- Ну, не... не это, а... Собственно, я видел, как Габриель выходил из
ее комнаты.
- Ага, понятно. Ты разговаривал с ним?
- Да.
- И он не попросил тебя держать язык за зубами?
- Ну... Собственно говоря... Это...
- Все-таки попросил?
Симон виновато заморгал.
- Да, попросил.
- Ах, ты трепло несчастное! - негодующе рявкнул Эрнан. - Какого тогда
дьявола ты разбалтываешь чужие секреты?! К твоему сведению, Филипп, этот
пустомеля уже по всему дворцу раззвонил про Габриеля и его барышню.
Филипп укоризненно поглядел на Симона и вдруг улыбнулся.
- Стало быть, ты видел, как Габриель выходил от Матильды? Ладненько. -
Тут он ткнул его пальцем в грудь. - Но ты-то что делал на половине фрейлин
в это самое время?
- Точно, - подхватил Эрнан. - Воистину: сей вопрос достоен
пристальнейшего изучения!
Симон покраснел, как вареный рак, и, запинаясь, пробормотал:
- Я?.. Я просто... просто так...
- Ой, не заливай! - отмахнулся Шатофьер. - Если тебе удается водить за
нос Амелину, и она искренне убеждена в твоей верности, то со мной этот
номер не пройдет. Думаешь, я не знаю про дочь лурдского лесничего?
- А? - Филипп озадаченно взглянул на внезапно скисшего Симона, затем
вопрошающе посмотрел на Эрнана: - О чем ты толкуешь, дружище? Причем здесь
дочь лурдского лесничего?
- А при том, что у этой самой дочери есть три дочурки, чертовски
похожие на верного супруга госпожи д'Альбре де Бигор.
- Да ты шутишь! - воскликнул ошарашенный Филипп.
- Нет, клянусь хвостом Вельзевула. Он путается с нею с тринадцати лет,
а старший их ребенок родился за полгода до его женитьбы на Амелине.
- Черти полосатые! Симон, это правда?
Симон и не шелохнулся, как будто вовсе не расслышал вопроса. Ссутулив
плечи и опустив глаза, он был похож на пойманного с поличным преступника,
который прекрасно понимал, что выкручиваться бесполезно, и хранил гордое
молчание.
Филипп вновь обратился к Эрнану:
- Но как же так? Почему я не знал?
- Да потому, что никто не знал... Гм, почти никто - за исключением
лесничего, нескольких слуг, держащих свои языки на привязи, и матери
Симона.
- Его матери?!
- Ну, да. Она-то и подыскала для милки своего сына покладистого мужа,
который постоянно находится в разъездах и не задает лишних вопросов насчет
того, откуда у его жены берутся дети. Надобно сказать, что наш Симон, хоть
и простоват с виду, но хитрец еще тот. Он так ловко обставлял свои амуры с
той девицей, что даже его товарищи, с которыми он отправлялся якобы на
охоту, ничего не подозревали. Я и сам проведал об этом лишь недавно.
- Как? От кого?
- Э, нет. Позволь мне не открывать своих источников информации. - Эрнан
вздохнул. - Впрочем, зря я тебе рассказал. Теперь у вас с Амелиной
появился достаточно веский повод наплевать на свое обещание и возобновить
шуры-муры.
М-да, боюсь, что так оно и будет.
Филипп энергично затряс головой, словно прогоняя жуткое наваждение.
- Нет, это уму непостижимо... Невозможно... Я не могу поверить!
Право... Симон, ты... ты... Ведь ты был для меня своего рода идеалом...
идеалом супружеской верности. Я всегда восхищался твоей беззаветной
преданностью Амелине и... и даже немного завидовал тебе - что ты способен
так любить... А теперь... Нет! Пожалуй, я вернусь во дворец. Мне надо
переварить это... привыкнуть... осознать...
смириться... - И он, как ошпаренный, вылетел из шатра.
Вскоре послышался стук копыт уносящейся прочь лошади. Полог у входа в
шатер отклонился, и внутрь заглянула коротко остриженная голова слуги.
- Прошу прощения, господа. Что-нибудь стряслось?
- Нет, Гоше, ничего особенного, - успокоил его Эрнан. - Просто твой
хозяин вспомнил о неотложных делах. Бери остальных и следуй за ним.
Когда слуга откланялся и исчез, Шатофьер повернулся к Симону и
назидательно произнес:
- Вот так рушатся идеалы, друг мой любезный!
- Жирный боров! - пробормотал Симон, бесцельно блуждая взглядом по
шатру. - Зачем ты рассказал Филиппу?
- И вовсе я не жирный, - с непроницаемым видом возразил Эрнан. - Я
большой и могучий, это во-первых. А во-вторых, поделом тебе. Поменьше надо
трепаться о чужих прегрешениях, коль у самого рыльце в пуху. И потом, меня
до жути раздражает твое постоянное лицемерие. Строишь из себя святошу,
житья не даешь Амелине, все упрекаешь ее, упрекаешь...
- Ведь я люблю Амелину! Я так ее люблю... Только ее и люблю...
- А зачем тогда якшаешься с той девицей?
- Ну... Это так... несерьезно...
- Разве? И трое детей - тоже несерьезно? Какой же ты еще мальчишка,
Симон! Вот когда повзрослеешь... гм, если, конечно, повзрослеешь
когда-нибудь... - Эрнан растянулся на подстилке и широко зевнул. - Да
ладно, что с тобой говорить! Лучше я чуточку вздремну, а ты, малыш, ступай
себе с Богом...
Едва Симон вышел из шатра, как за его спиной раздался громкий храп.
Несмотря на скверное настроение, он все же не удержался от смеха:
- Да уж, нечего сказать, чуточку вздремнул...
Глава XXXV
ЖУТКИЙ СОН ШАТОФЬЕРА
Вообще, Эрнан не имел обыкновения храпеть во сне. За годы, проведенные
в крестовом походе, он приучился спать тихо и чутко, а громогласный храп в
процессе засыпания был лишь своего рода вступлением fortissimo con
brio[37], быстро переходящим в pianissimo[38] его обычного сна. Симон еще
не успел покинуть пределы ристалища, как Эрнан перевернулся на бок и утих.
И виделся Шатофьеру самый популярный из его снов, к которому он привык
настолько, что даже во сне отдавал себе отчет в том, что это всего лишь
сон.
...Тихая и душная палестинская ночь, лагерь крестоносцев, на часах -
уснувшие стражники, да и он сам, монсеньор де Шатофьер, гроссмейстер
ордена Храма Сионского, безмятежно дремлет в роскошном командорском шатре
на вершине холма.
За перегородкой слышится ровное сопение его оруженосцев, звучащее как
аккомпанемент к подозрительному шепоту, доносящемуся снаружи. Эрнан
прекрасно знает, что это за шепот: в который уже раз коварные сарацины
никем не замеченные пробираются в лагерь, чтобы убить гроссмейстера (то
бишь его) и таким образом обезглавить могущественное христианское войско.
Однако их надеждам сбыться не суждено: всякий раз Эрнан вовремя
просыпается, собственноручно расправляется со всеми злоумышленниками, а
потом задает взбучку часовым, которые проворонили очередную вылазку врага.
В конце концов все войско радуется благополучному исходу ночного
инцидента, а менестрели ордена спешно слагают героическую балладу,
прославляющую отвагу и бдительность вождя тамплиеров...
К большому огорчению Эрнана, в этот раз ему не удалось вновь пережить
все перипетии ночного происшествия, и вместо того, чтобы проснуться во
сне, он проснулся на самом деле и удивленно огляделся по сторонам.
"Ну и дела! - промелькнуло в его голове. - Кажись, я в Филипповом шатре
на ристалище... Пожалуй, что так оно и есть... Это же Наварра, чтоб мне
пусто было!.. Но откуда здесь взялись сарацины, черт их дери?!"
С пробуждением Эрнана шепот не пропал, а напротив, стал громче. Теперь
уже это был не шепот, но спокойный разговор двух человек на арабском языке.
"Нет, это не сарацины, - наконец сообразил Эрнан, обнаружив, что смысл
произносимых слов ускользает от его понимания. - Мавры?.. Нет, не мавры...
Христиане, провалиться мне на этом месте!.. Как они безбожно коверкают
арабский..."
Он весь обратился в слух, и первая же понятая им реплика буквально
сразила его наповал:
- Она должна умереть, хочешь ты того или нет. Я уже вынес ей смертный
приговор.
Эрнан осторожно протянул руку к лежавшему рядом мечу.
"Вот поди ж ты! Оказывается, я присутствую на тайном судилище, где
вместо латыни используется арабский язык... Да-а, очень некстати я здесь
вздремнул - для "судей" некстати, разумеется... А как же Байярд? Они что,
слепые?.. Впрочем, нет. Скорее всего, он опять сорвался с привязи. Хороший
конь, умница..."
Тут отозвался второй (Эрнан понял, что это был второй, лишь из
контекста разговора - чужой язык и плотные стенки шатра делали голоса
собеседников, и так похожие, совершенно неразличимыми):
- Боюсь, мне придется смириться с этим.
- Тем более, - заметил первый, - что она поступила с тобой по-свински.
- Да, ты прав...
Затем возникла долгая пауза.
"Интересно, - подумал Эрнан. - Кто она? С кем она поступил по-свински?
А что, если мне сейчас выйти и спросить у них напрямик: "О чем вы
толкуете, милостивые государи?" Гм... Нет, это будет не слишком умнo с
моей стороны - сперва нужно поподробнее узнать, что они задумали... К тому
же их явно больше, чем двое".
И в самом деле, по соседству слышалась басконская болтовня. Эрнан
определил, что разговаривали трое, судя по лексикону - слуги, несколько
раз кряду они упомянули о какой-то "тряпке".
Наконец двое возле шатра Филиппа возобновили свою весьма занимательную
беседу:
- Ну как, решился?
- Я уже сказал: мне придется смириться.
- То есть, ты согласен пассивно поддерживать меня?
- Вроде того. Но...
- Это меня не устраивает. Ни в коей мере. Теперь мы с тобой одной
веревкой связаны, так что будь любезен разделить со мной ответственность.
И не увиливай - без твоей помощи мне придется туго.
- А я не увиливаю. Просто хочу получить гарантии, что мы равноправные
союзники.
Я не собираюсь таскать для тебя каштаны из огня.
- О нет, будь в этом уверен. Конечно, мы союзники, как же иначе? А она
стоит у нас на пути, само ее существование - смертельная угроза для нас...
во всяком случае, для меня. Либо она, либо я - другой альтернативы нет.
Ну, а ты... В конце концов, она отступилась от тебя - так что же ты
колеблешься? Вот я бы на твоем месте...
- Да, это уж точно. Тебе чужды сантименты.
"Так, так, так,- отозвалась та часть сознания Эрнана, которая
занималась анализом услышанного. - Она отступилась от второго. Очень
важная информация! А для первого она представляет смертельную угрозу...
или для его планов - порой честолюбцы отождествляют поражение со смертью,
по себе знаю... Неужели?.."
Последовавшие за тем слова первого, сказанные с мрачной решимостью,
подтвердили его догадку:
- Когда речь идет о власти, сантименты излишни и даже вредны. Ради
короны я готов пожертвовать всеми без исключения родственниками... Гм,
разумеется, присутствующие не в счет.
- Ой, не заливай! В твоих глазах моя жизнь не стоит и гроша. Просто
сейчас я полезен тебе и, к счастью, не стою на твоем пути.
- Зато эта сучка... прости, кузина - вот она стоит.
- Кузина... - не сдержавшись, прошептал Эрнан. - Все-таки кузина.
Понятно...
Первый употребил именно это слово, а не какой-нибудь его арабский
эквивалент.
Догадка Шатофьера переросла в убеждение. Теперь он знал обоих
злоумышленников, хотя одного из них впервые увидел лишь вчера, а с другим
вообще никогда не встречался.
После длительного молчания разговор продолжился, перейдя в более
практическое русло:
- Так что выберем - яд или кинжал?
- Только не яд.
- Почему?
- Слишком опасно и не наверняка.
- Разве? По мне, это самый верный способ.
- А я так не думаю. Смерть от отравления неизбежно вызовет серьезные
подозрения.
Начнется расследование...
- Ну и что с того?
- В нашем положении это очень нежелательно.
- Согласен. Но я не вижу иного выхода, кроме отравления. Ведь кинжал,
веревка и тому подобное еще хуже.
- Ну, не скажи. Кинжал, к примеру, тем хорош, что убийство им легко
свалить на другого - подставить его так, что ни у кого не возникнет и тени
сомнения насчет его виновности.
- Да? И каким образом?
- Есть у меня одна идея, но это будет дорого стоить. Очень дорого.
Впрочем, большую часть затраченных денег мы затем вернем, но потери
неизбежны.
- Деньги меня не волнуют. Так что у тебя на уме?
- Через три недели Маргарита устраивает загородную прогулку в свой
замок...
- Через три недели?!
- Не беспокойся, все будет в порядке. Это самый подходящий срок.
- Ты уверен?
- Я отвечаю.
- Ладно. Давай, выкладывай, что ты задумал.
- Позже. Я еще не просчитал все детали.
- А кого подставить, уже решил?
- Позже, я сказал.
По-видимому, он привлек внимание собеседника к выполнившим свою работу
слугам, так как последовал ответ:
- Ах да, ты прав. Здесь нам не стоит задерживаться.
- Правильно. И пусть нас поменьше видят вместе - на всякий случай,
чтобы никто ничего не заподозрил.
"Поздновато хватились, ребята! - злорадно прокомментировал Эрнан. - Вы
у меня на крючке, и гореть мне в адском пламени, если в самом скором
времени вы не познакомитесь с топором палача".
- Добро. Тогда я поехал.
Послышалось конское ржание.
- Будь рассудителен, кузен, - уже по-кастильски бросил вслед уезжающему
тот, что остался. - Не горячись, не нервничай. Все обойдется.
"Ну, это еще как сказать, господин граф! - Эрнан заранее предвкушал
свой триумф.
- Не думаю, что виконт Иверо согласится с вами, когда предстанет перед
судом Сената по обвинению в покушении на убийство наследницы престола".
Спустя некоторое время вместе со слугами тронулся в обратный путь и
второй злоумышленник. Чуть отклонив полог шатра, Эрнан проводил их долгим
взглядом, пока все четверо не исчезли в сгустившихся сумерках. Тогда он
выбрался наружу и огляделся вокруг: над соседним шатром гордо развевалась
"тряпка" - знамя Бискайи. Байярда нигде видно не было.
Эрнан положил два пальца в рот и вывел замысловатую трель. Минуту
спустя, радостно фыркая, к нему подбежал конь. Шатофьер потрепал его
длинную гриву.
- Молодчина, Байярдик! Умница! Ты даже не представляешь, какую услугу
сделал всем нам, когда сорвался с привязи. Только что здесь о таких
приятных вещах говорилось - брр! - волосы дыбом встают. Дикие звери -
взять хотя бы тех волков, которые едва не загрызли тебя в Аженском лесу, -
так они сущие агнцы по сравнению с людьми. Это я начал понимать давно. Был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг