нервничает?"
- Где отчет? - спросил Промтоваров. - Вы должны были сдать его две недели
назад!
- Сейчас напишу! - быстро ответил я, а сам думаю: "Интересно, почему он
вдруг про отчет вспомнил?"
- А заявка где?
- Какая заявка?
- Которую вам полагалось составить еще в прошлом квартале!
- Ах, эта! Уже почти составил, - соврал я, а сам думаю: "Интересно, куда
он клонит?"
- Вы забываете, что вы на службе! - продолжал Промтоваров. - Сегодня вы
шестой раз в этом месяце опоздали на работу!
- Пятый! - уточнил я и подумал: "Интересно, чего он все ходит вокруг да
около? Что ему от меня надо?"
- Пусть пятый! Но неужели вы, Хлопушкин, не понимаете, что так
продолжаться не может?
- Почему же не понимаю? - попытался я слегка обидеться, а сам подумал:
"Нет, все-таки интересно, что он хочет всем этим сказать?"
- Ну, раз понимаете, тем лучше, - и Григорий Борисович хлопнул ладонью по
столу. - Я подписал приказ о вашем увольнении. Ясно?
- Конечно! - спокойно ответил я и подумал: "Интересно, на что же он
все-таки намекает?"
- Завтра можете на работу не выходить. Всего хорошего!
- Счастливо оставаться! - сказал я и, выйдя из кабинета, подумал: "Нет,
черт возьми, не успокоюсь, пока не пойму, что же все-таки Промтоваров
хотел всем этим сказать?"
Прошел год с тех пор, как меня уволили. Я успел проработать еще в двух
учреждениях. И часто, вспоминая последний разговор с Промтоваровым и
бережно восстанавливая в памяти слова, жесты и мимику Григория Борисовича,
я все старался понять, что же на самом деле скрывалось за словами моего
бывшего шефа.
И вот однажды мы случайно встретились у наших общих знакомых.
- Григорий Борисович, - тихо сказал я, беря его под руку и отводя в
сторону, - дело прошлое, но объясните, ради бога, что вы хотели сказать,
когда увольняли меня с работы? На что вы намекали?
- Ни на что я не намекал! - ответил Промтоваров, стараясь изобразить на
своем лице удивление. - Я вам прямо тогда сказал, что мне не нужны
бездельники. Неужели вы не поняли?
- Конечно, понял! - сказал я, делая вид, что бодро улыбаюсь. А сам
подумал: "Интересно, почему он и теперь еще продолжает темнить? Что все
это значит?"
И вы ведь тоже слушаете меня, а сами думаете: "Интересно, зачем он нам все
это рассказывает? Что он хочет сказать своим странным рассказом?"
Вот то-то и оно-то! Чужая душа - потемки!
ЗАГАДКА
Однажды, возвращаясь с работы, Сергей Петрович Лапов заметил на стенке
лифта малограмотную надпись "Лапов дура". Слова были написаны неровными
детскими буквами, мелом. Сергей Петрович, разумеется, догадался, что эти
слова относятся не к нему, а к его сыну - первокласснику Мишке. И все же
ему стало как-то неприятно. В конце концов, могли бы написать
поконкретней. И пока лифт поднимался, Лапов старательно стер носовым
платком свою фамилию. Так что обидное слово относилось теперь неизвестно к
кому и носило абстрактный характер.
Однако спустя два дня тот же самый текст был написан тем же самым невинным
детским почерком в том же лифте. Лапов снова стер свою фамилию и решил,
что, пожалуй, следует принять какие-нибудь превентивные меры.
- Послушай, - как бы между прочим сказал он белобрысому ушастику Мишке, -
кто пишет у нас в лифте "Лапов дура"?
- Это не я! - выпалил Мишка.
- Я сам знаю, что не ты. Не хватало, чтобы ты сам о себе сочинял такое! -
Отец покачал головой и хмыкнул. - Но я хотел бы выяснить, кто все-таки
пишет эти глупости?
- Не знаю, - промямлил сын, и правое ухо его сделалось красным, а левое со
следами чернил на мочке заметно побелело.
- Но ты знаешь, что подобные слова нельзя писать в местах общего
пользования?
- Знаю...
- Ты знаешь, что за порчу и загрязнение лифта можно попасть в милицию?
- Знаю... - еще тише повторил Мишка.
- Так кто же написал "Лапов дура"?
- Не знаю... - До школы Михаил три года ходил в детский сад, и эти годы не
были растрачены впустую. Он твердо усвоил, что такое ябеда.
- Ну ладно. - Сергей Петрович решил изменить тактику. - А с кем ты дружишь?
Сын прикинул, не кроется ли в этом вопросе какой-нибудь подвох, и от
напряжения пошевелил разноцветными ушами.
- С Кокой дружу.
Кока жил в соседней квартире. Ему еще не было пяти лет, и, следовательно,
писать он пока не умел.
- А еще с кем?
- С Башиловым, с Козюрой, - по школьной привычке он называл своих друзей
по фамилиям. - А еще с Галимжановым и Калиной.
- И все они живут в нашем доме?
- Живут...
- Значит, кто-то из них и сделал надпись в лифте! - торжествующе
воскликнул Лапов-старший. Ловушка захлопнулась. Лапов-младший горестно
подивился дьявольской хитрости взрослых, и разноцветные уши его поникли...
Для начала Сергей Петрович решил просто поговорить с родителями Мишиных
друзей. В этот вечер по телевизору передавали хоккей, отцы были заняты, и
Лапову пришлось в основном беседовать с мамами.
Мама Галимжанова сказала, что сын ее уже неделю лежит с ангиной и из дома
не выходит. Алиби.
Мама Калинникова сказала, что ее сын никогда не занимался подобными
вещами. Но если Лапов настаивает, она скажет сыну, чтобы он этого не смел
больше делать.
У Вовы Козюры хоккеем увлекались и папа и мама. Так что разговаривала с
Сергеем Петровичем Бовина бабушка, а может быть, и прабабушка. Поначалу
она приняла Лапова за агитатора из агитпункта и стала толковать с ним о
положении на Ближнем Востоке. А потом уразумела, по какому деликатному
вопросу он пришел, и сразу же заявила, что Вовик этого сделать не мог. Не
потому, что он не может написать таких слов, а потому, что боится заходить
в лифт. В прошлом году он не боялся, и, если ему удавалось забраться
одному в кабину, он безостановочно гонял лифт вверх-вниз до тех пор, пока
дежурный монтер не выключал электричества. Но однажды лифт с Вовой застрял
между этажами, и монтер сказал, что не станет спасать мальчика и оставит
его навсегда жить в лифте. Целый час просидел бедный мальчик в полном
одиночестве, не зная, выйдет ли он когда-нибудь на белый свет... И этот
случай так подействовал на впечатлительного ребенка, что теперь его силой
не затащить в лифт.
Значит, и Козюра отпадал. Лапов отправился к Башиловым.
Башиловы тоже смотрели телевизор. Лапов извинился и вежливо сказал, что
может зайти попозже. Но Башилов-старший столь же вежливо ответил, что он
абсолютно свободен, и увел Сергея Петровича в соседнюю комнату.
- Ведь меня что беспокоит? - сказал Лапов, кончая свою грустную историю. -
Мы-то с вами понимаем, что эти глупые слова относятся не ко мне. А другие
могут и не понять. И потом лучше в принципе выяснить, кто позволяет себе
заниматься такими вещами.
- Та-ак... - улыбнулся Башилов. - Ну что ж, давайте поговорим с Гешкой.
Может быть, он здесь и ни при чем.
Гешка был страшно недоволен тем, что его оторвали от телевизора.
- Вот отец Миши Лапова говорит, что в нашем лифте кто-то написал о Мише
обидные слова. Это ты писал?
- Про Лапова не я, - прямо ответил Гешка.
- А про кого ты? - сразу же насторожился Сергей Петрович.
- Не про Лапова, - туманно пояснил Геша.
- А про кого же? - настаивал Сергей Петрович.
- Ну, про Коку...
- Ай-яй-яй! - сказал Башилов. - Хорош! Зачем же ты пишешь про Коку такие
глупости? Он ведь даже читать не умеет!
- А я ему сам читаю, - оправдался Геша.
- Ну а про Лапова, про Лапова-то кто писал? - гнул свое Сергей Петрович.
- Не знаю.
- Ага! Значит, это писал ты! И все! - убежденно произнес Лапов.
- Позвольте! - удивился Башилов. - Каким образом вы пришли к такому
заключению?
- А чего же он не признается? Если бы не был виноват, давно бы сам
признался!
- В чем? - Башилов был озадачен странной логикой Лапова.
- Сам знает, в чем!
- Ступай, Геннадий, мы тут без тебя разберемся, - сказал Башилов, и
довольный Геша вернулся к телевизору.
- Зря вы его отпустили, - нахмурился Лапов. - Он бы вот-вот все рассказал.
- Я привык верить своему сыну. В лифте писал не он.
- И вы это можете доказать?
- А почему я, собственно, должен доказывать? Вы возводите напраслину, вы и
доказывайте!
- Ах так? Меня оскорбляют, и я же должен еще что-то доказывать? - Лапов
встал. - Ну ладно!
...На следующий день к Башиловым зашел управдом Панбратов. Явно смущаясь,
он сообщил, что от жильца Лапова поступило заявление о том, что сын
Башилова пишет в местах общественного пользования всякие непристойности.
- Какие именно непристойности? - холодно уточнил Башилов.
- Вот этого не знаю: в заявлении просто сказано "непристойности". Лично я
никаких таких непристойных надписей в наших подъездах не замечал, -
добавил Панбратов. - Но раз пришло заявление, надо же с ним что-то делать.
- Надо, - согласился Башилов. - И я вам скажу что. Разорвите его и
выбросьте в мусоропровод. Этот склочник Лапов поднял шум только из-за
того, что о его сыне кто-то написал "Лапов дурак".
- И все? - удивился управдом. Но Башилов понял, что Панбратов ему не
поверил.
В тот же день малограмотная надпись была обнаружена на тротуаре возле
подъезда, и Лапов сфотографировал ее в качестве вещественного
доказательства. А в конце недели Башилова пригласили в школу.
- Я не хочу скрывать, - сказала молодая учительница, - ко мне приходил
отец одного из моих учеников и сообщил, что ваш сын пишет на стенах бог
знает что и тем самым тлетворно влияет на всех детей.
- Так и сказал "бог знает что" и "тлетворно влияет"? - переспросил,
багровея, Башилов. - Так вот имейте в виду, это гнусная инсинуация, и я
знаю, кто распускает сплетни! - Башилов, торопясь и запинаясь, рассказал о
своем разговоре с Лаповым.
- Да вы не волнуйтесь, - успокоила Башилова учительница. - Я, конечно, не
думаю, что все обстоит так страшно. Башилов не такой уж испорченный
мальчик, как считает Лапов. Но и вы где-то невольно смягчаете проступки
вашего сына. Согласитесь, что вряд ли дело в одной надписи. Я бы на вашем
месте выяснила, с кем общается ваш сын, и побольше времени уделяла его
внешкольному воспитанию.
...А еще вызывали Башилова в профком и к директору. В профкоме лежало
письмо Лапова "о недопустимых хулиганских выходках Башилова-младшего,
подогреваемых неприкрытым попустительством Башилова-старшего". А у
директора лежала копия этого письма.
В профкоме, разумеется, письму не поверили, но и рассказу Башилова,
однако, не поверили тоже: не на пустом же месте выросло это склочное дело!
И директор прямо сказал, что письмо это рассчитано на дураков и писал его
явный склочник. Директор громко хохотал, слушая рассказ Башилова. Но потом
посоветовал все же с Лаповым помириться и по-настоящему заняться
перевоспитанием сына. Пока не поздно!
- Да зачем его перевоспитывать? - закричал Башилов, видя, что и директор
не принял его объяснений всерьез. - Что плохого сделал Геша, ну что?
- А ты не горячись, не горячись... Все мы считаем, что наши детки
безгрешные младенцы. А потом каемся! - рассудительно закончил директор...
...Однако и Сергей Петрович Лапов все сильней выходил из себя, потому что
обидная надпись опять и опять появлялась в самых неожиданных местах. Лапов
забросал заявлениями управдома. И теперь, едва завидев Лапова, Панбратов
бросался на чердак и там отсиживался среди поломанных, запыленных детских
колясок.
И однажды, спускаясь на цыпочках с чердака, Панбратов неожиданно увидел
маленького Коку, который старательно выводил мелом на дверях своей
квартиры "Лапов дура". И что же оказалось? Оказалось, что этот вундеркинд
Кока самоучкой одолел грамоту, хоть, правда, умел писать пока только два
слова. Те два слова, за написанием которых его и застукали.
Так был обнаружен настоящий виновник всей этой шумихи. Коке досталось от
мамы, и он понял, что образованность имеет свои теневые стороны. Сергей
Петрович утихомирился и впервые уснул спокойно...
А назавтра в лифте опять появились те же сакраментальные слова "Лапов
дурак". Но на этот раз они были сделаны четким чертежным шрифтом. А перед
фамилией Сергея Петровича Лапова стояли инициалы С. П. Чтобы никто
случайно не подумал, что эти обидные слова относятся к ни в чем не
повинному первокласснику Мишке Лапову.
КЕМ БЫТЬ?
Я давно собирался написать об одном выдуманном мною плохом человеке. Еще в
позапрошлом году мне очень хотелось его заклеймить, разоблачить, вывести
на чистую воду и пригвоздить к позорному столбу.
Я часто думал об этом малоприятном герое моего будущего рассказа и все
ясней представлял себе, как он выглядит, как разговаривает и какие
страстишки будоражат его жалкую душонку.
К декабрю прошлого года я знал о нем все. И даже фамилию подобрал весьма
подходящую - Касторкин.
В январе я начал писать рассказ. Уже на первой странице герой рассказа,
водитель грузовой машины, многократно нарушал правила уличного движения,
на второй - едва не сшиб зазевавшуюся старушку, а на третьей - угнал чужую
машину...
Трудно себе представить, что натворил бы этот негодяй на четвертой
странице, не говоря уже о пятой и шестой...
Но тут ко мне в гости пришел мой старый приятель Кошконский. Тот самый
Кошконский, который обладал одной незаурядной способностью. Прочитав любую
книгу, посмотрев любой фильм или спектакль, Кошконский с поразительной
точностью мог предсказать, что об этом произведении подумают дураки. И с
прогнозами моего приятеля приходилось считаться.
Я прочитал Кошконскому начало рассказа. Кошконский задумался.
- Послушай, старик, - сказал он, - зачем ты сделал Касторкина водителем?
- А что? - насторожился я.
- Да так, ничего... Но ведь могут подумать, что раз твой герой - шофер и в
то же время плохой человек, значит, ты всех водителей в какой-то степени
считаешь плохими людьми. А зачем тебе нужно, чтобы так подумали?
Вот умница этот Кошконский! Не предупреди он меня, я обязательно дал бы
маху. А ведь и без него, казалось бы, знал, что у нас в стране есть сотни
тысяч замечательных водителей, которые днем и ночью, в жару и в холод,
сквозь дожди и метели, по дорогам и бездорожью самоотверженно ведут свои
машины. И вот вместо того чтобы воспеть и достойно отразить трудовой
подвиг славных водителей, я позволил себе по отношению к ним такую
бестактность.
То есть я, конечно, не позволяю. Но ведь могут подумать...
Весь январь я старался Касторкина переквалифицировать, и наконец в феврале
я решил, что этот аморальный тип мог бы работать, например, ночным
сторожем. Почему бы и нет?
Но однажды я представил себе, как долгими зимними ночами, кутаясь в
длинные тулупы, все ночные сторожа с грустью думают, за что я их так
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг