спальне принцессы. Филипп уже начал погружаться в сладкую полудрему, как
вдруг до его ушей донеслось тихое всхлипывание. Затем еще одно.
Он раскрыл глаза и озадаченно взглянул на Маргариту. Щеки ее были
влажными от слез.
- Что с тобой, милочка?
- Да так, ничего, - ответила она, утирая слезы. - Просто... просто я
подумала, что... что... - Лицо ее исказила плаксивая гримаса, и она с
нытьем в голосе, точно обиженный ребенок, произнесла: -
Ты-не-лю-бишь-ме-ня!
- Почему же, дорогая? - Филипп привлек ее к себе и поцеловал. - Я люблю
тебя.
Очень люблю.
- Да уж, любишь, - продолжала ныть Маргарита. - Так же, как любишь
Бланку, свою кузину Амелию и еще десяток, если не сотню женщин.
- Ты ошибаешься! Я люблю тебя больше, чем других.
- Все равно это не настоящая любовь. Ты не любишь меня так, как люблю
тебя я.
- И как же ты меня любишь?
- Всем сердцем. Всей душой. Вся моя любовь принадлежит тебе, только
тебе - и никому, кроме тебя.
- О Боже! - с притворным ужасом вскричал Филипп. - Ты хочешь сказать,
что не наставишь мне рога?
- Конечно, нет. Зачем мне другие - ведь у меня есть ты... А ты... -
Маргарита горько вздохнула. - Ты будешь изменять мне, бессовестный! Я так
несчастна...- И она с жаром принялась покрывать его лицо поцелуями.
- Черти полосатые! - сокрушенно пробормотал Филипп. - Настает конец
света...
Уже в который раз за последние сутки ему пришлось на деле доказывать
Маргарите, как крепко он ее любит.
Глава XXXIV
В КОТОРОЙ ФИЛИПП ЗНАКОМИТСЯ С РЕГЛАМЕНТОМ ТУРНИРА
И УЗНАЕТ НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ СИМОНА
В четыре пополудни Филипп вернулся в свои апартаменты, чтобы надлежащим
образом подготовиться к встрече с императором. Однако тут его ожидало
разочарование.
Незадолго до этого в королевский дворец прибыл курьер с сообщением, что
начальник императорского поезда допустил ошибку в расчетах. Как оказалось,
итальянские гости не успевают прибыть в Памплону засветло, и Август ХII
отложил свой въезд в город до утра следующего дня, решив остановиться на
ночь в одной из резиденций наваррского короля, что в трех часах езды от
Памплоны.
Таким образом, у Филиппа неожиданно освободился весь вечер. Идти
обратно к Маргарите ему не хотелось: на сегодня он был сыт ею по горло и
чувствовал какое-то странное опустошение при одной лишь мысли о ее ласках.
К тому же перед самым его уходом принцесса велела пажам разыскать Рикарда
Иверо. Она собиралась по душам потолковать с ним о ночном инциденте, а
Филиппа совсем не прельщала перспектива быть свидетелем словесного (а
может, и не только словесного)
мордобоя.
Бланка была занята. Вот уже третий час кряду она, пуская в ход все свои
чары и доводы здравого смысла, тщетно пыталась убедить Габриеля в
пагубности его брака с Матильдой. Как с самодовольной ухмылкой поведал
Этьен, подслушивавший их разговор, дело явно шло к поражению Бланки.
Раздосадованный Филипп еле сдержался, чтобы не врезать Монтини по его
ухмыляющейся физиономии, и отправился на розыски Эрнана, но вместо него
нашел только его камердинера Жакомо, который сообщил, что Шатофьер,
прихватив с собой Симона, поехал осмотреть ристалище и там немного
поразмяться.
Тогда-то Филипп вспомнил, что должен установить возле отведенного ему
шатра на ристалище свой щит с гербом и собственноручно поднять знамя, тем
самым засвидетельствовав, что он, как рыцарь-зачинщик, уже прибыл на
турнир и готов сразиться с любым посвященным рыцарем. Недолго думая,
Филипп решил воспользоваться удобным случаем, чтобы совместить полезное с
приятным - выполнить необходимые формальности и увидеться с друзьями.
По пути к ристалищу он отпустил поводья лошади, предоставив ей не спеша
идти за слугами, а сам, мерно покачиваясь в седле, приступил к чтению
только что полученной копии регламента состязаний, из коего следовало, что
праздничный турнир по случаю восемнадцатилетия наследной принцессы Наварры
начнется утром 5 сентября "на ристалище в ложбине, близ славного города
Памплоны" и продолжится четыре дня. Филипп бегло просмотрел перечень
предполагаемых ратных забав, особо отметив для себя весьма экзотическую
охоту за сарацинами (Альфонсо Кастильский обещал привезти с собой два
десятка плененных мавританских воинов), и вернулся к первому дню
состязаний, когда в единоборствах с копьями и в тяжелых доспехах будет
разыгрываться самый престижный приз состязний. В этом виде Филипп выступал
в числе рыцарей-зачинщиков. Кроме него зачинщиками были также граф
Александр Бискайский, Тибальд де Труа, граф Шампанский, граф Педро Оска,
принц Эрик Датский, барон Ричард Гамильтон и рыцарь Гуго фон Клипенштейн,
по прозвищу Гроза Сарацинов (слово "бакалавр" после имени Клипенштейна
было зачеркнуто, а рядом, другим почерком, была сделана приписка:
"командор, прецептор Аквитанский достославного ордена Храма Сионского").
Вечером накануне турнира среди рыцарей, изъявивших желание сразиться с
зачинщиками, должна состояться жеребьевка, призванная определить, в каком
порядке они будут вызывать зачинщиков на поединок. А если желающих
окажется больше тридцати пяти, то жребий отсеет лишних - так, чтобы каждый
зачинщик сразился с пятью противниками, после чего маршалы турнира
определят четверку сильнейших рыцарей, которые затем разыграют между собой
венец победителя.
У Филиппа был добавочный стимул стремиться к победе, и не столько из
тщеславия, сколько потому, что победителю турнира предоставлялось право
выбрать королеву любви и красоты - а он не хотел, чтобы Маргариту выбрал
кто-нибудь другой, тем более после того, как она согласилась выйти за него
замуж. Кстати сказать, с выбором королевы дон Александр попал в весьма
затруднительное положение.
Согласно традиции, этот почетный титул принадлежал самой знатной из
присутствовавших на турнире дам и девиц, обычно жене устроителя, либо
старшей его дочери, либо жене его старшего сына. Так, в бытность Филиппа в
Кастилии, на королевских турнирах место в украшенной гирляндами цветов
ложе занимали поочередно Констанца Орсини, жена Альфонсо, и Бланка. По
логике вещей, королевой на предстоящем турнире должна была стать
Маргарита, ведь и турнир-то устраивался в ее честь. Но, с другой стороны,
на празднествах ожидалось присутствие двух королев - Галлии и Кастилии, и
пяти принцесс, королевских дочерей, - Бланки Кастильской, Элеоноры
Кастильской, Изабеллы Арагонской, жены наследного принца Франции, Марии
Арагонской, жены Фернандо де Уэльвы, младшего брата кастильского короля, и
Анны Юлии Римской, дочери императора. В этих обстоятельствах дон
Александр, со свойственной ему деликатностью, не отважился назначить свою
дочь королевой, с самого начала поставив ее как бы выше других дам и
девиц, не менее знатных, чем она, и решил поступить в лучших традициях
рыцарских романов - переложить бремя выбора на будущего победителя. Он был
уверен, что кто бы ни победил (а что победит зачинщик, он не сомневался),
королевой будет избрана Маргарита - Ричард Гамильтон и Гуго фон
Клипенштейн, как истые рыцари, поступят так из уважения к хозяйке
празднеств, а Филипп, Тибальд Шампанский, Педро Оска и Эрик Датский
претендуют на ее руку. Графу Бискайскому лавры сильнейшего не угрожали -
он был хорошим полководцем, но никудышным бойцом, и король принуждал его к
участию в турнирах лишь в тайной надежде, что когда-нибудь он серьезно
покалечится.
На месте предстоящих баталий лихорадочно кипела подготовительная работа.
Плотники сооружали помост для почетных гостей и сколачивали на
близлежащих холмах временные трибуны для мелкопоместного дворянства и
плебса, на самoм ристалище косари скашивали высокую траву, а землекопы
разравнивали бугры и затаптывали землей рытвины.
Роскошные шатры зачинщиков уже были возведены; возле каждого из них был
установлен деревянный навес с яслями для коней. Подъезжая к своему шатру,
Филипп внимательно оглядывался по сторонам в надежде увидеть друзей, но на
ристалище не было ни единого всадника - лишь только рабочие да гурьба
ребятишек из окрестных сел.
- Вот черт! - раздосадовано произнес он, слезая с лошади. - Разминулись
все-таки.
Оруженосец развернул знамя Гаскони - золотые оковы на лазоревом поле -
и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал, лишь
наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было
обязательно - на турнирном жаргоне это называлось поднимать
собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был
укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники
должны вызывать Филиппа на поединок.
Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался трогаться
в обратный путь, из небольшой рощицы, которая начиналась шагах в трехстах
позади шатров, показались два всадника. Они во весь опор неслись к нему,
размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них, могучего
телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан. Вторым
всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше
походила на пони, оказался, как и следовало ожидать, Симон.
Друзья подъехали к Филиппу и спешились.
- Привет, соня! - загрохотал Эрнан. - Проспался, наконец?
- Говорят, ночью ты был у принцессы, - вставил свое словечко Симон. -
Ну и как, здорово развлекся?
Филипп содрогнулся.
- Ой! Не напоминай!
- Что, объелся?
- Да вроде того, - уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему
разговора: - Так вы уже размялись?
- Да вроде того, - передразнил его Эрнан. - И даже чуток отдохнули в
той рощице.
Этак самую малость... - Он сухо прокашлялся. - Черт! Жажда замучила.
Пожалуй, пора возвращаться.
Филипп это предвидел.
- Может, сначала перекусим? - с улыбкой спросил он.
- А? - оживился Эрнан. - У тебя есть жратва?
- Естественно... Гоше, - велел он слуге, - занеси котомку в шатер.
Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара адская, не правда ли?
Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.
- Гораздо хуже будет, если зарядит дождь, - заметил Эрнан, следом за
Симоном входя в шатер. - К жаре я привык в Палестине. А вот дождь...
Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.
- Кому как, - пожал плечами Филипп.
Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой
сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками
потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его
друзья с громким чавканьем уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо
прожаренного и обильно сдобренного пряностями мяса.
Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.
- Очень даже неплохо, - проворчал он, отбросив в сторону пустую бутылку
и извлекая из котомки следующую. - Это, как я понимаю, наваррское.
Великолепное вино, нечего сказать.
- Гасконское лучше! - хором возразили Филипп и Симон, затем недоуменно
переглянулись и громко рассмеялись.
Эрнан тоже захохотал:
- Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.
Симон мигом унял свой смех.
- Ты меня обижаешь, Эрнан, - с оскорбленным видом произнес он.
- Это насчет чего?
- Насчет дураков, разумеется.
- А-а, понятно! - Шатофьер уже привык, что зачастую Симон принимает
шутки за чистую монету, и давно перестал этому удивляться. - Ты уж прости,
дружок, что я лишний раз напомнил тебе о твоем несчастье... Да, кстати,
Филипп, об обиде.
- О какой?
- Твой будущий тесть, оказывается, пригласил в числе зачинщиков
Гамильтона.
- Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон - добрый рыцарь.
Эрнан состроил презрительную гримасу.
- Да уж, добрый! - негодующе фыркнул он. - Много хуже меня.
- Не спорю. Но это еще не значит...
- Значит!!! Почему он, почему не я?! Ведь я лучше, я сильнее! Какого
черта, спрашивается, король пригласил зачинщиком его, а не меня?
- Думаю, потому что он издалека...
- Шотландский выскочка!
- Выскочка, не выскочка, однако прославленный воин. - (Филипп решил не
бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался
пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Ричарда
Гамильтона, в котором тот изъявлял желание принять участие в турнире,
отдал предпочтение шотландцу.) - Надеюсь, ты не упустишь случая доказать
свое превосходство над ним?
- Непременно! Я покажу этому сукину сыну, где раки зимуют.
- Между прочим, - Филипп извлек из-за отворота камзола копию
регламента. - Ты можешь записаться еще до жеребьевки - но только начиная с
третьего круга.
- Я уже записался, - ответил Эрнан. - Пятнадцатым.
- Не хочешь рисковать?
- Ха! Разве это риск? Это называется полагаться на случай. Когда придет
время бросать жребий, незанятыми останутся лишь четырнадцать первых и,
возможно, еще несколько последних мест - и на них будут претендовать не
менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала
мне сразиться с Гамильтоном.
- Понятненько, - сказал Филипп. - А ты, Симон, тоже записался?
- Да какой из меня рыцарь! - небрежно отмахнулся тот. - Впрочем, если
кто-то из вас возглавит одну из партий в общем турнире, я, конечно,
присоединюсь к нему...
Ну, и еще попытаю счастья в охоте за сарацинами.
Эрнан усмехнулся и вновь запустил руку в котомку.
- Ай-ай-ай! - сокрушенно произнес он, вынимая последнюю бутылку. -
Осталась единственная и неповторимая.
- Не грусти, - утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две
трети. - На, возьми. С меня достаточно.
- И мою можешь взять, - добавил Симон. - Там осталась почти половина.
Шатофьер одобрительно хмыкнул:
- Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья... Ну что ж, коль скоро у
меня есть что пить, я, пожалуй, побуду здесь до приезда императора.
Передайте Жакомо...
- Это излишне. Август Юлий изменил свои планы. Он прибывает завтра
утром.
- Ах, так! Тем лучше. Тогда я чуток сосну в твоем шатре, не возражаешь?
- О чем может быть речь! - пожал плечами Филипп. - Спи здесь, сколько
тебе влезет.
- Так я и поступлю, спешить-то мне некуда. Во дворце меня никакая
барышня не ждет... Между прочим, о барышнях. Слыхал я, что ты остался с
носом. Это правда?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, я о той смазливой девчушке, сестре Монтини, - Эрнан лукаво
прищурился. - Говорят, ты положил на нее глаз, но она отвергла твои
домогательства и отдала предпочтение Габриелю. Прошедшей ночью у них уже
состоялось свидание.
- Ба! - изумился Филипп. - Говорят? Кто?
- Спроси у Симона. Это он мне рассказал.
Филипп повернулся к Симону:
- А ты откуда знаешь?
Тот почему-то смутился.
- Я сам видел, собственными глазами.
- Что?! - вытаращился на него Филипп.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг