безвестный Сурков, бесполезное, грязное полуживотное, и так далее и так
далее...
- Но ведь с завершением работы Михеева связаны интересы родины! -
воскликнула Нина, задетая упреком Лаврова. - Разве каждый из нас не отдаст с
радостью всю свою жизнь на благо родины?
- Свою, Нина! Свою собственную жизнь, а не чужую. Буду говорить прямо.
Я решил начать опыт с самого себя. Но так как быть одновременно в двух
ролях - подопытного кролика и экспериментатора-наблюдателя - трудно, то
здесь я рассчитываю на вашу помощь и... вашу скромность. Я долго
присматривался к вам: вы девушка не болтливая и дельная... Теперь вам все
понятно? Дайте же мне ответ, согласитесь ли вы быть моей помощницей в этом
деле.
- А если лучистая энергия разрушит клетки вашего мозга, вызовет
кровоизлияние?
Лавров иронически прищурил глаз.
- Без некоторого риска здесь не обойдешься.
- Что ни говорите, но жизнь разных людей не равноценна...
- Каждый дает обществу по способностям, и в этом смысле полезность
людей различна, но сама жизнь, всякая жизнь бесценна, - серьезно возразил
Лавров. - Я допускаю право распоряжаться для блага родины лишь своей жизнью.
- А если вы погибнете, разве интересы родины в этом случае не
пострадают? Я уж не говорю о вашей научной работе. Но ведь никто, кроме
вас, не сможет вернуть Михееву работоспособность, а в этом сейчас весь
вопрос... Нет, воля ваша: я не могу взять на себя ту роль, которую вы мне
предлагаете!
- Значит, вы отказываетесь помочь мне?
- Не отказываюсь, но хочу предложить вам иное. Вы сами говорили, что
общественная полезность людей различна. Давайте говорить прямо: в этом
смысле ценность вашей и моей жизни несоизмеримы... Словом, я предлагаю для
опыта себя. Ведь каждый может распоряжаться своею жизнью, не так ли? Так
пусть буду я подопытным кроликом, а вы экспериментатором.
Лавров посмотрел на Нину с удивлением. Несколько минут просидели они в
глубоком молчании. Наконец Лавров твердо заявил:
- Вы хотите пожертвовать науке свою молодую жизнь? Это очень
трогательно, но я ни в коем случае не соглашусь на ваше
самопожертвование!.. Да вы и не годны для этого опыта. То, что может
перенести ваш молодой мозг, окажется непосильным для мозга Михеева... Нет,
разговор может идти только обо мне и ни о ком другом. Если вы откажетесь
помогать, придется мне работать одному. Это несколько снизит шансы на
успех, ну, и понятно... увеличит риск эксперимента.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Наконец Лавров поднялся,
протянул руку и сказал:
- Завтра в институте вы дадите мне ответ.
Когда на другой день Нина вошла в кабинет Лаврова, старый профессор
внимательно посмотрел ей в лицо и, ничего не спросив, сказал: "Вот и
отлично", - и повел ее в лабораторию. За всю свою жизнь никогда еще Нина так
не волновалась. Но ничего страшного не произошло. Все оказалось проще, чем
она ожидала. Лавров уже давно изучил природу электромагнитных колебаний
своего мозга, и аппарат был настроен соответствующим образом. Ученый надел
на голову металлический колпак, поправил электроды у висков, протянул было
руку к выключателю, но, не включив аппарата, обратился к девушке:
- Не исключена возможность, что я вдруг почувствую себя худо. Тогда вы
должны помочь мне: выключить аппарат, снять колпак, оказать первую
помощь... Но ваша роль этим не ограничивается: вы понадобитесь мне в
качестве экспериментатора. Как только я поверну выключатель и электроволны
пройдут через мой мозг, я превращусь в подопытное животное - и только. Вы
будете наблюдать за мною и говорить в диктофон все, что заметите. Вот он
перед вами. Садитесь. Итак, начинаем...
Нина заговорила срывающимся от волнения голосом. Ее слова немедленно
ложились невидимыми знаками на тончайшей проволоке.
- Десять часов шестнадцать минут. Профессор Лавров включает аппарат.
Его лицо спокойно. Он улыбается. Говорит, что не испытывает никаких
изменений в работе мозга.
...Семнадцать минут! Все то же.
Девятнадцать! Нетерпеливое движение в кресле. На лице озабоченность.
Двадцать минут! Лицо проясняется. Улыбаясь, говорит, что "как будто
посвежело в мозгу". Начинает вспоминать забытые имена, фамилии: "Вот тот,
что приходил дней семь тому назад из Института мозга. Аспирант. Такая
длинная фамилия..." Пауза пять секунд. "Скоробогатов! И приходил не семь, а
девять дней тому назад... Как фамилия больного, который выписался двадцать
дней назад?.." Пауза три секунды. "Воробьев".
Двадцать две минуты! "Мозг работает молодо. Совсем молодо. Попробую
умножить в уме двадцать два на двадцать два..." Пауза одна секунда.
"Четыреста восемьдесят четыре". "Двадцать девять на тридцать семь..." Пауза
четыре секунды. "Тысяча семьдесят три". "Удивительно проясняется в голове!
Сейчас я попишу, Нина. Набросаю кое-какие мысли..."
Вынимает перо, записную книжку, сосредоточенно пишет.
Десять часов тридцать одна минута. "Ну вот, на первый раз и довольно.
Потом прочту". Прячет перо и книжку, выключает аппарат, снимает с головы
колпак, проверяет пульс. Просит меня помочь ему определить давление крови.
Пульс нормальный. Давление немного повышено, "как всегда..."
- Ну, вот и окончен наш опыт, - говорит Лавров, поворачивая к Нине
улыбающееся лицо. - Знаете, у меня даже сейчас остается ощущение свежести
мысли... Ну, я иду на обход больных, а вы тем временем заставьте диктофон
медленно повторить ваши слова... Запишите все вон в тот журнал... После
обхода я зайду за вами, и мы вместе отправимся к товарищу Михееву.
- К Михееву?
Нина обрадовалась, ей еще не приходилось встречаться с этим великим
человеком.
- Ну, разумеется. Опыт удался, и я больше не хочу медлить ни одного
часа. Понятно, нужна большая осторожность: Михеев много старше меня! Сейчас
мы возьмем с собой только аппарат из лаборатории - определим характер волн,
излучаемых мозгом Михеева.
И он вышел веселый и бодрый.
"Как удача молодит людей!" - невольно подумала Нина и под диктовку
собственного голоса принялась записывать в журнал ход опыта.
* * *
На улице разыгралась метель. Нина сидела рядом с Лавровым и задумчиво
смотрела сквозь прозрачные стенки электромобиля. Мелькали и уносились назад
дома, сосны и серебристые ели, арки, колоннада, статуи, башни...
Машина нырнула в тоннель путепровода, круто повернула вправо и въехала
на автостраду, проложенную к Институту физических проблем имени академика
Михеева. По сторонам этой загородной дороги виднелись нарядные коттеджи,
окруженные садами, огородами и грандиозными оранжереями пригородного
плодоовощного хозяйства. Отсюда каждое утро во всякое время года двигались
вереницы машин, снабжавших ленинградцев свежими овощами, фруктами и
ягодами.
На автостраде движение было незначительное, и шофер пустил
электромобиль со скоростью ста двадцати километров в час.
Лавров снял со стенки трубку радиотелефона, вызвал коменданта
института и сказал:
- Мы приедем через пятнадцать минут. Предупредите семью Семена
Григорьевича. Профессор Сугубов еще не приехал?
- Семья уже предупреждена. Вас ждут. Профессор Сугубов только что
говорил со мной. Он едет следом за вашей машиной.
- Ах, вот как! - воскликнул Лавров и повесил трубку радиотелефона. -
Едет за нами и не подает о себе вести? Ну, мы сами сейчас его вызовем.
Алло! Леонтий Самойлович?
- Я,- услышала Нина голос Сугубова так отчетливо, как будто он сидел
рядом с нею.
- Что же вы, дорогой мой, не предупредили, что поедете следом за мной?
- А зачем? Приедем - увидимся!
- Как зачем? Поговорили бы: летучий консилиум, так сказать.
- Какие тут разговоры на скорости в сто двадцать километров! У вас
шофер, а я сам правлю.
- Риска-то никакого нет, - убеждал Лавров. - Вот вы институт вызывали,
на несколько секунд управление оставляли же, и ничего: "автоматический
шофер" сам управлял... В чем же дело?
- А вот вы сами садитесь за руль, Иван Александрович, тогда я вам
отвечу, - не совсем любезно отозвался Сугубов.
- Экий вы, право! - проворчал Лавров и выключил радиотелефон.
Дорога начала полого подниматься вверх. По сторонам виднелся густой
сосновый лес. Просеки открывали вид на швейцарские домики, английские
коттеджи, белые виллы с колоннами, верандами, балконами.
- Въезжаем в михеевскую республику, - шутливо сказал Лавров,
обернувшись к Нине.
Институт физических проблем был расположен на лесистом холме. Это был
целый город, на строительство которого правительство не жалело никаких
средств. Лаборатории низких температур, сверхвысоких давлений, сверхвысоких
напряжений и электромагнитных полей и многие другие лаборатории занимали
огромные здания. Стоили они десятки миллионов рублей. Целая армия научных
работников, опытных экспериментаторов обслуживала эти лаборатории.
Для Михеева ни в чем не было отказа, и он не оставался в долгу: в его
лабораториях были созданы микроаккумуляторы необычайно большой емкости. Они
произвели настоящую революцию в транспорте и сохранили для синтетической
химии драгоценное жидкое топливо. На широких проспектах городов Советского
Союза появились первые бесшумные электромобили. На площадях и на
автострадах вместо станций и колонок для заправки горючего возникли изящные
киоски с маленькими "шоколадными плитками" и "папиросными коробками"
аккумуляторов, хранивших энергию на многочасовое движение электромобиля.
Вслед за электромобилями родились бесшумные электроаэробусы и электропланы.
Механизмы машин и их управление упростились. Этим дело не ограничивалось:
микроаккумуляторы находили все новое и новое применение...
С помощью своих ближайших сотрудников Михеев практически осуществил
проблему передачи электроэнергии на далекое расстояние без проводов. Он
создал совершенно новый тип генератора с простым металлическим диском, без
всяких обмоток, вместо ротора. Изготовление генераторов чрезвычайно
упростилось и удешевилось. Немало сделали и сотрудники института.
Молодой талантливый помощник Михеева - Малинин изобрел новые
фотоэлементы с таким высоким коэффициентом полезного действия, что
промышленное использование их как двигателей получило самое широкое
распространение. Другой сотрудник Михеева справился с задачей создания на
земле "сверхтяжелой материи", вызвавшей целый переворот в технике. Третий
создал невесомый и "летающий" металлы, которые внесли коренные изменения во
все виды транспорта и строительства. Четвертый изобрел новый тип солнечного
двигателя.
В демократической "михеевской научной республике" каждый получал по
заслугам и никто не тонул в лучах славы мирового ученого. Но все же целый
ряд ценнейших изобретений и открытий института по праву принадлежал самому
Михееву.
За последнее время Михеев подошел к высочайшей вершине своей
многолетней творческой деятельности - к овладению внутриатомной энергией.
Рука об руку со своими верными помощниками он упорно и верно подвигался к
цели, направляя силу своего необычайного ума и остроумие своих молодых
сотрудников на твердыни самой укрепленной и неприступной крепости -
природы.
Весь мир следил за напряженной, титанической борьбой.
И вот в это самое время природа, словно для того чтобы спасти свою
великую тайну, нанесла сокрушительный удар командиру научной армии:
Михеевым начала овладевать старческая дряхлость. Силы быстро падали.
Успеет ли великий ученый довести свое дело до конца?..
Вскоре Михееву стало трудно передвигаться по научному городку,
спускаться в подвалы, подниматься по лестницам. Михеев обратился за помощью
к врачам. Началась великая борьба со старостью академика Михеева. Советское
правительство отпустило на эту борьбу специальные средства.
Квартиру Михеева соединили с лабораториями, расположенными в отдельных
домах, теплыми, крытыми переходами и специальными лифтами. Михеев снова
получил возможность, не сходя с удобного электрокресла, посещать все уголки
научного города. В то время голова его была еще свежа, в слабом теле
заключалось еще немало энергии. Глуховатый голос ученого стал снова
слышаться то тут, то там.
Среди молодых было несколько выдающихся, исключительно одаренных
экспериментаторов. С ними старик академик особенно охотно делился своими
мыслями.
Работа в институте вновь пошла полным ходом.
Квартира академика была превращена в своеобразный санаторий. Чтобы дом
не слишком нагревался летом, бригада молодых инженеров облицевала стены
металлическими пластинами, как рыбьей чешуей. Одна сторона пластин была
белая, полированная и блестящая, другая - темная, матовая. Эти пластины в
зимние морозы поворачивались к солнцу своей темной стороной - для
наибольшего поглощения слабых тепловых лучей, летом белой и блестящей -
для отражения солнечных лучей. Крышу дома сделали совершенно плоской и
покрыли ее слоем воды в пятьдесят сантиметров. Летом вода поглощала
тепловые лучи, зимою же, смерзаясь в лед, она служила прекрасной изоляцией
от холода.
Особое внимание было обращено на кондиционные установки внутри здания.
Воздух в квартире беспрерывно обновлялся, очищался от пыли, промывался,
пропускался через особые фильтры статического электричества (для
уничтожения вредной ионизации воздушных молекул) и, наконец, подогревался.
По желанию Михеева воздух в одну минуту мог быть напоен ароматами моря,
цветущего поля, хвойного леса.
Врачи нашли, что полная тишина необходима Михееву только в часы
умственных занятий. В часы же отдыха работу нервов и мозга ученого
необходимо поддерживать умело подобранными звуковыми, световыми и другими
раздражителями.
Кроме того, мышцы Михеева должны работать во что бы то ни стало.
Молодые инженеры удачно справились и с этой сложной задачей, применив
завоевания кино и радиотехники. Пока ноги Михеева еще не слишком ослабели,
он совершал довольно длительные и интересные прогулки, "не сходя с места":
под его шагающими ногами медленно и незаметно подвигался в обратную сторону
транспортер. Михееву казалось, что он идет берегом моря. Он видел далекий
горизонт, яхты, электроходы, движение облаков, переливы синих и зеленых
пятен на поверхности воды, слушал шум прибоя, шуршание гальки по песку и
всей грудью вдыхал свежий морской воздух. Мягкие волны бриза ласкали его
лицо.
Иногда он "отправлялся" в сосновый лес, "всходил" на небольшие
пригорки - это необходимо было для укрепления работы сердца - и обозревал
окрестность.
С этих прогулок ученый "возвращался" освеженный, бодрый, с хорошим
аппетитом.
Но "пешеходные" прогулки становились все короче и короче. Настал день,
когда Михеев заявил, что его утомляют даже поездки в кресле по институту, в
особенности лифты. Как ни медленно опускались и поднимались они, Михеев
уверял, что это действует ему на сердце. Пришлось еще раз призвать на
помощь технику. Приемные и передающие телевизоры были установлены во всех
лабораториях, перед всеми аппаратами и в лекционном зале. Михеев продолжал
"бывать всюду" и руководить работой из своего кабинета, не сходя с кресла.
Руководство ученого в это время приносило уже мало пользы. Многое он
путал, забывал, делал ошибки. Но сотрудники и виду не подавали. С обычным
вниманием выслушивали они его и не сетовали, если Михеев за Ивана бранил
Петра или же приказывал сделать то, что уже давно было сделано. Они слишком
любили и уважали своего старого учителя и друга.
Врачи неослабно следили за здоровьем Михеева.
Но старость непреклонно разрушала гениальный мозг.
Настал день, когда Михеев вдруг забыл свою фамилию и заявил, что ему
совершенно неинтересно заниматься какими-то атомами. Он предпочитает им
манную кашу с клубничным вареньем.
А работа была уже совсем близка к окончанию. Сотрудники института, от
заместителя директора до юного лаборанта, переживали дни и часы глубочайшей
скорби...
* * *
Снег перестал падать. Сквозь разрывы в тучах проглядывали голубые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг