (Еще одна цитата, из
которой Насреддин узнал о себе много такого, о чем и не подозревал даже в
страшных снах.) Так нет чтобы помочь, он же еще и издевается! Плюс еще эта
миска дебильная протекает, как... (Последнее, что понял домулло: впредь он
никогда не будет покупать подсолнечное масло, ибо теперь точно знает, из
чего и для чего его изготавливают...)
- Лева-джан?
- Ну?
- Ты только не ругайся, ради Аллаха, да?! Я думаю, у тебя просто все
затекло и ты даже пошевелиться не можешь. Ничего, такое бывает... Ты,
пожалуйста, сиди тихо, я сейчас. - С этими умиротворяющими словами герой
народных легенд огляделся по сторонам, подобрал близ кухни приличный
чурбачок и что есть силы шарахнул в лоснящийся бок кувшина. Мелкие осколки
так и брызнули во все стороны! А в окружении крупных кусков сидел
скрюченный, наподобие Гудини, красный как рак Лев Оболенский. Багдадский вор
с головы до ног был облит золотистым подсолнечным маслом, - видимо, от удара
миска на его голове треснула окончательно.
- Вот приду в норму и дам тебе в глаз, - убеждая скорее самого себя,
неуверенно пообещал Лев, но домулло не обратил на его угрозы ни малейшего
внимания.
- Я свое дело сделал. Ты во дворце эмира, - сухо ответил он, скрестив
руки на груди. - Теперь твоя очередь, иди и кради!
Оболенский, конечно, и в этом случае намеревался высказаться
откровенно, со всеми вытекающими последствиями, но не успел... Мимо, едва
не вписавшись в них, пронесся на кухню молоденький поваренок с пустым
грязным блюдом в руках. Ходжа незамедлительно прикрыл ладонью рот друга, и
оба изобразили некое подобие фонтанного ансамбля на тему: "Воспитанность
затыкает пасть Сквернословию". Зрелище было весьма поучительным, но
паренек резво бросился обратно, не обращая на героев никакого внимания. Под
мышкой у него был чистый поднос...
- Ну, так что, о мой гневный брат, будешь ты красть или нет?
- Буду, - хрипло признал Лев, со скрипом и скрежетом разминая затекшие
суставы.
- Тогда пошевеливайся, пожалуйста! Ближе к полуночи эмир может
возжелать мою прекрасную Ириду Епифенди.
- А почему это, собственно, твою?
- А потому, что у тебя уже есть луноликая Джамиля, вдова вампиров! -
победно припечатал Насреддин, и Оболенский смолчал. При воспоминании о
жарких ручках Джамили образ рыжеволосой танцовщицы показался уже несколько
размытым.
- Леший с тобой... - подумав, объявил Лев. - Надо делиться.
- Кто со мной?!
- Э... ну, такой немытый степной дэв, только живет в лесу и всем
грибникам фиги из-за кустов показывает.
- А-а-а... понятно. Ты опять хотел меня оскорбить, да?
- Что-то вроде того... Ладно, я пойду, пожалуй, а ты жди здесь. Если
что - кинь камушком в окошко. - Лев похлопал друга масленой рукой по плечу
и, воровато оглядываясь, двинулся к ближайшей двери.
- Лева-джан...
- Чего тебе?
- Прости, ради Аллаха, что отвлекаю, но это вход на кухню. Гарем - вон
в том крыле.
Оболенский обернулся, пристально поглядел Ходже в глаза, сарказма или
иронии не обнаружил и, сочтя сказанное дружеским советом, развернулся на сто
восемьдесят градусов.
- Если до рассвета не вернусь - не жди. Бросай меня и уходи согласно
оговоренному плану.
- Как скажешь, друг. Не жду, бросаю, ухожу...
Лев с трудом подавил искушение обернуться вторично. Он шел вдоль здания
дворца, неспешно укрываясь в темных уголках от случайных взглядов ночной
стражи. Знаете, я, например, верил ему безоговорочно.
Не из-за того, что мой друг такой уж наичестнейший человек (нет, он
охотно прихвастнет ради красивого словца), а лишь из соображений железной
логики. У великого эмира хватало охраны, но будь вы на его месте - разве бы
пришло вам на ум беспокоиться и проверять замки в гареме, когда вокруг вас
сотни верных слуг? Дворец стоит в центре Багдада, улицы патрулируются
гвардией Шехмета, на дворцовой стене разгуливают неусыпные стражи, внутри
бодрствуют верные нукеры, да за спиной как тени маячат молчаливые
телохранители. Конечно, была одна маленькая причинка - в городе якобы
объявился Багдадский вор... Но это сведения непроверенные, и уж в любом
случае ни один вор еще не сошел с ума настолько, чтобы грабить самого
эмира! Стянуть кошелек с золотом гораздо проще и безопаснее у какого-нибудь
простофили на базаре. Селим ибн Гарун ал-Рашид ни за что бы не поверил, что
именно этот вор не пойдет на базар. Как не поверил бы в то, что его
сегодняшняя "игрушка" может и не испытывать щенячьего восторга от
перспектив, уготованных ей судьбой. Эмир не намеревался украшать свой гарем
безродной танцовщицей, просто иногда ему хотелось чего-нибудь эдакого,
уличного, простонародного... Но мы, кажется, отвлеклись?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг