- Совершенно верно. Как начальник дамогранской базы, я являюсь
главнокомандующим всех дислоцированных в этом секторе вооружённых сил
Корпуса. А поскольку эти силы, если не считать орбитальной станции и
прикреплённого к ней дивизиона планетарных заградителей, состоят из
одной эскадры, то одновременно я занимаю пост её командующего. Это
обычная практика, позволяющая устранить лишнее звено в командной
цепочке. Однако ничто не мешает мне поставить во главе эскадры кого-то
другого - я располагаю соответствующими полномочиями. Ваше назначение,
конечно, должны будут утвердить в Генеральном Штабе, но вряд ли там
станут возражать. Для ваших злопыхателей все едино, командуете вы
эсминцем или всей эскадрой; главное, что вы вдали от всех основных баз
Корпуса.
- Это адмиральская должность, - осторожно заметил Конте.
- На Тукумане эти соображения вас не остановили, - тотчас парировал
Сантини. - И в целом вы неплохо справились с взятыми на себя
полномочиями. На нашей базе я единственный адмирал, так что проблем с
нарушением старшинства не возникнет. Верховное командование поставило
меня в весьма неловкое положение, прислав вас на Дамогран на этом
древнем эсминце. Оно, несомненно, понимало, что я окажусь в затруднении,
пытаясь найти подходящую для вас должность, не ущемив при этом других
офицеров базы, и фактически само подтолкнуло меня к такому решению. Ещё
замечания есть, коммодор?
- Нет, адмирал, - с бесстрастным выражением лица ответил Конте. - Я
готов подчиниться вашему приказу.
- Значит, вопрос решён. - С этими словами Сантини активировал речевой
интерфейс терминала, назвал дату и точное время, после чего подтвердил
вступление приказа в силу. - Поздравляю, коммодор. Теперь вы командующий
дамогранской эскадрой.
Конте хотел было подняться с кресла и по уставу отдать честь, но
адмирал взмахом руки остановил его.
- Погодите до официального представления, сейчас мы с вами просто
беседуем. Я уже отдал распоряжение собрать весь присутствующий на базе
командный состав эскадры, через час вы будете введены в свою новую
должность. А пока суд да дело я хотел бы услышать, что за неприятности
случились у вас во время остановок на Нью-Джорджии и Эль-Парайсо. С
вашими письменными рапортами, которые вы прислали по телексу, я уже
успел ознакомиться. Теперь расскажите об этом подробнее.
Конте в деталях поведал адмиралу о двух происшествиях в пути - как о
трупе незнакомца в машинном отделении, так и об исчезновении Келли
Симпсон. Он сообщил всё, что знал, кроме одного крайне важного момента -
а именно, признания Василова. После длительных размышлений Конте решил
утаить эти сведения, поскольку Сантини был одним из подозреваемых в
организации диверсии, а в таком случае жизнь Виктории Ковалевской,
невесть откуда прознавшей о бомбе, оказывалась под угрозой. Вместе с ней
мог пострадать и Василов - просто так, за компанию. Поэтому ближе к
концу полёта Конте сказал своему старшему помощнику, что передаст его
отчёт в Службу Безопасности (что, в общем, соответствовало
действительности) и приказал держать язык за зубами. Василов с радостью
согласился - он понимал, что если дело засекретили, то он, скорее всего,
не заработает даже взыскания.
Правда, Джустини предлагала ничего не скрывать от Сантини и тем самым
спровоцировать его на решительные действия. В принципе, Конте
соглашался, что это было бы разумно, однако, будучи военным, а не
сотрудником спецслужб, он испытывал стойкое отвращение к подобной "ловле
на живца" и отказался от соблазнительной идеи устроить для адмирала
западню. Джустини была недовольна, но перечить ему не посмела. Зато
Бруно Костелло полностью поддержал своего командира - как и все мужчины
на корабле, он быстро подпал под действие чар Виктории и не хотел
подвергать её смертельному риску. Хотя она, если начистоту, не давала
оснований для столь трогательной заботы о её безопасности. Кем бы она ни
была и откуда бы ни узнала о готовящейся диверсии, выбранный ею способ,
чтобы передать предупреждение, был ниже всякой критики. Она откровенно
играла их жизнями - и вполне заслуживала такой же жёсткой ответной
игры...
Как ни странно, Сантини куда больше заинтересовался случаем с
помощницей посланника, чем обнаруженным Костелло трупом. Под конец
разговора у Конте создалось впечатление, что адмирал был лично знаком с
Келли Симпсон или, по крайней мере, кое-что знал о ней и ожидал её
прибытия. Он был очень обеспокоен её исчезновением, хотя пытался это
скрыть, и, похоже, нисколько не сомневался, что с ней произошли крупные
неприятности.
"Чёрт возьми, кто же она? - думал Конте. - Или кем она была. Явно не
киллером Маццарино. И вряд ли агентом иностранной разведки... А впрочем,
кто знает. Возможно, дела обстоят ещё хуже, чем подозревает Ваккаро, и
Сантини не просто заговорщик, а предатель, вступивший в сговор с врагами
Протектората. Правда, Земля к таковым не относится, но мисс Симпсон
вполне могла быть внедрённым в земной дипкорпус агентом Империи Зулу,
Поднебесной, Православного Союза или Четвёртого Рейха. И вероятнее всего
первое - ведь она негритянка..."
- Ну, ладно, - произнёс адмирал, подводя черту под их длительным
разговором. - Командный состав эскадры уже собрался, пора идти на
представление. К исполнению своих новых обязанностей вы приступите
завтра. Сегодня отдохните, займитесь обустройством своей новой квартиры.
Если она вам не понравится, можете заказать себе отдельный дом - его
соберут и установят максимум за неделю. А вечером я приглашаю вас на
ужин; отметим в узком кругу ваше назначение.
* * *
Наземная инфраструктура местной базы Корпуса состояла всего из одного
военного городка, расположенного в полусотне километров от столицы
Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта,
который использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях.
Большинство штатных сотрудников базы проживали в специальном посёлке на
берегу реки Оттавы, состоявшем из шести многоквартирных домов и
нескольких десятков небольших особняков для семейных офицеров и
специалистов.
Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в посёлке были
заняты, ему предоставили свободную трёхкомнатную квартиру в одном из
домов. Своим новым жильём он остался полностью доволен и решил его не
менять - всё равно в качестве командира эскадры он бo'льшую часть
времени будет проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.
Раскладывая в квартире свои небогатые пожитки, Конте размышлял о
сегодняшних событиях и вскоре пришёл к выводу, что адмирал Сантини не
был с ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он
попросту солгал, утверждая, что лишь утром узнал о его переводе на
Дамогран. Такое важное решение, как передача командования эскадрой, не
принимается впопыхах между завтраком и обедом, адмирал должен был
тщательно обдумать его, взвесить все "за" и "против" - а на это
потребовалось бы как минимум несколько дней. Следовательно, прибытие
Конте не явилось для него сюрпризом, но информацию об этом он получил не
по официальным каналам, а по своим личным, существование которых держал
в строжайшем секрете. Подобная таинственность могла иметь только одно
разумное объяснение - эти каналы он использовал для контактов,
неподобающих адмиралу сицилианского флота.
Да и сам факт его назначения командиром эскадры очень настораживал
Конте. Сантини, конечно, объяснил причины своего решения, и звучали они
вполне убедительно. Но также это мог быть и ловкий, тонко рассчитанный
ход со стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об истинной
причине его перевода на Дамогран и специально навязал ему эту
ответственную должность, чтобы по горло завалить его работой и лишить
возможности что-то вынюхивать.
"Хотя с другой стороны, - внезапно понял Конте, - адмирал Ваккаро ещё
три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно - в
том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать
значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду
командование бригадой..."
Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ,
побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель
(здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу
Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника
базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном
это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым
восхищением.
За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса,
Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться
в эту роль - то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине
врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской
муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему
излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой - плохо, ибо
порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так,
например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать
контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры.
Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило
сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал
бы без малейших колебаний...
Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.
- Добрый вечер, коммодор, - как всегда сдержанно, с обычной для их
отношений прохладцей, произнесла она. - Проходите, пожалуйста. Отчим
сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.
- С господином Тьерри? - на всякий случай уточнил Конте.
- Да, с Мишелем, - ответила Ева, вешая его китель в шкаф. - Он тоже
приглашён на ужин.
"Так-так-так, - подумал Конте. - Очень интересно. Значит, и посланник
в этом замешан. Вот уж не ожидал..."
- На самом деле, - между тем продолжала Ева, - у нас будет не ужин, а
обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся
после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.
Девушка провела его в гостиную, где сидела на диване Виктория с
электронной книгой в руках. Увидев их, она отложила книгу, встала и
ослепительно улыбнулась:
- Здравствуйте, коммодор. Сегодня с утра вы были так заняты, что я не
успела поблагодарить вас. С удовольствием делаю это сейчас.
- Простите, синьорина? - не понял Конте. - За что?
- Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, - объяснила она,
вновь устраиваясь на диване. - Это было очень мило с вашей стороны.
- Не стоит благодарности, - вежливо ответил он. - Вы уже сполна
отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле.
Это заметно скрасило наши серые будни.
Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:
- Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю.
Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на
корабль.
- Ладно, - отозвалась Ева. - Вы тут развлекайте друг друга, а я
побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже
накрывать стол.
Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью,
затем снова повернулся к Виктории.
- Вы поселились у Евы? - спросил он, усевшись в соседнее кресло.
- Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.
В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в
который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на
мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и
все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она
остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли
хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не
был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких
чувств. Она просто вызывала в нём желание - банальное и естественное
желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.
"Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, - размышлял Конте. - Нам
следует брать пример с женщин - с их требовательностью, с их
разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были
похожи на них, мир был бы гораздо лучше... Хотя нет - тогда бы
человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог,
женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества,
всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни
желания развивать цивилизацию..."
Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли.
Наконец она произнесла:
- Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне
кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
- Чем?
- Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить
меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с
секундным замешательством, он спросил:
- Вы считаете, что это плохо?
- Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого
гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную
реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует
один момент, который мне очень не нравится.
- Какой же?
- Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за
её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную
утешительницу - а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно
уязвляет моё самолюбие.
По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала
хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что
она не так уж далека от истины. А вернее - попала в самую точку.
- Я должен попросить у вас прощения, - сказал он. - Вы совершенно
правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.
Она кивнула:
- Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы
искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь
замечать очевидное - а именно, что она только притворяется, притом очень
неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой
проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным.
Однако вы предпочитаете оставаться слепым.
Конте внимательно поглядел на неё:
- Зачем вы об этом говорите?
- Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она
мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.
- А если так надо? - спросил он. - Если иначе нельзя? Между мной и
Евой всё равно ничего быть не может - и вовсе не потому, что я старше её
на пятнадцать лет. Есть причины и посерьёзнее.
- Да, знаю. Но, по-моему, всё это глупости. Ева только по крови
принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она
выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; её
взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу
сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к
ним. Настоящая семья для неё - это вы, ваш Корпус.
Конте с трудом удержался от горького вздоха.
- К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для
наших Ева всё равно остаётся внучатой племянницей дона Трапани. И будет
оставаться ею всегда.
- А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?
- Вот именно, - сухо ответил он. - Можете считать меня чёрствым и
бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота - нет.
- Нет, вы не чёрствый, - мягко произнесла Виктория. - И не бездушный.
И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.
Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых
адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба
эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения
Службы Безопасности. Когда Конте обменялся любезностями со всеми
новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвёл его в сторону и
спросил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг