* Мишин отец разрабатывал новые виды стройматериалов.
Ах, сыновья! Заменит ли матери сына концерт, бульвар и даже собачка?
Но так было и будет: сыновья уходят, а матери ждут. Счастливы матери и
отцы, которые получают от сына такие письма.
Занятия, уроки, театр три раза в месяц. Миша все больше любит этот
строгий мужественный город. Был, конечно, в Эрмитаже. Хотелось бы еще, но
пока не позволяет себе.
Встает в семь часов (еще совсем темно), завтракает и трамваем на
Васильевский остров. Там техникум. Домой приезжает не раньше пяти, а то и
в шесть. Поел - и за уроки до одиннадцати, двенадцати. Так шесть дней в
неделю. Зато в воскресенье, успокаивает Миша родителей, он совсем
отдыхает. Иногда только черчение делать приходится.
Наконец зимние каникулы, и он едет домой. Дорогу от метро до дома
бежит бегом. В груди что-то сладко и тревожно замирает. Вот знакомая до
последней царапины дверь, за дверью визжит узнавшая его собачонка Рыжка...
Мама... Отец, как всегда сдержанный, суровый, в знакомых с ползункового
возраста старомодных бурках: не терпит, когда мерзнут ноги.
Его столик, рисунки и тетради. Все это уже кажется детством. Теперь
он взрослый. Но почему-то удивительно приятно повозиться с большим
плюшевым медведем, он как старый испытанный друг.
Друзья-приятели. Самый близкий друг Юра, с которым можно говорить
абсолютно обо всем. Только, пожалуй, не о Гале. То есть о Гале вообще-то
можно говорить и с ним, и с мамой, но не все. Что-то есть такое, что знают
только они, Галя и он. А может быть, ничего и нет?
О том, как они встретятся с Галей, он много думал. А вышло все совсем
не так, даже обидно как-то. "Ой, Мишка, - сказала она, когда он снял
пальто у них в прихожей, - а я думала, ты в форме придешь!" Галина мать,
Ирина Тимофеевна, засмеялась, а он смешался. Синий китель с форменными
пуговицами мать заставила снять, чтобы вывести пятна, а взамен дала
школьную курточку, из которой неуклюже торчали руки, вдруг оказавшиеся
очень большими.
Галя показалась ему такой хорошенькой, что даже сердце защемило.
Определенно, в Ленинграде таких девочек нет. Пошли в кино на "Музыкальную
историю", потом к Мише, потом на каток.
- Мне Галя нравилась, - рассказывает Мария Сергеевна. - И все же я
Мишу к ней ревновала. Сама себя стыдила, а сделать ничего не могла.
Приехал на десять дней, а все с ней да с ней. На самом-то деле он не так
уж много времени с ней проводил, но мне так казалось. Помню, пошли мы с
ним в последний вечер в театр. Миша в антракте говорит: "Мамочка, ты
извини, я пойду по телефону позвоню". А кому позвонит, не сказал даже. Я
сухо отвечаю: ну что же, если тебе очень нужно, то позвони. Он сразу
почувствовал и говорит так укоризненно: "Мамочка, ну ты же знаешь, я к
тебе совсем особенно отношусь..." Чуткий он был. А Галя ко мне потом часто
заходила... После войны уже замуж вышла.
Когда вернулся в Ленинград, понял, что не все в жизни так просто и
прямолинейно, как осенью казалось. Не одни корабли в мире есть. И отчего
всякие мысли в голову лезут, к учебе и к морю никакого отношения не
имеющие? Может, это потому, что стало весной смутно веять? Нет, пожалуй,
дело не только в весне.
11 марта 1941 года
Дорогая мама! Я тебе давно не писал, ты, наверно, волнуешься. С
тех пор, как мы после каникул вернулись в Ленинград, дни идут так
быстро...
Учусь хорошо, как и прежде. Улучшений не наблюдается, да и не
будет по-видимому... Когда я приехал после каникул сюда, меня одолела
страшнейшая хандра. С трудом хватает воли заставить себя заниматься.
Что будет на экзаменах - не знаю. Я думаю, что сдам, но как, это я не
знаю. Одолевает это проклятое состояние. Мне хочется учиться, это я
знаю, но заставить себя учить уроки - это скоро станет выше моих сил.
Все свободное время я читаю. Я читаю даже больше, чем следовало бы.
Но хуже, что я читаю и в несвободное время, вместо того чтобы учить
уроки. Запустил черчение и теперь с трудом подгоняю. И вот тут
трагедия: я хочу учиться, знаю, что учиться необходимо, люблю
большинство предметов и особенно специальные, знаю, что все это "мое
родное", морское и нужное для современного моряка, и в то же время
учиться не могу: наука не лезет в голову. Дошел до абсурда в своих
рассуждениях. Одно время совсем бросил думать, но почувствовал, что
так не могу. Тогда начал искать, искать... Чего? Себя. Да, себя я
потерял. Потерял себя. Я год тому назад думал, что я совершенство,
что я постиг все, и жизнь, и людей... Но оказывается, не так. Я много
знаю... Но вот я не знаю, для чего я живу. Я же человек! Я должен
жить с пользой для других людей! У меня должна быть цель жизни. Не
море. Море - это самая благородная профессия на земле. Но это
специальность, профессия, не больше...
Эти искания смысла жизни на шестнадцатом году от роду... "Я же
человек!" Человек мыслит, не может не мыслить, и смысл жизни ему суждено
искать до конца дней. Но мальчик этого еще не знает. И он говорит дальше
слова, достойные мужчины. Что ж, высшая цель жизни, высший смысл пока
скрыты для меня. Но более прямую, более близкую цель я хорошо знаю.
Поэтому я соберу волю, заставлю себя жить, учиться, работать. Составляется
"краткосрочная программа": гнать хандру, воспитывать волю, не позволять
себя распускать. Дисциплина и целеустремленность. Надо хорошо закончить
учебный год. Летом, на каникулах, он всерьез займется языками. Но...
...Я думаю, что так сумею жить, но что дальше? Дальше я еще не
надумал. Цель моей жизни, самое главное в жизни человека, еще не
ясна. Море, конечно, море. Море - это профессия, и прежде всего нужно
быть хорошим профессионалом, специалистом... Но так все же нельзя.
Ведь в это время миллионы людей, работая всю жизнь, умирают. Но хуже.
Умирают, даже не дожив до седин. Умирают на фабриках, заводах, на
фронтах в Европе и Африке. А другие - но меньше таких - сидят в
шезлонгах. Это же несправедливо. Это надо было понять мне давно. Но
это задело меня только сейчас. Я это понял, и мое место не в
шезлонге. Но я еще очень молод. Мне надо учиться и приобретать
знания. А войны кончатся. Может быть, и не доживу я до последней
страшной битвы, но, может быть, она уже совсем рядом, и с последней
войной исчезнет несправедливость. Народы всех стран будут строить
коммунизм. Я всегда буду в первых рядах их. Вот я весь. Весь перед
тобой. Может быть, я не совсем так сказал, как хотел, но я сказал
искренне.
P. S. Не показывай это письмо никому. Разве что только папе. Но
никому больше - оно для тебя.
Перечитываю это сумбурное, трогательное, пророческое письмо... "Читаю
с тайною тоскою и начитаться не могу". Наивно? Да, но и прекрасно. Завязь
жизни наивна в своей откровенности. Незрело? Конечно. Но избавь нас бог от
ранней зрелости, если она несет успокоенность, равнодушие, эгоизм. Пусть
живет в мире такая незрелость, это весеннее смятение чувств и мыслей...
Он и не подозревал, как близка была та страшная битва, которую ему не
суждено было пережить.
Экзамены он, несмотря на хандру, сдал успешно. Может быть, к лету и
хандра прошла.
Шли памятные людям нашего поколения последние предвоенные дни.
Рига, 22 июня 1941 года
Дорогая мама! Все благополучно. Твое письмо получил уже давно, а
вчера или позавчера - другое. В плавание мы, наверное, не пойдем
никуда. Главное, что я тебя прошу, - это не волноваться за меня.
Поцелуй от меня горячо любимого папу. Не волнуйтесь и не беспокойтесь
за меня. Здесь пока все спокойно.
P. S. Ты видишь, как я пишу. У меня на работе загрубели руки, и
я совсем разучился писать.
Очень он постскриптумы любил. В иных письмах по два, а то и по три.
Вечные, никчемные, но неизбежные слова; не беспокойся, мама. Мамы
созданы, чтобы беспокоиться за сыновей. Особенно когда сыновья под
бомбами. Рига пала 1 июля.
Февраль 1947 года... Рассказывает Борис, медлительный широколицый
парень, Мишин друг по техникуму. Он недавно вернулся из армии, начал
работать механиком в гараже. Его мать, еще нестарая женщина, тоже
пережившая блокаду в Ленинграде, потерявшая мужа и дочь, сидит рядом за
столом, подперев голову ладонью, и горестно кивает его тяжелому, с паузами
и каким-то мычаньем, рассказу. Кажется, у него контузия.
- По дороге в Ленинград здорово нам досталось. Бомбили фрицы
несколько раз. Не все и добрались... Сначала поездом ехали, а потом встал
поезд: полотно разрушено. Они тогда, где хотели, летали. Пешком пошли.
Друг друга растеряли. Кто на попутных машинах, кто как... Я Мишу где-то
около Пскова потерял. Все-таки добрались, он даже на день раньше меня.
Отощали только...
- Я, как Борьку увидела, так в рев. Реву и остановиться не могу, -
прерывает Бориса мать.
- Мам, ну мам...
- Да ладно уж. Все вот пережили. А Миша уж такой мальчик был. Всегда
я его Борьке в пример ставила. Он у нас часто бывал. Там, на Литейном, к
нему хорошо относились, ничего не скажу, а все не у родной матери. И мать
его я один раз видела... Значит, жива она? О господи, горя-то сколько...
Погиб Миша...
Она всхлипнула. Женщины, пережившие блокаду, часто плачут. Наверно, и
не отучиться им.
Борис рассказывает дальше:
- Ну а в августе всех, кто хотел, отпустили из техникума. Сказали:
можете с родителями эвакуироваться или на работу идти, призыва дожидаться.
Это первый курс, конечно. Миша в пароходство на работу поступил матросом.
Знаю, в Таллин они ходили, в Кронштадт. Опасно было, но он не боялся. Он
вообще-то мало чего боялся. И здоровый был как черт. Я тоже не слабак, но
до него мне далеко было... За родителей он сильно беспокоился, но ехать к
ним не хотел. Я, говорит, здесь пригожусь. Пригодился...
- А в военный флот не мог он пойти?
- Не брали. Он пытался, но сказали: подожди годик... А в общем-то я
его редко осенью видел. Знаю только, что горел он на своей посудине и едва
выплыл. Тогда много гражданских судов погибло. Оставили его в береговом
резерве. А вот почему уволили потом, не знаю. Может, он мне и не говорил.
Не помню. Последний раз я его где-то в начале декабря встретил. Совсем
случайно, помню, на Невском. А тут обстрел начался. Не поговорили.
Мишино письмо, написанное карандашом, теперь наполовину стерлось. Его
надо было расшифровывать, как древние письмена. Мать получила письмо в
эвакуации, в Омске, в начале 1943 года. Оно было в пути более года, дошло,
как говорится, подобно свету потухшей звезды. Лучше сравнения не
подобрать.
14 декабря 1941 года
Дорогая мама! Делаю последнее усилие связаться с тобой. Мои
письма к тебе, по-видимому, не доходят до тебя и от тебя я ничего не
получаю. С работы уволили, в техникуме отчислен, так как работал.
Живу на карточки III категории, иждивенческие. Пока жив и здоров, что
будет дальше - не знаю. Полон мыслью о доме, о тебе и о папе. Делаю
все усилия, чтобы уехать из Ленинграда. Это сейчас очень трудно.
Подробности все - когда приеду домой. В двух словах - ты снова
найдешь сына, но уже не прежнего, а такого, который почувствовал
жизнь, который пробовал жить самостоятельно, но слишком рано. Это
пошло ему на пользу, и тебе, и папе. Возможно, увидимся еще до
окончания войны.
Это письмо пришло, когда мать уже знала, что Миша пропал без вести.
Она не взглянула на дату, и безумная радость потрясла ее до обморока.
Страшная, обманная радость...
Не надо объяснять, что такое были иждивенческие карточки в Ленинграде
в декабре 41-го. Немного отсрочить смерть. С иными иждивенцами делились
работающие родственники, у кого-то были жалкие, но запасы. У Миши не было
ничего. Ни карточек, ни запасов, ни денег, хоть они тогда мало что
значили.
Деньги ему посылали родители из Омска. Вернее посылали Ганецким для
него. И здесь я сталкиваюсь с вещами, о которых трудно писать. Почему-то в
январе 1947 года, когда я был у Ядвиги Петровны, я этого не знал. То ли
Мишина мать не понимала смысла документов, то ли не хотела со мной
делиться подозрениями. Эти затертые клочки бумаги военных лет я
рассматриваю лишь теперь.
15 сентября Ганецкие пишут в Омск матери Михаила:
Деньги, которые вы Мише послали, мы пока ему не передали и о них
ничего не сказали ему, так как у него пока деньги есть, пусть
приучается жить на то жалованье, которое получает. А то он живо
истратит вами присланные деньги. Они пригодятся ему, когда он не
будет служить, а поступит в техникум.
Едва ли это было подходящее время для воспитания в парне
бережливости.
14 декабря, как мы видели, Миша пишет матери, что ничего от нее не
получает. Из письма явствует, что не получает давно: "...делаю последнее
усилие связаться с тобой..." Но вот официальная справка Омского почтамта
по данным из Ленинграда: 8 ноября, 29 ноября и 20 декабря 1941 года
Ганецким были вручены переводы из Омска на общую сумму 700 рублей. Деньги,
может быть, по тем временам небольшие, но все же... Да и не в деньгах
дело, а в известии из дома.
Как это объяснить?
Скажу прямо. Выходит, что Ганецкие получали деньги для Миши и не
отдавали ему. Более того, не говорили, что от его родителей есть какие-то
известия.
По крайней мере, другого объяснения я предложить не могу.
Что происходило в ноябре и декабре 41-го года в квартире на Литейном?
Что сделали голод и холод с психикой двух стариков?
Штамп: военный прокурор Куйбышевского
района г. Ленинграда
9 апреля 1943 г.
На Ваше заявление от 12/III-43 г. сообщаю, что Ваш сын
Колесников Михаил Михайлович в начале 1942 года заболел и в тяжелом
состоянии был направлен в больницу. В какую именно больницу он был
направлен, установить не удалось. После этого в дом он не
возвращался. Ганецкий Роберт Робертович умер. Его жена Ганецкая
Ядвига Петровна в данное время больна и находится на излечении в
больнице.
Патетическая простота документа... Подпись военного прокурора...
Были еще запросы и ответы. Все сводилось к одному: ушел в больницу и
не вернулся. В одном документе прямо сказано: "там умер". Но в какой
больнице - неизвестно. В разных ответах называются разные даты: 1 января,
7 января. Были сильные морозы. В больницу он был направлен, а не
доставлен. Он мог и не дойти до больницы...
Когда я прихожу на Пискаревское кладбище, я снимаю шапку и перед его
безымянным прахом.
В этой истории пока ничего не выдумано, только заменены имена и
фамилии. Приводятся подлинные письма и документы, теперь уже, к сожалению,
недоступные: Мария Сергеевна умерла, и бумаги пропали.
Что же дальше?
Миша Колесников прожил 16 лет и 5 месяцев.
Много это или мало?
"Для нынешних юношей и девушек характерен инфантилизм, - говорят и
пишут одни. - Они знают много, а душой еще малые дети".
Я гляжу на шестнадцатилетних и вроде бы соглашаюсь.
"Происходит акселерация. Не только физическая, но и духовная", -
говорят и пишут другие.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг