Я просто взял максимум, чтобы вам легче было оценить минимум. Ведь
дети, находящиеся у нас, отнюдь не жертвы компрачикосов! Они физически и
психически здоровы, не уроды и даже не неврастеники, как многие дети в
метрополии. Синий цвет кожи? Ну и что? Есть люди с белой, желтой, красной,
черной кожей - никого это не пугает. Видите, я далеко не расист. Так о
каком калечении вы говорите, Гард? Что треступного в самом факте операции,
которая не более болезненна, чем удаление аппендицита?
- Не верю, генерал, - жестко сказал Гард - У этих детей психика не
может быть нормальной.
- С чьей, простите, точки зрения? С вашей? Но, с точки зрения этих
детей, ваша психика тоже кажется изуродованной! Вопрос чрезвычайно сложен.
Оба мы, вероятно, сойдемся на том, что у здешних охранников - душа цепной
собаки, так?
- Что верно, то верно, - согласился Гард.
- А ведь никакой операции они не подвергались! Это жизнь, обыкновенная
жизнь нас всех оперирует. Согласитесь, комиссар, с тем, что главное -
синхронизировать человеческую психику с конкретными условиями жизни,
чтобы, не дай бог, не было патологического рассогласования, так?
- Пожалуй.
- Утверждаю: у наших прооперированных детей психика полностью
соответствует условиям, в которых они сейчас живут. И, смею вас заверить,
эти условия ничуть не хуже, а даже лучше тех, в которых живут десятки и
сотни тысяч детей за пределами "зоны". Подождите, комиссар, не торопитесь,
- остановил Гарда генерал, уловив его желание возразить. - Я сам скажу,
что вы думаете.
Вы хотите сказать: они заключены в тюрьму и не могут покинуть Купол? Но
миллионы крестьян никогда не покидают своих деревень, нисколько от этого
не страдая! Для наших же обитателей "тюрьма" скоро раздвинется до размеров
целой планеты... Вы хотите сказать: они несчастны? Лишены земных благ?
Пребывают в тоске по "родине", не знают любви, не ходят на бега и не
играют в азартные игры? Дорогая Дина, достаньте любую кассету из цикла
Ф-15!
Посмотрите, Гард, десятиминутный фильм из жизни "затворников". Эти
пленки не проходят отбора, потому что они не предназначены для посторонних
глаз. Вы можете им верить. С вашей проницательностью вы и без моей
подсказки легко отличите инсценировку от документа. Смотрите, комиссар,
как чувствуют себя ваши подзащитные!
Дорон, выключив свое красноречие, театральным жестом показал на уже
светящийся экран телевизора. Пошли кадры. Знакомые комиссару синие дети.
Вот они учатся, вот читают, купаются в бассейне, обедают, показывают друг
другу язык, ссорятся, проказничают, упражняются в гимнастическом отсеке.
То и дело среди них появляются взрослые люди в скафандрах, - к ним дети
относятся спокойно и привычно, как к воспитателям или учителям. Мелькнула
лысина профессора Янша в прозрачном стеклянном колпаке. Съемки дотошно, с
академической протокольной точностью фиксировали все происходящее, и
важное и десятистепенное. Автоматический оператор с такой же
скрупулезностью, добросовестностью и бездушием мог бы снимать поведение
бактерий на предметном стеклышке микроскопа или рост кристаллов в
автоклаве.
Гард оторвал взгляд от телевизора и огляделся. Сон не сон, явь не явь,
но абсурдность ситуации поколебала на мгновение реальность происходящего.
Неужели это сидит Дорон, и на столе перед ним - стерфорд? А это - Дина,
целиком поглощенная действием на экране? И девушка в купальном костюме, на
коленях у которой почему-то лежит полотенце? А там, у дверей, - Таратура с
пистолетом в руке? Это он, не мигая, смотрит фильм? И эти два профессора,
приосанившиеся и гордые, словно только что совершившие подвиг, они тоже
существуют? Как и сам Гард?
А на экране течет чужая, неправдоподобная и между тем потрясающе
нормальная жизнь тех, кто уже не может называться людьми, кто вырван из
этого реального мира. И тихо вокруг, ни звука, кроме детских голосов,
идущих с экрана, каких-то пискляво-квакающих, нелепых, инопланетных,
вероятно, "синхронизированных с новыми условиями жизни", как сказал бы
Дорон...
Чушь какая-то! Абракадабра! В которую его, Гарда, человека нормального
и умного, насильно заставляют верить.
- Убедились? - спросил Дорон, словно подслушав гардовские мысли, когда
Дина выключила телевизор.
- Я уже видел один фильм, - сказал Гард, - У тех детей было выражение
ужаса на лице и плавающие походки, они ели какие-то ленты.
Дорон поднял глаза на Дину:
- Вы показали, вероятно, фильм из цикла Ф-8? Не все так просто,
комиссар. Те дети находились еще в первых трех стадиях, от "А" до "С", но
в конечном итоге.. Разве они выглядят несчастными?
- Нет. И это, пожалуй, страшнее всего.
- Что именно? - не понял генерал - Что люди ко всему привыкают? Что
смиряются с самыми невероятными условиями жизни? Но ведь критерий счастья
- в человеке, а не вне его! Если им хорошо, то почему вы за них должны
называть это "плохо"?
- Простите, генерал, не могу и тут с вами согласиться. Это же дети,
несмышленыши! Мы, взрослые, определяем для них меру счастья и несчастья. И
то, что над ними совершено насилие, что их человеческую жизнь заменили
искусственной, - преступно!
- Вы слабый философ, Гард, - со вздохом произнес Дорон - И, как мне
кажется, плохой педагог. Какой ребенок сам себя формирует как личность?
Разве мы, воспитывая детей, не насилуем их волю, разве спрашиваем, какими
они хотят быть? Конечно, психофизические задатки у всех людей более или
менее разные, ну, так и марок стали сколько угодно! Важно то, что общество
заинтересовано в стандарте, и оно добивается этого помощью семьи, школы,
казармы, церкви Мы штампуем психологию детей, как рамы автомобиля. Я, как
и вы, тоже продукт общественной технологии, но мы же с вами не кричим на
весь мир, что наши личности изуродовали, что мы, когда были детьми,
подверглись насилию! Почему же вы, комиссар, наше оригинальное
вмешательство в формирование личности считаете преступным, а старомодную и
далеко не совершенную методологию общества - правомерной? Уж будьте
логичны, Гард!
- Да, я могу согласиться с вами, что общество несовершенно Но из этого
вовсе не следует, что, пользуясь его несовершенством, можно творить вообще
черт знает что! Эдак мы оправдаем и убийства, и кражи, и вивисекцию, и...
даже то, что позволили себе вы и ваши профессора.
Дорон был потрясающе терпелив!
- Скажите, комиссар, вы никогда не задумывались над тем, почему вас,
собственно, держат в полиции?
Гард удивленно посмотрел на генерала:
- Нет, не задумывались, - констатировал Дорон. - А ведь вы при всей
своей ортодоксальности противоречите естественному ходу вещей...
- Какому ходу и чем именно?
- Ну, своей старомодной рыцарской честностью, жаждой справедливости,
желанием покарать зло... Кому все это нужно? Вы нам мешаете, Гард, а мы
вас терпим! Почему, спрашивается? Да потому, что, когда нет справедливости
в большом, должна быть справедливость в малом, чтобы создавалась общая
видимость справедливости. Должен быть клапан, дорогой мой Гард, чтобы этот
несовершенный мир не взорвался! И вы, карая маленькое зло, покрываете зло
большое Вот ваша истинная роль, как бы горько вам ни было это слышать.
Поэтому вас и держат в полиции, а не гонят вон, хотя вы по несносности
своего характера уже не раз наступали нам на больные мозоли... Вам
кажется, что вы стоите на страже закона? - Гард подавленно молчал. - Что
без вашего участия общество превратится в джунгли? Наивный вы человек! В
своем мундире порядочности вы стоите в самом центре джунглей и думаете,
что ваш мундир облагораживает все общество! А он только обманывает его,
создает иллюзию порядка и справедливости. Вы думали когда-нибудь о том,
для кого законы изданы? И стоят ли они того, чтобы их охраняли? И от кого
охранять? Нет, дорогой мой Гард, обращайтесь со своими законами, как вам
угодно, но нас, издавших эти законы, лучше не трогайте. Мы живем по другим
правилам, если угодно, по правилам джентльменской игры. Мы издали законы
для других, а сами в них просто играем, вы это понимаете? Вы наше оружие,
комиссар, а не оружие против нас! А то, что я сейчас вынужден соблюдать
правила игры, объясняется вовсе не тем, что вы комиссар полиции и
олицетворяете собой закон. Отнюдь!
Вы просто затыкаете мне глотку силой. Через минуту пистолет окажется в
руках моего помощника, и тогда я заткну глотку вам. При чем тут закон,
который вы так ревниво охраняете? Давайте исходить не из того, что
преступно в этом мире и что не преступно, а из того, кто из нас сильнее. В
данный момент сильнее вы, - вот мне и приходится вас убеждать .. Как
видите, я откровенен с вами, надеясь на то, что вы умный человек и
понимаете, что в конечном итоге тягаться со мной вам будет трудно. Теперь
- к делу. Уж больно мы заговорились.
Дорон уже был полным хозяином положения, это чувствовали все. Пистолет
в руках Таратуры выглядел пережитком прошлого.
- Что я хочу от вас? - сказал Дорон, словно Гард был его машинисткой, а
он собирался продиктовать ему некий текст - Я хочу из врага превратить вас
не просто в постороннего человека, а в своего единомышленника.
- Скорее в соучастника, - мрачно сказал Гард.
- Об этом я уж не мечтаю! - улыбнулся Дорон. - Во всяком случае, я
хочу, чтобы вы прониклись той целью, ради которой затеян весь эксперимент.
Думаете, у меня не было сомнений - запускать его или не запускать?
Были. Но если бы не я начал это дело, начал бы кто-то другой... Итак,
существует несколько аспектов решаемой нами проблемы. Прежде всего
национальный. О нем я говорить не буду, вам и так ясно, что нация, первой
колонизировавшая другую планету, получает огромные преимущества. Другой
аспект чисто человеческий расширение сферы жизни, овладение новыми
энергетическими источниками, - словом, то, что демагоги и журналисты
называют победой разума.
- Во имя чего? - спросил Гард.
- Во имя прогресса! - торжественно ответил Дорон. - Разумеется, есть и
личный аспект, мой собственный, но он вам понятен - человек, осуществивший
такую программу, становится полновластным хозяином, по крайней мере
колонизированной планеты. И есть еще один аспект, тоже личный, который
касается наших будущих марсиан. Эти люди, не попади они к нам, были бы
простыми клерками, рабочими, рядовыми интеллигентами. Они вели бы рутинную
жизнь, имели бы рутинные радости и огорчения, а в конечном итоге к ним
пришло бы полное, гробовое забвение. Теперь же их ждет судьба первых
колонистов - суровая, трудная, но прекрасная и героическая, полная
романтики Их имена будут золотом вписаны в историю, я бы сам согласился
быть среди них, если бы не земные заботы Вот почему, кстати сказать, и
наша дорогая Дина отдала своего ребенка профессору Яншу..
Гард потрясение вскинул на Дину глаза.
- Хорошо, - сказал он. - Тогда объясните мне, генерал, почему вы так
страстно желаете сделать меня единомышленником?
Дорон понял с полуслова.
- Вы хотите спросить, чего я боюсь? - произнес он все с той же
нестерпимой откровенностью, которая преследовала Гарда в этой "зоне" с
первого шага. - Извольте. Я боюсь разглашения моей тайны, но вовсе не
среди широких масс народа. Тут я все рассчитал: народ мне не помешает, я
знаю его психологию раба, скорее он мне поможет. Я боюсь равных себе,
комиссар! Потому что, узнав об этом деле, они начнут меня бояться. И
сорвут эксперимент.
- Что же тогда будет? - спросил Гард.
- Плохо будет, - с необычайной простотой ответил генерал - Они приведут
в действие тот самый формальный закон, который вы олицетворяете, и посадят
меня в тюрьму, благо кое-какие формальные основания для этого есть. "Зону"
они прикарманят, поделят между собой, у нее будет не один шеф, как
сейчас, а десяток или полтора. Или просто ее уничтожат, если не смогут
договориться, это очень легко сделать - нажатием одной кнопки Но как бы
там ни было, сорвется эксперимент или осуществится, моим пациентам нет
дороги на Землю:
либо на Марс, либо на тот свет, либо вечное заточение в этом инкубаторе.
- Н-да, - сказал Гард. - Ну, а я тут при чем?
- От вас зависит решение вопроса. Уничтожить вас я сейчас не могу -
простите за циничное признание. А живой вы нужны мне как единомышленник.
Безвыходное положение, комиссар!
- Тупик.
- Да, тупик. И у вас тоже.
Они умолкли.
- Мне трудно, как никогда, - признался через некоторое время Гард. -
Увы, генерал, единомышленник из меня все же не получается, хотя вам трудно
отказать в логике. Я плохо спорил с вами, но не потому, что был согласен.
Общество, в котором я живу, до такой степени несовершенно, что не
подсказывает мне убедительных аргументов против мракобесия. Больше того,
оно скорее аргументирует ваши доводы, чем мои возражения, и оно стоит
того, чтобы вы существовали и делали свое черное дело. И я действительно
оказываюсь в тупике, генерал! Я ничего не могу поделать ни с моим
обществом, ни с вами, я способен лишь на маленькое конкретное добро, а оно
заключается в том, чтобы спасти жизнь несчастным обитателям Купола. Сто
пятьдесят детей, в числе которых сын моего друга и ребенок Дины Динст -
ваши заложники. И не только ваши! Они как бы заложники всех пороков нашего
общества - я давно это понял, генерал, но я на что-то надеялся, искал
лазейку, позволял вам выговориться до конца... - Гард подошел к столику,
взял бокал и одним махом опрокинул его содержимое в себя. Затем сказал,
слегка поморщившись: - Ладно, давайте исходить из того, что мир все же
будет оповещен о случившемся.
- Как вас понимать? - резко спросил Дорон.
- Здесь был журналист Честер, - устало сказал Гард. - А теперь, как
видите, его нет...
Генерал, еще не веря своим ушам, остервенело огляделся вокруг, словно
хотел убедиться, что Честера действительно нет, и вдруг с силой ударил
кулаком по столу. Бутылка стерфорда, подпрыгнув, перевернулась. Но уже в
следующее мгновение Дорон смеялся, да, он смеялся!
- Какой" прекрасный, но чрезвычайно глупый ход! - проговорил он сквозь
приступ смеха. - Ну и концовка! Надеюсь, вы понимаете это, комиссар?
Теперь-то вы согласны с тем, что в интересах того же маленького Честера
старшему Честеру следует молчать?
Гард стоял, склонив голову, словно ему на затылок тяжело давила чья-то
рука.
Успокоившись, Дорон сказал:
- Это резко меняет ситуацию. Давно ушел Честер?
- Что вы хотите предложить? - спросил Гард.
- Догнать его. Вернуть.
- И дальше что?
- Уговорить молчать! - сказал Дорон. - Я гарантирую вам безопасность, я
сделаю его и вашу жизнь безбедной, я...
- Честер уже покинул "зону", генерал, - перебил Гард. - Кроме того, я
уверен, он не поддастся на ваши уговоры.
- Так.. - Дорон хрустнул пальцами рук, затем произнес, как бы говоря
сам с собой: - Разгром типографий левых газет не поможет, есть печать
других стран. Но дело даже не в этом. Члены Тайного Совета все равно
узнают... Так.
Вы можете сказать мне, где будет находиться Честер?
- Он мой друг, - коротко ответил Гард.
- Как вы старомодны! - поморщился Дорон. - Ладно, позвольте мне отдать
наверх кое-какие распоряжения.
- Какие именно?
- Я хочу помочь вам и вашим спутникам как можно быстрее оказаться на
материке. Только вы, комиссар, способны остановить Честера, потому что вы
понимаете, как это необходимо ему же, и только вы знаете, где его можно
найти. Выходите сами из своего тупика! Если вы действительно хотите
сохранить жизнь детей...
Глава 18. А ЖИЗНЬ НЕ СТОИТ И ЛЕММА...
- Линда? Это Дэвид.
- Слышу.
- Новости есть?
- Увы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг