эти причины. "Неужели, - задавала она себе вопрос, - неужели Лавров вопреки
своему слову начал тайно производить рискованные опыты?" Нина вспомнила
классическое определение высшей нервной деятельности:
"Это - сила обоих основных нервных процессов: раздражения и
торможения, затем - соотношение по силе их между собою - уравновешенность
и, наконец, подвижность их. Эти пункты, с одной стороны, ложатся в
основание типов высшей нервной деятельности, а эти типы играют большую роль
в генезисе нервных и так называемых душевных заболеваний; с другой -
представляют характерные изменения при патологическом состоянии этой
деятельности".
Так писал великий Павлов. Из этого незыблемого научного положения
следует, что электризация мозга должна вести к патологическому состоянию.
Все же Нина решила не вызывать Лаврова на объяснение и не делиться своими
подозрениями с Сугубовым.
В тот самый день, когда Кудрявцев и Голубев, наконец, вернулись к
своему обычному состоянию, из лаборатории Дубльвэ санитары вывезли труп
Суркова, жалкого, дряхлого старика, который много месяцев находился на
попечении института. Нина вошла в лабораторию, когда Суркова поднимали с
пола. Одного взгляда на Лаврова, кресло, провода и тело несчастной жертвы
было достаточно, чтобы понять, что произошло.
Бледный Лавров сурово и упорно смотрел в одну точку. Казалось, он
хотел вызвать Нину на самое резкое столкновение. И вдруг она поняла, что не
только Сурков, не только Голубев и Кудрявцев, но и сам Лавров является
жертвой своего экспериментаторского увлечения.
"Он электризует свой мозг и перестал контролировать свои желания. Он
не управляет собой", - с ужасом подумала Нина. Она пробормотала какую-то
фразу и быстро вышла, с облегчением захлопнув за собой стальную дверь
лаборатории Дубльвэ.
"К Сугубову, непременно к Сугубову", - решила Нина, хотя знала, что
профессор отдыхает далеко за городом...
* * *
Такси летело довольно низко над землей. Пушистые от инея леса были
освещены лучами заходящего солнца. Нина открыла окно, ее лицо обдал
влажный, свежий воздух. Во всем чувствовалось приближение весны.
Показался холм, покрытый лесом, озеро и на берегу дом, окруженный
садом.
Летчик еще раз нагнулся над картой и направил машину к дому,
постепенно убавляя скорость.
Сугубов провел Нину в дом, сложенный из толстых бревен и напоминавший
старинные постройки норвежских крестьян.
- Вот моя гостиная-столовая, - сказал Сугубов.
Нина с любопытством разглядывала вместительную комнату, большой стол и
стулья с растопыренными резными ножками, диван, шкафчики резного дерева. По
стенам висели ружья, ягдташи, удочки, хитроумные рыболовные снасти. В углу
в большом очаге-камине пылали дрова. Над огнем висел медный чайник.
- Будьте как дома, - продолжал Сугубов. - Сюда люди с деловыми
разговорами обыкновенно мною не допускаются. Вы - исключение. Здесь я
только отдыхаю. Кругом леса, простор. Ближайший мой сосед - судостроитель
Климов. Его дача на том берегу озера. Мы нередко с ним вместе охотимся.
- А еще чем вы тут занимаетесь?
- Отдыхом, отдыхом и отдыхом, - ответил Сугубов. - Чтобы хорошо
работать, надо уметь хорошо отдыхать.
- Это тоже входит в ваш ортобиоз?
- Всенепременнейше. Ортобиоз - правильная жизнь, а правильная жизнь -
это жизнь естественная, по законам природы и близкая к природе. И это
вполне возможно даже для нас, жителей больших городов. Электромобили,
аэротакси - все это великолепно. Но почему бы не прокатиться на хорошей
лошадке зимним вечером по лесной дороге и полям?
- Как, вы...
- Представьте, большой любитель лошадей. И у меня замечательная пара.
Непременно вас покатаю. Но сначала о деле. Говорите, что у вас там
стряслось.
Сугубов выслушал рассказ Нины, сидя у камина в деревянном кресле.
- Бедный мой друг-соперник... Вы знаете, мы наблюдаем за здоровьем
друг друга. И мне казалось, что я знаю все тайники физической природы и
высшей нервной деятельности Ивана Александровича...
Сугубов глубоко задумался. Нина тоже сидела молча, не мешая ему
сосредоточиться.
Как бы рассуждая с самим собой, Сугубов, наконец, заговорил:
- Завтра же Ивана Александровича осторожно отстраним от работы.
Придумаем неотложную командировку. Придется и мне ехать понаблюдать за ним.
Может быть, удастся подвинтить его ослабнувшие тормоза и восстановить
нормальное взаимоотношение двух процессов.
Однако эти планы Сугубову выполнить не удалось. Когда на следующий
день он приехал в ВИЭМ, ему встревоженно сообщили об исчезновении Лаврова и
Никитиной. К вечеру стало ясно, что нигде в Ленинграде профессора и его
ассистента нет. Как ни дика показалась вначале Сугубову мысль, что Лавров
похитил Нину и сам скрылся, опасаясь, что ему помешают продолжать опыты,
эта мысль с каждым часом все больше и больше овладевала им.
* * *
Иван Александрович Лавров действительно увлек Нину в путешествие и
действительно радовался тому, что таким образом помешает Нине выступать
против его опытов. Но решение о поездке появилось только вследствие того,
что его старый приятель Глебов, начальник подводной арктической станции,
срочной радиограммой попросил Лаврова приехать произвести ему операцию.
Нина едва успела вернуться от Сугубова, когда ее вызвал Лавров, и,
будто накануне ничего не произошло, мягко и сосредоточенно заговорил:
- Мне нужна ваша помощь, и я надеюсь, что вы не откажете мне. Я
получил радиограмму. Умирает мой близкий друг. Нужна операция. Ее успех
отчасти зависит и от вас: я уже привык работать с вами, у вас ловкие руки,
и вы понимаете с полуслова, что нужно делать. Наше путешествие продлится
недолго. Может быть, мы успеем вернуться сегодня же вечером, в крайнем
случае - завтра к утру.
- Летим, - ответила Нина.
Ничего другого она не могла сказать; нельзя же отпустить Лаврова
одного, и притом ведь он собирается делать серьезную операцию. Кто знает,
как еще может измениться его настроение в пути и к чему эти перемены
приведут?..
Уже на втором часу пути эти перемены, которых опасалась Нина, начали
сказываться. Лавров хмурился, прикладывал концы пальцев к вискам и,
наконец, сказал:
- Здесь, в ящике, переносный аппарат для электризации... Мне надо
освежить свой мозг. Вы, вероятно, и не знали, что я частенько прибегаю к
этому.
Нина мгновение колебалась, затем ответила:
- Я знала, Иван Александрович.
- Будто бы? - спросил он, посмотрев на нее насмешливо и в то же время
испуганно. - Неужели вы исподтишка выслеживали меня? Но ведь я закрывался в
лаборатории...
- Нет, Иван Александрович, я не выслеживала, но у вас так резко
изменился характер, вы стали совершать несвойственные вам поступки...
- Ну, конечно! - гневно воскликнул Лавров. - Вы хотите сказать, что от
электризации мозга я спятил с ума?.. Помогите же мне. Аккумуляторы малы, но
чрезвычайно тяжелы.
- Не помогу, профессор.
- Почему?
- Потому что электризация губит вас!
Лавров опустился перед ящиком и, открывая его, быстро заговорил:
- Упрямица! Без электризации я могу погибнуть еще быстрее. Мой мозг
уже привык к электризации, как к наркотику. Если я не получу привычной
дозы, наступит реакция, глубокий сон, если не что-нибудь худшее. А что,
если в полете произойдет какая-нибудь неожиданность? Как ни совершенны
автоматы, в известных условиях они не могут заменить человека.
- Научите меня управлять ими.
- Это не так просто, - возразил Лавров. - И, кроме того, не забывайте,
что мне предстоит чрезвычайно сложная операция. От состояния моего мозга
зависит жизнь человека.
С этими доводами нельзя было не согласиться. "Ведь и применение
наркотических средств нельзя слишком резко обрывать", - убеждала себя Нина,
нехотя помогая Лаврову.
Когда электризация мозга была закончена, Лавров шумно вздохнул и
откинулся на спинку кресла.
- Вот! Теперь хорошо! Мысль ясна и легка.
- Мне не совсем понятно действие электризации, - сказала Нина. - Если
работа мозга и облегчается, получая электроэнергию извне, то усиление
мозговой деятельности должно происходить только в то время, когда получает
добавочное искусственное электропитание. Но с прекращением этого питания
работа мозга, во всяком случае, по субъективному ощущению, должна скорее
ухудшиться. Между тем вы как будто находите, что действие...
- Да, нахожу, - прервал Нину Лавров. - Почему так происходит, для меня
самого еще неясно, но действие электризации мозга имеет длительный
характер. Разве иначе я стал бы прибегать к электризации? Именно потому,
что действие было длительным и пятиминутной зарядки хватало на сутки, я и
начал систематически подвергать себя этой процедуре. Не думайте, что я стал
каким-то электронаркоманом. Когда я сочту опыт законченным и верну память
Михееву, то подвергнусь электронаркозу, высплюсь и проснусь как ни в чем не
бывало.
"Так его и придется лечить", - подумала Нина и тут же вспомнила, что не
оставила Сугубову сообщения о своем отъезде. Впрочем, вероятно, это сделал
Лавров.
- Конечно, в ВИЭМ знают о нашем отъезде? - спросила Нина.
- Что? Зачем? - вспыхнул Лавров и вдруг закричал: - Я распоряжаюсь
собой! И вами! Понимаете?
Нина пожала плечами и, стараясь не обнаружить перед Лавровым своего
волнения, поставила экран "телеглаз".
Густая пестрая и синяя сеть каналов пересекалась во всех направлениях.
Могучий экран переносил океанский корабль через водяной перекресток.
Бесчисленные поезда, похожие на чудовищных ящеров, шли по необычайно
широкой колее, сверкая окнами двух этажей. Над этими поездами по легким
ажурным эстакадам на высоте ста метров мчались другие, еще более
быстроходные. По автострадам мчались вереницы безрельсовых поездов и
автомобилей. Машина Лаврова то плавно поднималась, то делала вираж, чтобы
обойти встречный воздушный поезд - гигантский крейсер воздушного океана. Об
этом заботились зоркие и неутомимые глаза - фотоэлементы автоматического
пилота.
В поле зрения "телеглаза" вошел летающий городок - научный институт.
Там ведется напряженная и разнообразная научная работа по астрономии,
метеорологии, аэрологии, биофизике. Как своеобразна должна быть жизнь в
этом летающем городе под вечно безоблачным небом! Раньше Нина мечтала
побывать в этом исключительном сооружении эпохи, но ее теперь так угнетала
мысль о поведении Лаврова и ее собственном легкомысленном согласии на
поездку, становящуюся похожей на плен, что она равнодушно смотрела на
купола обсерватории и "минареты" - вышки с научными приборами, придававшие
городу восточный характер.
Воздушный городок остался позади.
Нина тихо встала и пошла в аппаратную. Лавров не окликал ее. Узкая
дверь открылась без звука. За нею - маленькая комнатка, вся уставленная
сложными авиационными приборами. Вот и радиотелефон. С волнением Нина
взялась за вариометр. Длина волны приемно-передающей радиостанции
института...
Так. Но почему аппарат не оживает?..
Нина нетерпеливо склонилась над столом и вдруг услышала насмешливый
голос Лаврова:
- Не трудитесь понапрасну. Ничего не выйдет. Эта радиостанция с
секретом...
* * *
То, что издали Нина приняла за форму моста, оказалось аэродромом,
сооруженным между двумя отрогами гор...
Аэродром был снабжен тормозными электромагнитами и подвижной
поверхностью посадочной площадки. Эта поверхность могла двигаться, таким
образом машины могли садиться на небольшой аэродром даже при значительной
посадочной скорости.
Транспортер подтянул машину Лаврова к краю аэродрома. Лавров и Нина с
чемоданами, в которых были медицинские принадлежности, вошли в кабину
лифта. Началось новое путешествие. Лифт опустил их с горы. Они вышли на
небольшую площадь, сели в электромобиль и покатили по дороге, высеченной в
граните, к берегу моря. Там они вошли в кабину другого, последнего лифта.
Это путешествие длилось всего шесть минут. Лавров и Нина вышли. Перед ними
был настоящий вокзальный зал, хотя и не очень большой. "И это под водой,
под вечным покровом двигающихся льдов", - подумала Нина и сказала, обращаясь
к Лаврову:
- Однако и забрался же ваш Глебов. Его и со сказочным наливным
яблочком не найдешь.
- Найдем, - ответил Лавров. - Мы почти на месте. Входите в кабину
лифта, Нина, будем погружаться в пучину Полярного океана.
Нина вошла в кабину и на ее стене увидела чертежи подводной
лаборатории. Это было обширное круглое здание, поднимающееся из глубины
океана, вершина его была ниже подошвы ледяных полей. Оно стояло на обрыве
подводного плато. Из нижнего этажа шел тоннель-отросток, погружавшийся в
еще большую глубину. Пока они опускались, лифтер успел сообщить Нине
кое-какие подробности о здании. Во всех этажах производятся научные
исследования соответствующих слоев воды - биологические, физические,
химические, берутся пробы воды через особые камеры. Стены здания построены
из специальных сплавов, не подвергающихся коррозии. Двадцать подводных
лодок совершают плавания для изучения центрального полярного района.
На вопрос Лаврова о Глебове лифтер ответил:
- Дмитрий Иванович лежит в больнице. Это во втором этаже.
В предоперационной комнате Лавров потребовал для себя и Нины
стерильные халаты, переоделся и начал мыть руки. В это время вышел молодой
врач. Он приветствовал профессора и грустно сказал:
- Несчастье, профессор... Глебов...
- Что с Дмитрием? - воскликнул Лавров.
- Увы... Дмитрий Иванович только что умер от шока во время операции.
Лавров крякнул, но, к удивлению Нины, продолжал мыть руки с
необычайной поспешностью и даже каким-то ожесточением. "Быть может, -
подумала она, - это происходит у него бессознательно?"
- Скорее, Нина, мойте руки, - приказал он.
"Видно, смерть Глебова еще больше омрачила его разум", - подумала Нина,
но не стала перечить профессору.
Несмотря на всю спешку, Лавров постоял еще вместе с Ниной под ливнем
лучистой энергии, чтобы окончательно стерилизовать поверхность тела, и
только после этого вошел в операционную.
Глебов еще лежал на операционном столе. Хирург - уже немолодой человек
- стоял, опустив голову, возле стола. Сестра убирала инструменты.
- Давайте сюда инструменты, - властно потребовал Лавров и повернулся к
хирургу: - Помогите закончить операцию.
Хирург непонимающими глазами посмотрел на Лаврова и сказал:
- Но ведь Глебов мертв, профессор.
- Знаю. Нина, возьмите из серебряного ящичка шприц и две ампулы.
И Лавров начал с необычайной скоростью и ловкостью оперировать мертвое
тело. Хирург был так ошеломлен, что несколько секунд оставался неподвижным,
а затем, подчиняясь авторитету профессора, хотя и не понимая цели
посмертной операции, начал помогать Лаврову. У покойного Глебова был очень
тяжелый случай ущемленной грыжи. В две минуты Лавров докончил начатую до
него операцию, поразив хирурга и Нину совершенством техники, находчивостью
и быстротой. Оставалось только наложить швы. Предоставив это дело хирургу,
Лавров сказал Нине:
- Теперь давайте скорее шприц и ампулы. - Он быстро отколол головки
ампул, наполнил шприц жидкостью, сделал укол в сердце мертвеца, и через
несколько секунд Глебов начал подавать признаки жизни. Появился слабый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг