ее и перестраивать, год за годом быть наедине со своими сомнениями и при
этом всегда оставаться тем Уно, которого знали в школе, - спокойным,
организованным, потрясающе работоспособным, посвященным во все дела и
затеи своих учеников, готовым всегда прийти на помощь...
И если Уно уходит, это не поражение. Он уходит непобежденным. Он вообще
будет победителем, если я сделаю то, чего он ждет от меня. Смешно: я
убеждал его в том, что он не уйдет от мыслей о деле... Уно может работать
еще многие годы - и прекрасно знает это. Но он рассчитал время, когда
должна начать работать вторая ступень. Рассчитал безошибочно: если я не
потяну сейчас, через пять лет я и подавно ничего не сделаю.
В разрывах облаков появились звезды. Я прислушался: ветер доносил
отдаленный шум прибоя. Пахло морем и мокрыми листьями - осенний запах
Гродоса. На Гродосе всегда пахнет морем: весной - морем и травой, летом -
морем и водорослями, зимой - просто морем. Трудно представить, как Уно
будет жить без моря. На Алтае велась недавно экологическая реконструкция,
там теперь несколько крупных озер, но все-таки это не море.
Спрут погрузил ящики в тележку и, обходя лужи, повел ее к учебным
корпусам. Он шел не спеша, как человек, уставший после тяжелой работы.
Мерно раскачивались опущенные вниз щупальца.
4
Я встал в шесть и до прихода катера успел два часа повозиться на пирсе.
Котенок сидел на перилах пирса и смотрел, как я работаю. Воды он не
боялся. Похоже, он вообще ничего не боялся.
- Слушай, - сказал я ему, - ты не собака? Ты мог бы признаться, ничего
страшного в этом нет. Кошка с собачьим поведением, вот и все. А может
быть, ты кошка с философским поведением? Слишком ты, брат, серьезен для
своего возраста.
Он молчал и внимательно следил за мной. Вручную ремонтировать пирс - такую
роскошь я редко мог себе позволить. Обычно время было расписано по минутам
на много месяцев вперед. И в это утро - тоже. Но я все оставил и занялся
пирсом. Два часа идеального душевного отдыха, когда все заботы, тревоги и
сомнения постепенно оттесняются простыми соображениями: надо сменить эти
доски и, пожалуй, эти тоже, а здесь достаточно вбить пять гвоздей, а вот
тут дело посерьезнее - придется ставить новые сваи, новую балку и менять
весь настил...
Катер появился точно в девять.
- Присматривай тут за порядком, - сказал я философскому котенку. - До
вечера!
Времени хватило бы обогнуть, остров и заскочить к Уно, но на пульте
управления были только две кнопки "пуск" и "стоп", а рядом висела медная
табличка с напоминанием, что включать ручное управление можно лишь в
таких-то и таких-то случаях. "Заскочить к Уно" в этом перечне не значилось.
Мы отошли от острова километра на три, когда раздался звонок видео, и я
услышал голос Уно:
- Здравствуй, Илья.
Солнце било прямо в экран, я почти ничего не видел.
- Включи космотекс, канал А-3, - сказал Уно. - У тебя есть приемник?
Приемник у меня был. Маленький, совмещенный с диктофоном.
- А что там? - спросил я.
- Включи, увидишь.
Я включил приемник, и на экране тотчас появился силуэт человека на вершине
серебристой горы. Это была эмблема института Лепажа. Дикторский баритон
рассказывал про агентство. Ну вот, подумал я, началось.
Рискованно было отправлять туда Юну, очень рискованно.
- Передача начнется через полчаса, - сказал Уно. - Они три года не вели
прямых передач.
- Мне вернуться?
- Нет, тебя будут ждать в ЦСП. Да и что с того, что ты вернешься?
Действительно, теперь ничего не изменишь.
- Ты не волнуйся, Илья. Посмотрим, что они там надумали. Может быть, это и
не имеет отношения к Юне.
Нет, имеет, определенно имеет. Не случайно же Латавец так настойчиво
просил прислать Юну. Именно Юну.
- Я сделаю запись с большого экрана, - сказал Уно и, помедлив, добавил: -
Да, вот что еще... Ночью звонил Хаген. Просил, чтобы ты срочно приехал.
Хайнц Хаген руководил биостанцией в Ливийской пустыне; у Хагена проходил
практику Марат Волков.
- Что-нибудь с Маратом?
- Нет, не думаю. Во всяком случае ничего опасного.
Индекс фантазии у Марата был втрое выше нормы. Что может быть опаснее?..
- А Хаген? - спросил я.
- Что Хаген? Как обычно. Подпрыгивал, махал руками, фыркал... Они что-то
открыли. "Имеется наивеличайшее открытие... Нечто наиколоссальное... Нечто
наипотрясающее... Теперь все пойдет ко всем чертям..." В таком духе он
изъяснялся минут пять - вот и весь разговор... От Эль-Хаммама идет новая
линия спидвея, это быстрее, чем на реаплане. Конечно, сначала надо быть в
ЦСП. Счастливого пути, Илья.
Все навалилось как-то сразу: и решение Уно, и практика на Короне, и вызов
в ЦСП, и звонок Хагена, и передача агентства Лепажа... Многовато. А может
быть, и нет. Как раз в норме. Уно жил так тридцать два года.
Я посмотрел на часы. До начала передачи оставалось двадцать восемь минут.
5
Агентство Лепажа возникло в конце XX века и в то время казалось
предприятием весьма сомнительным. Все началось с того, что Жан Лепаж,
молодой журналист с характером д'Артаньяна, написал несколько статей,
предрекавших закат журналистики. Профессиональный журналист, утверждал
Лепаж, способен лишь пересказывать события, в которых он в лучшем случае
был наблюдателем. С подлинной достоверностью о событиях могли бы
рассказать их непосредственные участники, но они не владеют журналистским
мастерством. Отсюда Лепаж делал вывод: нужно готовить специалистов,
которые одновременно были бы и первоклассными журналистами. Вряд ли
кто-нибудь обратил бы внимание на статьи Лепажа, если бы он не подкрепил
свою теорию собственным примером. Феноменальный альпинист, Лепаж в
одиночку поднялся на вершину Эвереста, а потом сделал фильм о восхождении.
Это дало ему немало денег и, главное, известность. Нисколько не сомневаясь
в своей теории, он открыл колледж, в котором обычный учебный курс был
дополнен основами журналистики. Обучение велось бесплатно. Лепаж разъезжал
по разным странам и отбирал способных учеников. Из колледжа они шли в
лучшие университеты и институты, становились физиками, социологами,
космонавтами, архитекторами, биологами - кем угодно, но не
профессиональными журналистами.
Много лет агентство приносило только убытки. Лепажу пришлось повторить
подъем на Эверест. Это была игра со смертью, потому что на этот раз Лепаж
тащил на себе тяжелую аппаратуру и при восхождении вел телепередачу.
Поднявшись, он отбил пиропатронами трехметровую глыбу, "верхушку"
Эвереста, тщательно укутал ее тройным слоем полиола и столкнул вниз по
ледяному склону. Скандал был грандиозный. Правительство Непала отдало
приказ об аресте Лепажа, его исключили из международного альпинистского
союза, газеты яростно обрушились на "человека, укравшего Эверест"... Тем
временем Лепаж, продолжая свои телепередачи, медленно спускался с
Эвереста; чем ниже, тем труднее было передвигать "верхушку" - она
застревала в скалах, проваливалась в глубокие трещины, вязла в рыхлом
снегу. Гравиаторов и силовых костюмов тогда не существовало. У Лепажа были
блоки, веревки, крючья - пещерная техника. Десятки раз казалось, что уже
ничего нельзя сделать, но Лепаж каким-то чудом находил выход из положения.
Он не распространялся о трудностях, не жаловался, и в самый тяжелый момент
мог не спеша показывать закат в горах или говорить о картинах Рериха.
Передачи транслировались по космотексу, миллиарды людей день за днем
смотрели, как идет спуск. Глубокой осенью Лепаж дотащил "верхушку" до
базового лагеря. К этому времени он был самым популярным человеком на
Земле. В лагере его ждал правительственный чиновник с дарственной грамотой
на "верхушку"...
Шесть лет спустя Чарльз Кэрди, один из бывших учеников Лепажа, осуществил
первую успешную пересадку мозга. Книга Кэрди, изданная агентством и
переведенная на шестьдесят два языка, подтвердила, что затея Лепажа вполне
реальна. А потом появились статьи генерала Луиса Кампора, руководителя
партизанской борьбы в Испании, фильм зоопсихолога Александра Кухтина,
установившего контакт с кальмарами, дневники математика Виджея Рата Шарма,
создавшего теорию ДС-операций... Продукция агентства были невелика по
объему: одна-две книги в год, считанные фильмы и совсем редкие прямые
передачи, но каждая вещь становилась событием.
6
В вагоне спидвея, идущем на Кунгур, кроме меня, была только парочка -
парень и девушка в новенькой форме океанавтов. На улицах Польдии и на
станции, спидвея все держали в руках приемники космотекса. Парочка в
вагоне была исключением. Они уселись подальше от меня и принялись о чем-то
шептаться.
Когда эмблема агентства сменилась на экране циферблатом секундомера, а
потом появился Тадеуш Латавец - и не как-нибудь, а в модном тренировочном
костюме вместо своей потертой кожаной куртки, - я почувствовал, что
происходит что-то необычное. Латавец управлял агентством четверть века, за
это время было шесть прямых передач, но сам Латавец ни разу не выступал по
космотексу: комментатором он был никудышным.
Я снова подумал о Юне. Зачем она понадобилась агентству? Что она сейчас
делает? Два месяца назад, отправив ее в учебный центр агентства, я
настойчиво звонил туда и пытался узнать, что затевает Латавец. Бесполезно!
В агентстве обожали секретность.
Латавец сидел в своем кабинете, и за его спиной, на стене, висели портреты
бывших учеников из первого выпуска Жана Лепажа - Чарльза Кэрди, Ло Фонга,
Луиджи Бернарди, Зофьи Покорской, Роберта Кириллова, Яноша Земпени... Мы
называли эти снимки иконостасом, фирменным иконостасом. Но фирма была
солидная, и, что не менее важно, это был единственный наш союзник.
Узкому специалисту, даже владеющему журналистским мастерством, чаще всего
не о чем рассказывать. Такой специалист имеет дело с крохотным кусочком
проблемы, с какой-то одной ее микрогранью. Специалист по расчету
фотопластовых элементов, специалист по технологии иридий-платиновых
фотопластов, специалист по технологии металлоорганических фотопластов,
специалист по монтажу трибосхем на фотопластах... И так далее. Два десятка
специальностей, связанных с фотопластами и трибосхемами. Специалист,
занимающийся металлоорганическими фотопластами, всю жизнь бьется над
улучшением их характеристик и, если ему удается, скажем, повысить
термоустойчивость какого-то типа фотопластов на пять - десять процентов,
становится признанным авторитетом в своей области. Но о гетерогенных
трибокомплексах, в которых работают его фотопласты, он имеет лишь общее
представление. А триботехнику в целом он, в сущности, просто не знает.
В агентстве видели, что непрерывно углубляющаяся специализация в конце
концов сведет на нет исходную идею Жана Лепажа, и решили поддержать
эксперимент Уно Хедлунда. "Ни черта у вас не выйдет, - сказал Тадеуш
Латавец, подписывая договор. - Мир держится на специализации. Из ваших
ребят получатся те же специалисты, только широкого профиля. Но нам этого
достаточно".
Мы проходили практику в учебных центрах агентства: осваивая технику (там
всегда была куча новинок), слушали курс мастерства, занимались на
семинарах, Иногда на занятиях появлялся Латавец, высокий, массивный,
невозмутимый, в старой кожаной куртке. Садился в сторонке, молча слушал,
рассматривал нас маленькими прищуренными глазками. Потом доставал из
кармана старинные часы на цепочке и, глядя на них, говорил: "Хватит на
сегодня. Языки у вас, конечно, подвешены хорошо. Вы же такие, вы все
умеете. Думаете, я не знаю, кто вылепил мою конную статую и установил это
великое произведение искусства в конференц-зале?.. Ладно, берите
снаряжение и отправляйтесь на остров Визе, на метеостанцию. Даю вам
полчаса на сборы. По штату на станции семь человек, но вы же все умеете.
Справитесь вчетвером. Через месяц назад. С фильмом..."
Агентство не ошиблось, заключая договор с Уно Хедлундом. Рой, например,
мог бы хоть сегодня писать мемуары. Вот ведь парадокс: мы стремимся
готовить универсалов, а получаются специалисты. И какие специалисты! Как
Рой Дэвис, пилот века. Все выпускники Уно Хедлунда на таком уровне. Если,
разумеется, не считать меня: специальность с двадцатой категорией
вероятной реальности - нечто вполне призрачное.
- Мы начинаем прямую передачу, - сказал Латавец, поглядывая в сторону,
туда, где, видимо, стоял его экран. Там уже что-то происходило, и Латавец,
похоже, больше думал о происходящем, чем о своих функциях комментатора.
- Мы постараемся, - продолжал он, - показать вам архив Промышленной Лиги.
Добрались все-таки, подумал я. Но почему Латавец сказал: "постараемся" -
может быть, еще не добрались? Кто только не искал этот архив! Сколько раз
казалось, что известно точное его местонахождение, и он вот-вот будет
найден...
Во всяком случае, стало понятно, почему передачу ведет Латавец: у
агентства с незапамятных времен были счеты с Промышленной Лигой. В свое
время Лепаж каким-то путем добыл тайные документы Лиги и не побоялся их
опубликовать. Трудно сказать, как ему удалось получить эти документы.
Возможно, в самом руководстве Лиги был кто-то из его учеников, тут до сих
пор нет ясности. Так или иначе документы оказались у Лепажа, и он их
опубликовал. Через месяц его убили. Отработанная технология Лиги: выстрел
из винтовки с оптическим прицелом, сержант полиции преследует и убивает
убийцу, а через неделю сам гибнет в автомобильной катастрофе... Агентство
перешло в ведение международного союза журналистов, и Люсьен Видаль, новый
директор, принял защитные меры: расположение учебных центров, списки
учащихся, связи агентства с бывшими учениками - все было засекречено.
Видаль продолжил публикацию документов; многие тогда поняли, что такое
Лига и насколько опасны стоящие за ней финансово-промышленные комплексы.
Историки считают, что именно тогда зародилось международное движение
против Лиги. После боливийской трагедии Лигу, как известно, поставили под
контроль ООН, а впоследствии вообще распустили. В агентстве, однако, и по
сей день сохранились порядки, введенные Видалем. Уно рассказывал, что
Латавец впервые появился на Гродосе с бригадой монтажников, собиравших
стенд учебного гравиатора, и переговоры с Уно вел ночью, на вершине Сизой
горы...
7
На экране был космос, свободное пространство. Промелькнул маленький Диск с
яркой звездой в центре, и я прикинул: передачу ведут с дистанции примерно
в пятьдесят астрономических единиц. События, которые мы сейчас увидим,
произошли часов семь назад.
Многочисленные поисковые группы и по сей день ищут архив в джунглях
Амазонки, в Антарктиде, на континентальных шельфах Атлантики и Тихого
океана. Экспедиция ООН спускалась в кратер Везувия. Сколько тогда было
шума... А архив оказался за пределами Солнечной системы. Ситуация была
выигрышная, но Латавец ее не использовал. Он коротко объяснил, что архив
находится на корабле, идущем по вытянутой орбите. Каждые семнадцать лет
корабль приближается к Солнечной системе, доходит до орбиты Нептуна и
снова возвращается в межзвездное пространство. "Сами увидите, - буркнул
Латавец. - Передатчики установлены на беспилотных капсулах".
Будет драка, подумал я, корабль наверняка вооружен, а Латавец, конечно, не
ограничится наблюдением со стороны. Корабль построен лет сто назад, в те
времена знали толк в боевой технике и были поразительно изобретательны по
части всяких военных хитростей. Если Латавец планирует захват архива,
драка неизбежна. Нет, не мог Латавец втянуть Юну в эту историю, слишком
велик риск. Да и нечего там Юне делать. Штурмовая группа должна состоять
из специалистов по истории военной техники и операторов по демонтажу
оборудования.
- Вот он, - тихо сказал Латавец.
С капсулы дали сильную подсветку, и корабль был виден так, словно его
освещали яркие солнечные лучи.
Он был по-своему красив, этот старый корабль. Мы привыкли к нашим
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг