И я опять соглашаюсь: послушайте только, о чем и как они говорят.
Может быть, каким-то странным образом верно и то и другое?
По шестнадцать лет было молодогвардейцам. Если бы Миша оказался там,
он был бы среди них и вел бы себя достойно. В это я, безусловно, верю. Ему
не повезло. Он умер не героически. Но война не позволила всем умереть
героически. Победа стоила слишком много жизней.
16 лет - мало. Столько изменится в человеке. Появятся черты, которых
еще вовсе нет, исчезнут нынешние.
16 лет - много. Главная суть будущего взрослого человека сложилась,
дальше будут развиваться уже имеющиеся свойства, черты, склонности.
Опять верно и то и другое. Диалектика.
Но я возьму второе.
Мне кажется, по всему тому, что мы знаем, можно себе представить,
каким человеком был бы взрослый Миша Колесников.
Я попробую прочертить траекторию его жизни. Покажите математику
достаточно выраженный отрезок кривой, и он изобразит вам ее форму.
Надо попытаться сделать то же самое с человеческой жизнью, с
характером человека. По отрезку длиной в 16 лет изобразить жизнь.
В пятьдесят лет просыпаешься иначе, чем в двадцать. В молодости так:
первые мысли, которые появляются в пробуждающемся мозгу, приятные.
Вспоминаешь, что тебя ждет свиданье, развлеченье, да просто хороший,
чем-то наполненный день. Неприятности, дела скучные и рутинные, если и
вспоминаются, то не сразу. Теперь - другое дело. Первое, что лезет в
голову, - огорчения от детей, предстоящий трудный разговор с начальством,
долго откладываемый визит к врачу.
Но сегодня я просыпаюсь с чем-то праздничным и не сразу могу
сообразить, в чем дело. Потом всплывает в памяти: вечером зайдет Михаил
Колесников, накануне звонил из Ленинграда, что выезжает: вызвали в
министерство.
...Опять все то же. Обнимает так, что кости трещат. Но целует полными
мягкими губами, женщины, наверное, любят такие поцелуи: щедрые. Сует
ребятам подарки: младшему какой-то огромный конструктор, старшему -
зарубежные штаны. Массивный, веселый, излучающий уверенность и добродушие.
В комнате сразу становится тесно и интересно. Из глубин карманов
появляются еще раковины, мелкие иностранные монеты, поясная пряжка с
двуглавым орлом.
Люди всегда чувствуют к нему необыкновенное доверие, особенно дети и
женщины. Моя жена говорит: первоклассный бы из тебя, Михаил, исповедник
получился.
Аккуратной стрижкой под бобрик и седеющими висками похож на
отставного полковника. Морщин еще прибавилось. Морские ветры не балуют
шкуру человеческую, да и не только ветры ее дубят. Складки на щеках
придают его лицу суровость, жесткость даже. "Тебе, Михаил, почаще
улыбаться надо. Марк Твен говорил: морщины должны быть только следами
прошлых улыбок". - "Стараюсь". Но сам при этом почему-то не улыбается: уже
переключился на серьезное.
- Ну, с чем приехал?
Этот вопрос не сразу, конечно. Сначала - про мать, про Галю, про
детей. Выясняется: уже и младший начал бриться. В прошлом году он прожил у
нас неделю на каникулах после девятого класса. Михаил Колесников третий.
Забавно было узнавать в нем черты деда, которого я когда-то видел каждый
день в течение нескольких лет.
- В министерстве-то был?
- Да был...
- И что?
Михаил медленно тянется вилкой за ломтем огурца, отправляет его в рот
и с хрустом грызет. Зубы такие, что позавидуешь. Когда заходит серьезный
разговор, он всегда так: медлителен, скуп на слова.
- Зовут, понимаешь, обратно в науку.
- Капитаном?
- Да.
- А судно какое?
- Новое. Из курчатовской серии, но с большими новинками. "Климент
Тимирязев". На Ленинград базироваться будет. Говорят, везде согласовали.
Вот так. Кончается, значит, опала. Капитан Михаил Колесников опять
там, где ему и надлежит быть.
В научный флот Колесников, тогда бравый, тридцатилетний, с военной
выправкой, пришел уже видавшим виды моряком. За спиной война и несколько
лет плаванья на лесовозах. Дорогу из Ленинграда и Архангельска до Лондона
знал как свою улицу.
Много раз я слышал, как уважительно люди говорили: "Михал Михалыч.
Капитан Колесников". Некоторым в характеристиках пишут с полным
основанием: пользуется авторитетом в коллективе.
О том, как случилась опала, он рассказал протокольно и не любил
вспоминать. Но говорили об этом случае много. Я слышал от старых капитанов
с внешностью профессоров и от способных кандидатов наук, похожих на
матросов. Как всегда бывает, подлинное происшествие постепенно обрастало
сомнительными подробностями и явными выдумками, превращаясь в легенду.
Судно, которым командовал капитан Колесников, зашло в порт
Монтевидео, Уругвай. До этого - два месяца плаванья в экваториальной и
южной Атлантике. Земли даже не видели. Корабли Колумба меньше времени
провели в открытом океане. Станции (так называются остановки судна для
проведения исследований) в любое время суток. Краем шторм захватил,
потрепал. Изнуряющий зной, тяжелая работа без выходных и праздников, а
часто и без смен. Таков закон моря. Потом дадут отгулы, можно будет хоть
три месяца ловить рыбу или лежать на пляже в Сочи, так что надоест и снова
захочется в море. Но сейчас от этого не легче. Люди устали, соскучились по
твердой земле, по незнакомым человеческим лицам.
Завершены портовые формальности. Капитан надел свежий китель и вместе
с начальником экспедиции нанес визит вежливости местным властям. Настало
время отпустить людей на берег. Все как положено. Помполит, комиссар судна
(в безобидном просторечии "помпа") провел беседу с отпускниками. Боцман
проверил обмундирование у членов команды, ученые надели белые штаны, в
каких Остап Бендер мечтал гулять по Рио-де-Жанейро. И веселой гурьбой все
двинули на берег, как члены профсоюза на оплаченную месткомом экскурсию.
Капитан поужинал и ушел к себе. Каждый день он заставлял себя полчаса
заниматься испанским языком (он к тому времени очень недурно говорил
по-английски и по-французски). Теперь у него появилось свободное время, он
сидел за столом в майке и спрягал трудный глагол. Кое-кто уже вернулся из
увольнения, многие отсыпались за бессонные ночи. Прибежал с берега молодой
матрос, первый раз в океанском плаванье. Вахтенному помощнику ничего не
сказал, прямо к капитану. "Михал Михалыч, беда, драка! К Семенову какая-то
шпана местная привязалась, наши вступились". - "Где?" - "Близко совсем от
порта, в пивной какой-то". - "Зачем в такое место пошли?" - "Так ведь
жарко, пить захотелось. И снаружи вроде все прилично было". - "Полиция
есть?" - "Не видать".
У Михаила в голове мчатся мысли. Заберут в полицию, избить могут и
дело пришьют. Суд, скандал, пресса... Посоветоваться? Не с кем и некогда.
Помполит спать лег, не очень здоров он. Надо идти самому. Натянул китель,
и пошли.
Оказалось действительно совсем близко, но дыханья едва хватило: все
же сорок пять лет да жара градусов тридцать. Надо сказать, что Михал
Михалыч весит около центнера и имеет соответствующий рост, а в прошлом
занимался боксом и самбо, кажется, имел даже неплохой разряд. Как
говорится, его появление внесло растерянность в ряды противника. Он и
развернуться по-настоящему не успел, как шпана обратилась в бегство. Был,
правда, опасный момент, когда около самого уха просвистела бутылка и
рассадила большое оконное стекло. Но обошлось.
В этот самый момент послышалась полицейская сирена. По узкой улочке
машина едва пробиралась, и у наших было еще несколько секунд. "Быстро на
судно!" - скомандовал капитан. "Мы с вами, Михал Михалыч", - кто-то
сказал. "Не рассуждать!" - гаркнул вдруг капитан, багровея лицом. Наших
матросов из кабака как ветром вымело. А капитан Колесников добровольно
сдался властям и получил возможность немедленно использовать свои познания
в испанском языке. Он категорически заявил, что дрался один, что его
команды и духом здесь не было.
Капитан в некотором роде личность неприкосновенная, вроде дипломата.
Его нельзя арестовать, можно лишь приказать покинуть порт. На другой день
капитан вернулся на судно. Заплатили хозяину заведения за убытки и к
вечеру ушли.
Такова, насколько я понимаю, реальная картина событий, очищенная от
легенд.
Капитан, помполит и начальник экспедиции, как положено, доложили по
радио в Москву, получили разрешение зайти в другой порт. Экспедиция
продолжалась.
К сожалению, дело этим не кончилось. Инциденты в портах - ЧП для
нашего флота. Они разбираются тщательно и строго. Наверно, так и должно
быть.
Колесников писал объяснения. Помполит всюду говорил, что в данной
конкретной обстановке действия капитана были оправданны. Команда стояла за
него горой. Но где-то все же решили, что надо наказать. Вспомнили заодно
какой-то мелкий проступок три года назад. Перевели капитаном на судно
каботажного плаванья, и заплавал Михаил из Ленинграда в Таллин, Ригу и
Калининград.
Читаю отчет о рейсе "Климента Тимирязева" - втором рейсе Колесникова
после возвращения "в науку".
Отчет о работах, проведенных научно-исследовательским судном (НИС), -
это капитальный научный труд, нередко в нескольких томах. Он составляется
множеством людей самых разных профессий. Современное НИС - солидный
институт со штатом сотрудников более сотни человек, со сложнейшим
оборудованием самого разного профиля, включая судовую ЭВМ.
Одну большую составную часть отчета подписывает начальник экспедиции,
другую - капитан. От того, как они сработаются, во многом зависит успех
рейса. А каждый рейс стоит несколько миллионов рублей.
Отчет - документ научный, деловой, служебный. Что угодно, но только
не легкое чтение.
И все же чтение это захватывает. Океан есть океан. В конце XX века он
по-прежнему таит для человека неожиданности и опасности, он романтичен,
как во времена первых кругосветных путешествий и флибустьеров.
Из отчета начальника 2-го рейса НИС "Климент Тимирязев":
Согласно плану-программе задачей экспедиции являлось комплексное
геолого-геохимическое изучение северо-западной области Тихого океана.
Выбор маршрута, состав научных отрядов, а также оборудования и
приборов для проведения забортных работ определялись специфическим
характером рейса. В северо-западной и центральной частях Тихого
океана широко распространены донные железомарганцевые образования
типа конкреций и корок на выходах коренных пород. Изучение этих
образований может иметь важное научное и народнохозяйственное
значение. Этой задаче были в большой мере подчинены геохимические
исследования в ходе экспедиции...
Железомарганцевые конкреции - любопытное явление природы.
Происхождение их до сих пор остается не очень ясным. На вид эти конкреции
мало отличаются от обычных камней рыже-бурого или серого цвета. Иные почти
правильной шаровидной или эллипсоидальной формы, другие похожи на лепешки,
третьи вовсе бесформенны. Есть катыши величиной с грецкий орех, есть с
яблоко, а попадаются величиной с арбуз. Каждый катыш имеет ядро, которое
обрастает оболочкой из рудного вещества. Чем-то это напоминает образование
жемчужин. Ядрами становятся обломки твердой породы, куски пемзы, остатки
живых микроорганизмов - слуховые кости китов, зубы акул.
Запасы железомарганцевых конкреций на дне океанов огромны, но
скрываются они чаще всего на больших глубинах. Промышленное освоение этих
запасов представляет большие трудности. Это дело будущего, возможно, не
слишком близкого. Но развитие науки и техники может его приблизить.
Почему конкреции называются железомарганцевыми? Эти два элемента,
вместе с бесполезным кремнием и вездесущим кислородом, составляют по весу
значительную их часть. Содержание железа колеблется в пределах 10 - 20
процентов, марганца и того больше - до 30 - 35 процентов. В конкрециях
встречаются также кобальт, никель, ванадий, попадаются в малых дозах
ниобий, цирконий, молибден и множество других элементов - чуть не половина
таблицы Менделеева.
Из отчета капитана М. М. Колесникова:
...7 июля в 9.40 легли в дрейф на станцию © 936. Сев. широта
21°20'7''. Глубина 4700. Работы по программе левого и правого борта.
Тралированием получены значительные количества конкреций. В связи с
наличием интересного материала геохимического характера продолжали
работы. 8 июля в 02.50 были вынуждены прекратить спуск трала при
погружении порядка 2500 метров и вырубить около 40 метров дефектного
троса. Мужество и находчивость проявил матрос палубной команды
Сергеев А. К., ему объявлена благодарность в приказе.
После изготовления нового сплесня в 07.40 продолжали спуск
трала. Тем временем ветер постепенно усиливался и достиг 4 - 5
баллов, пошла крупная зыбь, пришлось включить успокоители качки.
Активно проводили подработку против волн и ветра с помощью главных
двигателей и носовых подруливающих устройств.
8 июля в 17.30 приняли синоптическую карту. В 200 - 250 милях к
югу направлением СЗ - ССЗ движется тропический циклон "Беттина".
Скорость ветра в центре циклона около 50 узлов. В 18.25 поднят трал,
в 20.00 начальнику экспедиции доложили предварительные данные о
необычайно высоком содержании редких металлов в конкрециях.
22.40 принято сообщение об изменении направления движения
"Беттины" на 15 - 20° к северу.
На внеочередной планерке принято решение продолжить станцию,
несмотря на упомянутое изменение направления циклона. Соображения в
пользу такого решения: чрезвычайная необходимость сохранения возможно
точной отметки станции в условиях временной невозможности координации
по РНС "Лоран-А" и по астрономическим обсервациям.
9 июля в 03.00 сила ветра достигала 8 баллов, несмотря на это,
успешно продолжался спуск донного трала левого борта...
Капитанам положено быть точными и немногословными. Отчет - документ,
как будто начисто лишенный эмоций. Но за этими строчками - рев урагана и
тяжкое бремя решений.
"Тимирязев" вернулся в Ленинград в положенное время - в конце
сентября.
В октябре я был в Кисловодске. Допивая в галерее свой стакан нарзана
и о чем-то задумавшись, я увидел знакомое лицо. Николай Иванович Крылов,
добрый знакомый Колесникова, а через него и мой, океанолог, участник
многих экспедиций. Чокнулись для начала нарзаном и пошли в парк.
Еще в сентябре Михаил звонил из Ленинграда. Сказал: все благополучно,
хоть было кое-что необычное. Дальше распространяться не стал. Намек этот я
почти забыл и вдруг вспомнил теперь, встретив Николая Ивановича.
- Что было-то? - переспросил он. - Да, было действительно. Такое я
впервые видел, хоть в двенадцатый свой рейс ходил... А вы ничего разве не
знаете? - Он как-то даже подозрительно посмотрел на меня.
Я передал ему туманные слова Колесникова и сказал, что больше,
ей-богу, ничего не знаю.
- Молодец Михал Михалыч, одно слово, молодец. Такое дело на себя
взял... Ни один капитан бы не решился... При девяти баллах тралы таскать и
судно на станции держать с точностью до секунд...
Мне нелегко это представить, но в глазах моих стоит красавец
"Тимирязев", каким я видел его в Ленинграде, незадолго до ухода в первый,
пробный рейс до Владивостока. Я прошу Николая Ивановича рассказать. Он
начинает как будто неохотно, потом увлекается...
- Ну, вышли... До первых станций ничего интересного, как обычно. Одно
приятно: капитан с начальником экспедиции - душа в душу. Помполиту прямо
делать нечего. Я помню рейс, так помполит только и делал, что начальника с
капитаном мирил. А эти, глядишь, сидят в шахматы играют, если только
конкреции не обсуждают.
Кстати сказать, конкреции впервые главной целью экспедиции были, до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг