- При чем здесь Степан Степаныч? - искренне удивился я. - Ведь рассказ о
том, что Семен Семеныч увлекается хоккеем в рабочее время. А всем
известно, что наш Степан Степаныч ни разу не был на стадионе и не может
отличить хоккея от футбола.
- Вот видишь, - легко согласился Кузнецкий, - так зачем тебе нужно, чтобы
кто-нибудь истолковал твой рассказ как-нибудь не так? Ты только не
подумай, будто я заступаюсь за Степан Степаныча, потому что он наш
директор...
- Да поверь, я вовсе не имел его в виду.
- Верю. Но ведь твое произведение буду читать не только я. Нет, нет,
имя-отчество необходимо изменить.
- Пожалуйста, я могу превратить Семен Семеныча в Иван Иваныча.
- Степан Степаныч, Иван Иваныч... - медленно проговорил Витя, как бы
прислушиваясь. - Нет! Все равно напрашиваются ненужные аналогии.
- Хорошо, пусть героя зовут Пантелеймон Казимирович.
- Уже лучше. Но все-таки многие догадаются.
- О чем догадаются? - закричал я.
- Старик, ну зачем ты так со мной разговариваешь? - обиделся Кузнецкий. -
Ты же сам знаешь, что мне твой рассказ нравится и я тебе желаю добра. Ты
сам говоришь, что не имел в виду Степан Степаныча. Значит, следует сделать
так, чтобы это было ясно.
- Каким образом?
- Надо подумать. Беда, понимаешь, в том, что Степанович и Казимирович
одинаково кончаются на "ич"...
- В русском языке все отчества имеют окончание "ич".
- Почему все? А Вера Михайловна, например?
- Но Вера Михайловна женщина...
- Ну и что?
- А действительно, что, если героем рассказа будет не Семен Семеныч, а
женщина - Аглая Тихоновна? - предложил я.
- Это идея! - оживился Кузнецкий, но тут же снова задумался. - Нет, с
женским именем еще обидней для шефа получается...
Итак, Виктор Кузнецкий сделал свое дело: положение стало безвыходным.
- А может, превратить рассказ в басню, - робко предложил я. - Один Медведь
любил хоккей...
- Шито белыми нитками! Неужели ты думаешь, никто не догадается, кого ты
называешь Медведем? Ты уж лучше прямо напиши - Степан Степаныч! - Вдруг
Кузнецкий обрадованно засмеялся и соскочил с подоконника. - Слушай, а что,
если вправду назвать твоего героя Степан Степанычем? А?
- Как? - не понял я.
- А вот так: Степан Степаныч!
- Но...
- Никаких "но"! Это замечательный выход! Ведь никто не подумает, что ты
решился в открытую писать про нашего Степан Степаныча. Без намеков, без
всяких там басен, впрямую называя его полным именем. И всем будет ясно,
что если бы ты имел в виду нашего Степан Степаныча, то назвал бы его Семен
Семенычем, Пантелеймоном Казимировичем или Аглаей Тихоновной. Это азбучная
истина. Положись на меня.
Я положился, назвал героя Степан Степанычем, и рассказ поместили в
стенгазету. Кузнецкий все-таки нашел выход из безвыходного положения!
От автора: Редактора нашей стенгазеты и вправду зовут Виктором, а фамилия
его и в самом деле Кузнецкий. Надеюсь, это служит достаточным
доказательством того, что данный рассказ о редакторе Викторе Кузнецком к
нашему редактору не имеет никакого отношения.
САВУШКИН, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ ВЕРИЛ
Часы в приходно-расходном отделе пробили девять. И тотчас торопливо
застучала пишущая машинка, деловито защелкали счеты, заскрипел арифмометр
и раздался первый телефонный звонок. Аппарат находился на столе у нашего
плановика Марии Михайловны, на все звонки отвечать приходилось ей одной, и
она смиренно несла этот крест ежедневно с девяти до шести с получасовым
перерывом на обед. Вот и сейчас, сняв трубку, Мария Михайловна привычно и
вежливо ответила:
- Слушаю. Ваклушина, к сожалению, нет. Он только что вышел.
Начался обычный трудовой день, и старший экономист Савушкин сварливо
сказал:
- У нас в пригороде происходит черт знает что! Гуляю я вчера на своем
дачном участке, вдруг вижу: прямо на меня лягушка скачет. Подскакала и
говорит своим лягушечьим голосом: "Товарищ Савушкин, возьмите меня,
пожалуйста, на руки". Я взял...
- Большая лягушка? - поинтересовался, не переставая крутить арифмометр,
бухгалтер Николай Федорович.
- Нормальная. Но не в этом дело. Взял я ее на руки, а она говорит:
"Товарищ Савушкин, у меня к вам огромная просьба: поцелуйте меня,
пожалуйста". Представляете?
- А зачем ей это понадобилось? - спросила наша машинистка Оленька,
закладывая в машинку новый лист.
- Да какая мне разница, зачем? - закричал Савушкин. - Как вообще можно
обращаться с подобными просьбами? За кого меня эта лягушка принимает? Что
я, болван какой-нибудь, что ли, чтобы целоваться с лягушкой? Вы сами
лягушку поцеловали бы?
- Лягушку - нет, но если бы она была кошкой или собакой, поцеловала бы. Я
вообще люблю животных, - пояснила Оленька и снова учащенно застучала на
машинке.
- Ну, а что потом все-таки было? - спросил я.
- Ничего не было. Выбросил я ее - и все.
- Ах, я понимаю Евгения Севостьяновича! - проговорила, отрываясь от бумаг,
Мария Михайловна. - У нас на даче в этом году тоже очень много всяких
лягушек развелось...
Но тут снова зазвонил телефон, и Мария Михайловна сказала:
- Слушаю. Ваклушина, к сожалению, нет. Он только что вышел.
Мы продолжали свои занятия. Только Савушкин никак не мог успокоиться и
отправился в отдел капитального строительства, где снова рассказал о
наглой лягушке, которая, по-видимому, считала его законченным кретином,
если надеялась, что он исполнит ее просьбу. Потом Савушкин перешел в
плановый отдел, потом в отдел лимитов, и к концу дня вся наша контора была
поставлена в известность, что старший экономист Савушкин отнюдь не такой
дурак, как думают некоторые. Более того, из рассказов Савушкина
получалось, что он каким-то образом ловко перехитрил эту лягушку и просто
оставил ее в дураках. Одним словом, пальца ему в рот не клади, он этого не
любит!
А спустя неделю в газете "Малаховские новости" появилось сообщение о том,
что некий работник общественного питания Свирелькин, проводя за городом
свой воскресный досуг, случайно нашел лягушку, которая попросила ее
поцеловать. Будучи человеком отзывчивым и добрым, Свирелькин эту просьбу
исполнил. И каково же было его удивление, когда лягушка тут же
превратилась в принцессу. Заметка называлась "Благородный поступок" и
кончалась уведомлением, что свадьба работника общественного питания и
принцессы состоится в ближайшую субботу.
Весь наш приходно-расходный отдел сочувствовал старшему экономисту
Савушкину. А он, кровно обидясь на неблагодарную лягушку, всем своим видом
показывал, что ему нет дела ни до принцессы, ни до счастливчика
Свирелькина.
- Все-таки эта лягушка могла бы как-то намекнуть Евгению Севостьяновичу,
что она не просто лягушка, - сказала, быстро щелкая на счетах, Мария
Михайловна.
- Ха! - презрительно воскликнул Савушкин. - Намекнуть! Вы полагаете, я сам
не догадывался, что она принцесса?
- А чего ж ты в таком случае растерялся? - спросил я. - Сейчас бы мы на
твоей свадьбе гуляли...
- Ха! - повторил Савушкин. - Да если хотите знать, я потому и не стал
целовать ее, что не хочу жениться.
- Ну и глупо! - воскликнула, грохоча на машинке, незамужняя Оленька.
- Принцессы на улице не валяются! - объявил Николай Федорович и, покрутив
раз десять ручку арифмометра, добавил: - На то они и принцессы.
- Ха! - только и смог сказать старший экономист.
- И правильно! Евгений Севостьянович еще молод. И в конце концов, не одна
ведь принцесса на белом свете, - поддержала Савушкина сердобольная Мария
Михайловна и, подняв телефонную трубку, ответила: - Слушаю. Нет, Ваклушин
только что вышел...
А в среду расстроенный Савушкин взял за свой счет недельный отпуск и
исчез. Говорили, что он всю неделю с сачком в руках бегал по лугам и
рощам, безуспешно целуя всех встречных лягушек. Но сам он об этих поисках
умалчивал, и все мы видели, что он стал мрачным, задумчивым и еще более
недоверчивым и нудным. Только один раз он развеселился. И было это тогда,
когда он рассказал нам, как его пытались перехитрить, а он не попался.
- Забросил я удочки, сижу, вдруг вижу - клюет! Вытаскиваю рыбу, снимаю с
крючка, а она мне говорит: "Савушкин, а Савушкин, отпусти ты меня обратно
в речку!"
- А ты на что ловил, на червячка? - поинтересовался, крутя арифмометр,
Николай Федорович.
- На мотыля. Но не в этом дело. "Отпусти меня, - говорит она, - а я за это
исполню любое твое желание". Представляете?
- Буквально любое? - спросила Оленька.
- Ну да. А я ей говорю: "Нашла дурака! Я тебя выпущу, а ты - поминай, как
звали! Нет уж, сначала исполни мое желание, а там посмотрим". А она
говорит: "Нет, я, к сожалению, умею исполнять желания, только находясь в
реке. Так что ты сначала выпусти меня, а потом - не пожалеешь".
- Ну и как, выпустил? - спросил я.
- Да что я, идиот, по-твоему, что ли? - закричал, обидевшись, Савушкин. -
Что я, кретин, чтобы живую рыбу в речку выпускать?! Зажарил я ее в
сметане, и все!
- Вкусная рыбка? - деловито поинтересовался бухгалтер.
- Так себе. Костей много.
- В следующий раз вы, пожалуй, такую рыбу лучше сварите, - мягко
посоветовала Мария Михайловна.
Разговор о жареной рыбе раздразнил мой аппетит. Я достал из портфеля
бутерброд. Как обычно, моя жена завернула его в "Малаховские новости". И
теперь, разворачивая газету, я сразу же увидел напечатанное жирным шрифтом
объявление: "Пропала говорящая рыбка. Особые приметы: исполняет чужие
желания и собственные обещания. Нашедшего просим вернуть за крупное
вознаграждение".
Я прочитал это объявление вслух. И тотчас умолкли счеты, стих арифмометр,
резко оборвала очередь пишущая машинка... Мы молча смотрели на Савушкина.
И небывалую тяжелую тишину нарушил только телефонный звонок и вежливый
голос Марии Михайловны:
- Слушаю. Ваклушин только что вышел...
В тот же день Савушкин взял за свой счет двухнедельный отпуск и уехал. Не
знаю, чем он занимался эти две недели: то ли тщетно пытался поймать еще
одну золотую рыбку, то ли, отдыхая, приходил в себя после страшного
потрясения. А может быть, старший экономист просто вспоминал всю свою
жизнь, пересматривая свое неправильное мировосприятие и недоверчивое
отношение к окружающим...
И вскоре произошло новое событие, показавшее всему приходно-расходному
отделу, как изменился наш Савушкин.
Случилось вот что. Ровно в полночь старшего экономиста разбудил громкий
стук в дверь. Поспешно натянув полосатую пижаму, он выбежал из дачи и в
неясном призрачном свете луны увидел какого-то короля. Трудно объяснить,
почему Савушкин решил, что перед ним именно король. Однако он не ошибся.
- Нас предали! - воскликнул король, устало опустившись на крыльцо и
вытирая лоб кружевными манжетами. - Армия разбита, а мой верный конь пал,
не выдержав бешеной скачки. Коня! Полцарства за коня!
- Сколько? - переспросил старший экономист.
- Пол.
- Но, знаете, у меня нет коня. У меня есть только мотоциклет "Ява".
- Ладно, подайте мне "Яву", - поспешно согласился король. - О небо, небо!
- И, ловко вскочив на мотоцикл, он включил зажигание, дал скорость и
скрылся в ночной тьме.
Все это Савушкин на следующее утро рассказал нам, страшно гордясь своей
находчивостью и широтой натуры.
Бухгалтер Николай Федорович спросил только, в кредит или за наличные был
куплен этот мотоцикл.
Оленька поинтересовалась, как король был одет.
Мария Михайловна похвалила Савушкина за то, что он помог попавшему в беду
человеку.
А я сказал, что полцарства за мотоциклет "Ява" очень хорошая цена.
В общем, все мы одобрили действия Савушкина, а он отправился бродить по
конторе, рассказывая в каждом отделе про свой благородный поступок и мешая
работать, потому что все были заняты квартальным отчетом.
В обеденный перерыв мы попробовали прикинуть, что наш Савушкин сделает со
своей половиной царства. Но оказалось, что у старшего экономиста есть уже
конкретная идея. Он решил завести конный завод специально на тот случай,
если и другим королям вдруг срочно понадобятся кони. Савушкин будет
снабжать королей конями, а они с ним будут расплачиваться по стандартной
таксе - полцарства за штуку.
Савушкин стал уже почитывать специальную конную литературу и похаживать на
бега. Но дни шли за днями, а король не подавал о себе никаких вестей.
Савушкин начал нервничать и наконец заявил в милицию, что какой-то жулик
угнал у него "Яву". В милиции обещали помочь. И в результате долгих
поисков в каком-то овраге нашли совершенно разбитый мотоцикл.
Так мы узнали, что старший экономист Савушкин поплатился за свою
доверчивость.
- Вот не умеют ездить, а потом разбиваются! - в сердцах сказала Оленька и
яростно затарахтела на машинке.
- Хоть мотоцикл твой разбили, а кредит с тебя все равно удержат, - не
преминул напомнить Николай Федорович.
- Да вы, Евгений Севостьянович, не переживайте. Живут же люди и без
мотоциклетов, - попыталась утешить Савушкина добрейшая Мария Михайловна.
И тут зазвонил телефон. И я подумал, что это опять звонит тот человек,
который, веря в чудеса, надеется, несмотря ни на что, надеется поймать
неуловимого Ваклушина...
Но на этот раз звонил король. Звонил, чтобы узнать у Савушкина, куда
принести причитающиеся ему полцарства.
ТАЙНА, ПОКРЫТАЯ МРАКОМ
В нашем микрорайоне - две парикмахерские. В одной больше мастеров, а во
второй выписывают журнал "Огонек". Я лично посещаю вторую парикмахерскую.
И недавно, дожидаясь своей очереди и просматривая свежие номера моего
любимого журнала, я наткнулся на одно любопытное изречение. Оказывается,
кто-то из древних философов сказал, что, мол, слова, говорит, существуют
для того, говорит, чтобы за ними прятать мысль. Чувствуете?
Не знаю, как вы, а я лично с этим древним мудрецом абсолютно согласен. Тем
более что до этой глубокой мысли я додумался еще раньше. То есть не раньше
этого философа, а раньше того, как пришел в парикмахерскую и ознакомился с
его замечательным высказыванием.
Я лично давно уже заметил, как трудно бывает докопаться до настоящего
смысла чьих-нибудь слов или поступков.
Вот, помню, однажды едва успел я прийти на работу, позвонила секретарша
моего шефа Промтоварова:
- Григорий Борисович разыскивает вас целый час! Поторопитесь!
- Уже иду! - сказал я, а сам подумал: "Интересно, к чему бы это?"
Захожу - вижу: Григорий Борисович нервно расхаживает по кабинету.
- Здравствуйте! - сказал он, как только я вошел.
- Добрый день! - ответил я, а сам подумал: "Интересно, чего это он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг