пятна неба. Машина въехала на холм. Сосны расступились, открыв вид на
серо-мраморный фасад главного корпуса института. Длинное здание делилось на
части тремя огромными нишами, достигавшими высоты третьего этажа. В средней
нише была дверь для пешеходов. К боковым нишам, на высоту второго этажа,
через всю площадь поднимались мосты-путепроводы для автомашин, похожие на
висящие в воздухе полотнища.
Электромобили въехали в нишу правого путепровода, повернули налево и
остановились над главным входом на высоте второго этажа. Шофер помог снять
ящик с аппаратом Лаврова и положить его на транспортер. О ящике с надписью
"Квартира академика Михеева" можно было не беспокоиться: он дойдет по
назначению.
От площадки, на которую вышли прибывшие, в разные стороны расходились
эскалаторы, лифты. Кроме того, здесь же находилась станция
"горизонтального" внутридомового транспорта. Лавров, Сугубов и Нина сели на
кожаный диван, который двинулся в путь по этажам и коридорам института,
пока не остановился против двери со скромной фарфоровой табличкой: "Семен
Григорьевич Михеев".
- Алло! - крикнул Сугубов, и механический "слуга" открыл дверь.
В большой белой передней у ящика с аппаратом Лаврова возились двое
людей: плотный лысый мужчина с большими очками, одетый в серебристо-серый
комбинезон, и пожилая женщина в платье из того же материала. Лавров и
Сугубов дружески поздоровались с ними и познакомили с Ниной. Это были
сиделка и санитар. Затем в переднюю быстро вошел молодой человек в
светло-коричневом костюме с наглухо, до шеи застегивающейся курткой -
дежурный врач. Он проводил прибывших в соседнюю комнату, круглую и белую,
как внутренность эмалированной кастрюли. Врач повозился у распределительной
доски. Послышался сухой треск и гул. Сверху пролился водопад видимых и
невидимых лучей, дезинфицирующих костюмы и открытые части тела вновь
прибывших. Только после этой процедуры Лавров, Сугубов и Нина могли
отправиться во внутренние комнаты.
- Кто дома? - спросил Лавров дежурного врача.
- По обыкновению одна Анна Семеновна.
С Михеевым неразлучно жила со дня своего рождения его старшая дочь.
Она окончила три университетских факультета и два института, но так и не
выбрала себе профессии. Замуж она не вышла, чтобы не разлучаться с горячо
любимым отцом. В последние десятилетия эта глуховатая седая женщина не
моложе шестидесяти пяти лет была верным помощником, другом и личным
секретарем великого ученого.
Михеев в расцвете своих сил был человеком широчайших интересов и в то
же время величайшей целеустремленности. Это наложило печать и на его
квартиру.
Стержнем жизни Михеева была научная работа, и ей он подчинял весь
уклад окружающей его жизни. Ничто не должно мешать основной цели. Наоборот,
все должно помогать и способствовать ее достижению. Работа была рассчитана
на десятилетия. Значит, нужно постараться прожить как можно дольше, а для
этого нужен строгий режим. И Михеев подчинил себя этому режиму.
Нина и ее спутники прошли уже четыре комнаты. Их отделка и меблировка
придавали дому какой-то холодноватый, музейный характер. И стены, и
потолок, и пол были из блестящей эмали нежных оттенков и художественных
рисунков. На окнах, дверях, стенах не висело ничего: ни гардин, ни портьер,
ни картин, ни полочек. И, однако, комнаты были полны картинами, вазами,
скульптурами первоклассных мастеров. Но все они помещались в стенных нишах,
прикрытых на уровне стены стеклами необычайной прозрачности.
Мебели было немного. За исключением столов с их традиционной
горизонтальной поверхностью все вещи - кресла, книжные шкафы, буфет в
столовой - имели обтекаемую форму. В шкафах и буфетах со сфероидальными или
эллипсоидальными куполами не было никаких карнизов, горизонтальных
плоскостей, ниш. Даже подоконники были закруглены. На ходу Нина случайно
задела плечом большой шкаф с книгами и была очень удивлена, когда он
неожиданно откатился в сторону больше чем на метр.
Лавров рассмеялся:
- Тут все вещи как на катке: только тронь, и покатятся. Это чтобы
легче было чистоту наводить. Мало того, что воздух в комнаты подается
очищенный и стерилизованный, комнаты два раза в день еще моются - да, да,
не только стены, шкафы, но и кресла, диваны! Моются и затем сушатся теплым
воздухом. Зато попробуйте найти в этом воздухе хоть одну пылинку, хоть одну
бактерию. Леонтий Самойлович неоднократно брал пробы воздуха.
- Как на Северном полюсе, - кивнул головой Сугубов.
Войдя в кабинет, Нина не сразу увидала Михеева. У левой стены возле
большого окна стоял письменный стол. Ни одного предмета не лежало на нем.
На его блестящей зеленоватой, как вода пруда, поверхности отражались
длинное окно с цельным хрустальным стеклом и большой шкаф обтекаемой формы
с моделями электронных "пушек", которые Михеев изобретал одну за другой для
бомбардировки атомного ядра. На второй сверху полке шкафа Нина узнала
знакомые формы аппарата, изображение которого несколько лет тому назад
печаталось во всех журналах и газетах мира. Это был знаменитый двигатель,
приводимый в движение космическими лучами. Пока он представлял только
теоретический интерес, но обещал в будущем превратиться в новый источник
неисчерпаемой энергии. О, если бы Михеев не был так стар, когда взялся за
эту работу!..
О том, как живет и работает Михеев, писалось немало. Нину не удивило
отсутствие книг в его кабинете. Было известно, что любую книгу Михеев
получает по пневматической почте через несколько минут после телефонного
заказа. В большинстве же случаев изображение нужных ученому страниц
проецировалось на большой экран в его кабинете.
Весь угол комнаты между окном в левой стене и входной дверью занимал
длинный овальный диван. Сюда Михеев приглашал самых любимых, даровитых
научных сотрудников и обсуждал здесь их работу, делился своими заветными
мыслями.
Но все это было в прошлом. Уже давно Михеев не требовал ни одной
книги, давно прекратились и совещания на овальном диване.
Кабинет представлял собою растянутый прямоугольник. Стена против
входной двери в правой своей половине как бы обрывалась и переходила в
другую комнату или глубокую нишу, по обеим сторонам которой возвышались две
белые колонны строгого дорического стиля.
К этой нише и направились Лавров и Сугубов, а вслед за ними и Нина.
Она увидела широкие, откинутые назад спинки двух кресел, почувствовала
падающие сверху теплые лучи невидимого солнца, в лицо пахнуло ветерком,
напоенным запахом моря, послышался мерный шум прибоя, и, наконец, в глубине
ниши она увидела самое море. Конечно, это были только оптика и техника, но
неожиданность усиливала иллюзию. Нина так засмотрелась на океан, что даже
забыла о великом ученом. А тем временем Лавров и Сугубов уже здоровались с
ним и с дочерью.
Так вот он, знаменитый Михеев! На первый взгляд он не показался Нине
расслабленным стариком. На его голове была "историческая" шапочка из
черного шелка, знакомая по портретам. Седые усы, бритый подбородок, ровный
нос, еще живые, но чуть сонные глаза... Он с видимым трудом поднял правую
руку и протянул Лаврову, а затем Сугубову, без улыбки и какого-либо
выражения на лице. Видимо, он не узнавал их, хотя они навещали его не реже
двух раз в месяц. Лавров представил Нину. Но Михеев поднял в это время
глаза вверх, посмотрел на капители колонн и сказал:
- Хороший кабинет. Хотел бы я иметь такой.
Затем его взгляд упал на лицо Нины. Он вдруг протянул к ней обе руки и
воскликнул:
- Тамара! Вот хорошо, что приехала. Наклонись, я поцелую тебя в щечку.
Нина смутилась, но быстро наклонилась, и старик поцеловал ее.
- Принял за Тамару, любимую внучку, - пояснила дочь Михеева.
Услышав голос дочери, Михеев повернулся к ней, неуверенно протянул
руку и сказал:
- Мы, кажется, знакомы с вами?
- Да уж будет тебе, папа, - отвечала дочь, с печальной улыбкой пожимая
его руку. - Вот так-то целыми часами и днями греемся на солнышке и дремлем
под шум прибоя. И никаких картин ему больше уже не надо. Говорит, что новые
впечатления его утомляют, - обратилась Анна Семеновна к Лаврову.
Лавров объяснил ей, зачем они приехали.
- Ну что ж... Отца и спрашивать нечего, - ответила Анна Семеновна. -
Сами видите, в каком он состоянии. Делайте все, что необходимо, только
осторожно. Варвара Львовна и Иван Константинович помогут вам, - и указала
глазами на сиделку и санитара.
В кабинете Михеева не было лабораторных условий: стены и потолок не
изолированы, и, кроме того, в комнате находилось несколько мозговых
генераторов. Поэтому Лавров не решился принимать электроволны мозга Михеева
на антенну, а захватил с собою для верности надевающийся на голову колпак.
Михеев поворчал немного и даже помотал головой, пока с его головы
снимали шелковую шапочку и надевали колпак аппарата. Затем утих и задремал.
Так как необходимо было, чтобы мозг Михеева проявлял возможно большую
деятельность, Лавров попросил санитара пустить на ученого струю свежего
воздуха. Михеев поморщился и приоткрыл глаза. Лавров сейчас же начал громко
рассказывать о последнем научном эксперименте ближайшего ученика и
заместителя Михеева - академика Наумова и молодого ученого Малинина,
продолжавших работы Михеева над получением внутриатомной энергии. Все свое
остроумие, весь свой ораторский талант призвал Лавров на помощь, чтобы
заинтересовать Михеева. И это как будто удалось. Лицо Михеева несколько
ожило, он даже попытался задать какой-то вопрос. Он был похож на человека,
отчаянно борющегося с сильной дремотой. Но... дремота одолела. Михеев
закрыл глаза и пробормотал:
- Как неприятно подуло с моря холодным воздухом...
Лавров недовольно крякнул и буркнул, даже не понижая голоса:
- Больше из него, кажется, ничего не выжмешь.
Колпак сняли с головы Михеева, аппарат унесли. Лавров, Сугубов и Нина
распрощались с дочерью ученого - сам он продолжал дремать - и вышли.
* * *
В голубой эмалевой гостиной аппарат уже стоял на овальном столе.
Лавров быстро подошел к столу:
- Интересно посмотреть цереброграмму Михеева!
Сугубов безнадежно махнул рукой:
- Да разве это мозг Михеева?! Это развалина великого здания. Какое
печальное зрелище!
- Вы слишком мрачно настроены, Леонтий Самойлович, - возразил Лавров. -
Не все же процессы необратимые...
- Так, по вашему мнению, и старческий маразм Михеева - процесс
обратимый? - колко возразил Сугубов.
- Я совсем не утверждаю, что патологическая старость - процесс
обратимый. Но мы можем...
- Поздно, поздно, Иван Александрович. Вы знаете, я больше на
профилактику налегаю. Ортобиоз, правильный образ жизни должен обеспечить
нам здоровую, бодрую, нормальную старость без ослабления памяти и...
- А разве Михеев вел неправильный образ жизни?! - воскликнул Лавров. -
Не вы ли сами вырабатывали для него жизненный режим?..
Обычный спор между "друзьями-соперниками" зашел бы далеко, если бы
внимание ученых не было отвлечено лентой, которую Нина тем временем
извлекла из аппарата. На ленте видна была кривая работы мозга Михеева.
- Смотрите, смотрите! - уже совершенно дружеским тоном обратился
Лавров к Сугубову. - Это что-то совершенно исключительное...
На ленте сначала шла тоненькая вибрирующая ниточка. Размах зигзагов,
то есть амплитуда колебаний, "пульсация", был совершенно ничтожен, почти
незаметен для глаза. Это характеризовало вялость мозговой работы Михеева...
И вот эта тончайшая линия в нескольких местах вдруг как бы раздулась.
Размах отдельных колебаний был так велик, что выходил за пределы ленты.
- Вот он, взлет гения!.. - тихо проговорил Лавров, почти подавленный
грандиозностью явления. Нечто подобное, вероятно, испытывает сейсмолог,
просматривая необычайную сейсмограмму. В зигзагах, ничего не говорящих
непосвященному человеку, он отчетливо видит взрывы грандиозных сил природы.
- Вы помните тот момент, когда мне удалось оживить внимание Михеева?
Вот оно, видите? А ведь мозг его и в этот момент работал не на полную
мощность. Значит, сила мысли у Михеева не исчезла совершенно, а лишь
ослабла и как бы дремлет... А вы говорите: "Необратимый процесс". Я
решительно утверждаю, что если мозгу Михеева дать "костыли" - искусственное
электропитание, - то на этих костылях он еще пошагает...
Сугубов задумался. Да, под пеплом старости еще тлеют угли былого огня.
Кто знает, может быть, их действительно удастся раздуть в яркое пламя?
- Я первый поздравлю вас, если это вам удастся, - сказал, наконец,
Сугубов. - Но ведь это было бы довольно рискованным экспериментом. Нужны
предварительные опыты, но над кем? Над животными? Они не показательны. Над
людьми? Недопустимы.
- Вы опоздали, Леонтий Самойлович! Я уже проделал ряд опытов над
животными, и, представьте, довольно показательных... Проделал опыт и над
человеком...
- Как?! Вы осмелились? - взволнованно воскликнул Сугубов. - И кто же
тот несчастный, над которым вы...
- Я сам. Да, я сам этот счастливый человек! - торжествующе улыбнулся
Лавров.
- Вы?
- Да, я. Теперь об этом можно говорить... Я думаю, что каждый из нас
сделал бы то же самое.
- Да, но...
- Простите, Леонтий Самойлович: я наперед знаю все ваши "но", потому
что они одновременно и мои "но". Я моложе Михеева - это раз. То, что
перенес мой мозг, может не перенести мозг Михеева. Второе - качественные
показатели мозга Михеева тоже совершенно иные, чем мои. Нынешний мозг
Михеева стоит ниже качественного уровня моего мозга. Но в его гениальных
взлетах... На низком теперешнем уровне работающий мозг Михеева излучает
столь слабые электромагнитные колебания, что их едва воспринимает даже этот
сверхчувствительный аппарат. Ну, а во время вспышек былого проблеска
сознания этот необычный мозг вырабатывает электрическую мощность,
превышающую чуть ли не в десятки раз мощность "мозговых генераторов"
среднего человека. Мы должны дать мозгу Михеева эквивалент той
электроэнергии, которая когда-то вырабатывалась этим необычным мозгом
самостоятельно. Эквивалент же этот является даже не лошадиной, а слоновьей
дозой по сравнению с электромощностью среднего человеческого мозга.
Выдержат ли эту дозу изношенные мозговые клетки Михеева? А дать дозу
меньшую - значит не поднять работу мозга Михеева до былой мощности.
- Что же вы предполагаете делать? - спросил Сугубов.
- Продолжать опыты.
- Над собой?
- Зачем над собой? Над собой продолжать опыты не имеет смысла. Новый
эксперимент будет показателен лишь в том случае, если мы произведем его над
таким же дряхлым стариком и с таким же старческим слабоумием, как у
Михеева... Ежели этот мозг выдержит максимальную дозу электропитания,
выдержит ее и мозг Михеева.
- Неужели же вы хотите?.. - в ужасе воскликнул Сугубов.
- Я ничего не хочу. Я только сказал, какой эксперимент мог бы быть
вполне показательным, - быстро возразил Лавров. - Ничьей жизнью рисковать не
собираюсь... Впрочем, при известной осторожности и последовательности риск
может быть сведен до минимума. Можно подбирать для опыта стариков сначала
бодрых, затем все более дряхлых и усиливать дозы электропитания их мозга с
крайней осторожностью и самой пунктуальной последовательностью. В таком
случае, я полагаю, никакого серьезного вреда здоровью испытуемых мы не
причиним.
- Может быть, вы и правы, - не совсем твердо сказал Сугубов. - Во
всяком случае, прошу вас: прежде чем мы произведем опыт над Михеевым, ознакомьте меня с результатами ваших предыдущих опытов.
- Контроль? Охотно принимаю! - воскликнул Лавров. - Будет исполнено.
Вот вам в залог моя рука! - И он протянул Сугубову руку.
* * *
Размеренная жизнь ВИЭМ неожиданно резко нарушилась. Из клиники исчезли
двое больных - Кудрявцев и Голубев. Весь институт был поднят на розыски
стариков, и, наконец, их нашли в дальнем секторе Парка культуры и отдыха.
Оба они в течение нескольких дней проявили одинаковую и непонятную
возбудимость и странное для старческих организмов ослабление тормозных
процессов.
Наблюдая больных, Нина следила и за Лавровым. Ей казалось, что ему
известны причины отклонения больных от психической нормы, но он скрывает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг