Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
насколько я понимаю, не ты. Иначе бы ты не вел себя так нахально.
  - И не я! - Поспешно вставил Путукниктин.
  - Значит, это Гамлет, - уверенно сказал Ахябьев. - Слушай, Гамлет, ну что
ты жмешься? Здесь все свои.
  Гамлет Варапетович поднял голову, мутным взглядом посмотрел на Ахябьева,
машинально застегнул на животе замшевую курточку. Все молча ждали.
  - Мне думается, - промолвил наконец Мгасапетов, - что в данной ситуации я
имею право напомнить о своих полномочиях руководителя группы. Я уважаю
вас, Роберт Аркадьевич, но мое уважение к контакту, если он имеет место,
неизмеримо больше. И потому прошу вас впредь согласовывать со мной любое
ваше действие, выходящее за пределы вашей компетенции. В этой связи ваша
выходка, Роберт Аркадьевич, выглядит попросту недостойно.
  - Золотые слова, - одобрительно сказал Фомин.
  Но пронять Ахябьева было не так-то просто.
  - А в нашем созвездии все ведут себя недостойно, - язвительно ответил
Ахябьев. - И попрошу мне не выкать. Вот обращусь сейчас в черепаху,
узнаешь тогда, как дерзить.
  И Гамлет Варапетович не выдержал тона.
  - Не обижайся, Робик, - сказал он просительно. - Ты должен понять, что
огласки не надо. Чрезмерная огласка может ЕГО спугнуть. Ты только
представь, как будет неприятно, если он переметнется в какую нибудь
"рэнд-корпорейшн". Вот ты обидел Володю, назвал его пауком, а разве это
красиво?
  Ахябьев встал, поклонился Фомину в пояс.
  - Простите меня, Владимир Иванович, если вы меня не так поняли.
  - Бог простит, - ответил ему Фомин.
  Между тем среди отобедавших выделилась группа добровольцев. Взявшись за
руки, добровольцы вытеснили из кафетерия лишнюю публику, оставив только
тех, кто сидел за столиками. Недомычкин подал знак, и к прищельцам
медленно подошла смертельно-бледная официантка.
  Мгасапетов выбрал себе жареную ветчину с горошком, Ахябьев - творожный
пудинг и четыре молочных коктейля, Путукнуктин - кофе и пирожные, Фомин -
сосиски, кефир и холодный свекольник.
  - Никогда не предполагал, - сказал Ахябьев, - что мое меню будет так
остро интересовать всю планету. Ну-ка, Гамлет, покажи свое неумение резать
ветчину вилкой. Это будет очень эффектный номер.
  - Ай, оставь ты меня! - Пробормотал Мгасапетов и взял ломтик ветчины
двумя пальцами.
  Владимир Иванович Фомин не принимал участие в застольной беседе. Он
методично раскрошил в свекольник сосиски, затем вылил туда кефир и начал
хлебать. Была у Владимира Ивановича такая странность: он обожал смешивать
в одном блюде первое, второе и третье. А потом чохом все поедал. Вкусовые
нюансы его не интересовали, а экономия времени была значительная. Но
сегодня Владимир Иванович впервые осознал, что его образ действий
несколько отличается от обычного и может вызвать интерес окружающих.
Поэтому он быстрее, чем всегда, буквально за три минуты, покончил со своей
тюрей, поднялся и сдержанным кивком дал понять, что намерен уйти.
  - Ты куда? - В один голос спросили Ахябьев и Мгасапетов.
  - Дела, - коротко ответил Фомин и, размашисто, твердо шагая, покинул
пределы кафетерия.
  - А вы знаете, ребята, это ОН, - тихим голосом сказал Роберт Аркадьевич.
- Телепатировать пошел, разрази меня гром.
  - Ах, я забыл предупредить, - сокрушенно проговорил Мгасапетов, - что нам
не следовало бы разлучаться.
  - Ну, это наивно, Гамлюша, - насмешливо сказал Ахябьев. - Мы, Слава богу,
еще не под колпаком.
  Между тем Слава Путукнуктин вел себя по меньшей мере загадочно. Некоторое
время он с тупым удивлением смотрел на эклеры, потом неуверенно взял
чайную ложечку и, покраснев до слез, попытался отколупнуть кусочек
обливки. При этом он озирался и потел. Эклер оказался слегка перезревшим.
Он загремел на блюдечке и вдруг, взвившись в воздух, отлетел метра на
полтора и скрылся под соседним столом. Тогда Путукнуктин сунул ложечку в
нагрудный карман и заплакал.
  - Я знал, - пробормотал он, вытирая рукавом слезы. - Я всегда это за
собой чувствовал...
  Ахябьев поперхнулся коктейлем, Мгасапетов переполошился.
  - Славик, ну что ты, Славик, - прошептал он, наклонившись над столом. -
Кушай, милый, кушай. Постарайся хоть что-нибудь с'есть.
  - Не могу, - бормотал Славик, сморкаясь в широкий галстук. - Честное
слово, не могу. Стыдно мне... Я не умею, честное слово! У меня спазмы в
горле!
  - Подумаешь, спазмы! - Уговаривал его Мгасапетов. - Надо быть выше этого!
Глоточек кофе - и все пройдет.
  - Глоточек! - Путукнуктин нервно засмеялся и тут же подавился слезами. -
Тебе легко говорить! Ты человек, а я... Я существо!
  - Клянусь тебе, - истово сказал Мгасапетов, - я никогда не перестану
считать тебя человеком! Что бы ни случилось!
  - Нет, неправда, - прошептал Славик. - Ты меня уже боишься. Ты наверно,
думаешь, что я в любую минуту... Но это не так! Это само находит. Вот и
сейчас нашло...
  - А ты не ошибаешься? - Понизив голос и тоже наклонившись над столом,
спросил Ахябьев.
  - В том-то все и дело! - Сказал Славик и всхлипнул. - Я абсолютно уверен!
У меня внутри все другое. Хотите, я сейчас начну испускать волны?
  - Ради бога, Славик... - Гамлет Мгасапетов умоляюще сложил руки.
  - А, боитесь! - Сказал Славик с ожесточением. - Я всегда это за собой
знал. Мне всегда были странны эти волосы, эти одежды, эта пища... Боже
мой, знали бы вы, что вы едите, из чего все это состоит!
  Сотни сотрудников ИКСа с напряжением наблюдали за этой душераздирающей
сценой, по их лицам было заметно, что они не понимают ни слова, да и не
пытаются понять. Всем было интересно и страшно.
  - Зачем ты на меня-то... Телепатнул? - Участливо спросил Ахябьев. Своих
закладываешь, нехорошо!
  - А я виноват, я виноват, да? - Горячо возразил Славик. - Мной управляют
на расстоянии!


  Роберт Аркадьевич ошибался: У Фомина действительно были дела, причем
земные, хотя и не совсем обычного свойства.
  Из всех своих состояний Фомин тяжелее всего переживал недоумение.
Состояние недоумения было для него мучительным, невыносимым. Владимир
Иванович привык все понимать и постоянно держал в голове полную картину
своего понимания мира. Согласитесь, что это довольно сложно, но для
человека такого склада, каким отличался Фомин, это было совершенно
необходимо. Каждую отдельную минуту Владимир Иванович должен был
представлять себе весь мир в целом. Иначе у него начинали путаться мысли.
Вот почему он вынужден был так внезапно покинуть своих товарищей. Владимир
Иванович шел в отдел общего счета к своей старинной знакомой Линочке - к
той самой Линочке, которой первой посчастливилось встретить пришельца.
Фомин шел к ней за тем, чтобы из первых рук получить информацию о позиции
руководства и таким образом избавиться от состояния тягостного недоумения,
которое им (Фоминым) владело.
  Владимир Иванович не верил, во-первых, в то, что руководство института
могло признать факт существования пришельца, а во-вторых, в то, что
руководство с этим фактом смирилось. Мгасапетов был, конечно, лицом
официальным, но мягкотелым, и в угоду примитивным вкусам своих подчиненных
он мог кое-что исказить и кое о чем умолчать. Кроме того, проморгав чужое
существо у себя в группе, Мгасапетов проявил административную близорукость
и автоматически должен был потерять доверие инстанций, что, конечно, не
могло не отразиться на полноте информации, которой Мгасапетов располагал.
Но если Гамлет Варапетович ничего не исказил и ни о чем не умолчал, если
он по-прежнему имеет доступ к каналам, если ученый совет действительно
капитулировал перед чуждым разумом , - тогда картина мира нуждалась в
коренных переменах. Вот почему Владимир Иванович тоскливо и мучительно
недоумевал.
  Конечно, не исключена была возможность грандиозного розыгрыша -из тех,
которые над ним частенько учиняли. Владимир Иванович готов был поверить в
эту возможность и даже почувствовал бы облегчение.
  В своем отделе Фомин работал над пересчетом зарубежных трюизмов. И
никогда не брался за пересчет, если заранее не знал, корректен трюизм или
нет. Бывало, Ахябьев смеха ради подсовывал ему сомнительные исходные (к
примеру, "Снижение кошачьей смертности среди певчих птиц Монпарнаса"), где
подтверждение и опровержение трюизма были в равной мере ошибочны; Фомин
неуклонно эти данные отбраковывал, не давая никаких об'яснений и полагаясь
исключительно на свой нравственный инстинкт.
  Своей работой Фомин наслаждался. Особенно нравилось ему соблюдать
всевозможные графики, регламенты, предписания и установки. На регулярную
связь с "Негой-15" он выходил как на свидание с несовершеннолетней:
взволнованный и в то же время собранный, прекрасно помнящий, что он себе
может позволить и чего не может. Он тщательно причесывался, застегивал
верхнюю пуговицу рубашки, проводил ладонью по щекам, проверяя побритость,
и только после этого, откашлявшись, набирал заветный номер. "Але, -
говорил он чуть сипловатым голосом. - Фомин на проводе. С Вами можно?" И
машина с радостью отвечала ему: "Душка Фомин, я ждала этого целые сутки".
  Вообще человеческий элемент в системе института нравился Фомину
значительно меньше. От человеческого элемента постоянно исходила низменная
эманация расхлябанности и побочных страстей. Люди путали Фомина, сбивали
его с толку юмором, он же отвечал им терпением. Что делать: человеческий
элемент постоянно требовал поправки на личность. Перфораторщица,
перевравшая знаки, была, разумеется, личностью: ей мешал сосредоточиться
непредвиденный прыщ на носу. Оператор, нахально перекинувший заказ Фомина
на завтра, тоже был личностью и тоже требовал на себя поправки: он боялся
опоздать на футбол. Мгасапетов был помешан на деликатности, Ахябьев - на
юморе, Путукнуктин был просто незрел. Из всех сотрудников ИКСа одна только
Линочка не нуждалась в поправке на личность: она не была ни умна, ни
остроумна, говорила все, что думала, а когда умолкала - моментально
переставала думать вообще.
  Линочка, двадцати двух лет, секретарь-машинистка отдела общего счета,
была низенькая, толстенькая, темноволосая, густобровая, чуть-чуть усатая
девушка с ярко-синими глазами. (Не замужем, морально устойчива, но одета
со вкусом. Лицо в данной повести второстепенное.)
При всех остальных своих добродетелях, Линочка работала в головном
отделе, была в курсе всех институтских дел и нуждалась единственно в
терпеливом слушателе, а Фомин любил слушать и умел терпеть. Временами он
даже подумывал, не закрепить ли за собой право доступа к этому источнику
информации пожизненно, тем более, что сердце Линочки в определенном смысле
было свободно, но Линочка в присутствии Фомина говорила не переставая и не
оставляла ему времени для произнесения решающих слов.
  Владимир Иванович поднялся на девятый этаж и, сосредоточившись,
приблизился к двери, на которой сияла бронзовая табличка "Г.К. Церебров".
Уже по этой табличке, не нуждавшейся во внутренней подсветке, можно было
предположить, что за дверью находится приемная и кабинет человека
исключительного значения. И то, что фамилии "Церебров" не предшествовали
суетные обозначения "докт. Мат. Наук, чл.-корр. Акад. Наук, лаур. Ноб.пр.
и проч.", - Лишь придавало этой обитой черным хромом двери внушительность
подлинника. Начальник отдела общего счета Галактион Кузьмич Церебров не
был ни доктором наук, ни академиком, ни даже лауреатом нобелевской премии.
Поговаривали, что и кандидатской степени у Цереброва не было, ходили также
слухи, что и самого Цереброва не существует, так как даже секретарь
Линочка ни разу в жизни его не видела, но все эти слухи не имели никакого
значения. Посетители Лувра, с благоговением толпясь возле рамы от
украденной картины, не задумываются над тем, что за шедевр должен здесь
красоваться. Факт отсутствия впечатляет их больше, и на голой стене они
читают взгляд и улыбку шедевра. Точно так же сквозь бронзовую табличку на
двери девятьсот третьей комнаты проступал благожелательный взгляд и
неопределенная улыбка Галактиона Цереброва.
  Владимир Иванович прислушался: стука машинки не было слышно, между тем
как Линочка наверняка уже отобедала. Фомин осторожно открыл дверь и вошел
в приемную. Линочка сидела на своем рабочем месте и, пристроив на клавишах
машинки круглое зеркальце, пинцетом выщипывала себе усики. Ярко-синие
глаза ее были так вдохновенно устремлены к отражению, что, казалось,
висели в пространстве. Нежный ротик Линочки был сжат, чистый лобик
затуманен страданием. Линочка настолько была поглощена своим занятием, что
заметила Фомина только тогда, когда он оказался уже посреди комнаты.
  - Я не помешал? - Учтиво спросил Фомин, приближаясь.
  Вскинув глаза свои, Линочка ахнула и помертвела. Руки ее бессильно упали,
зеркальце провалилось между клавишами. С самой любезной улыбкой Фомин
подошел к ней вплотную, положил руку ей на плечо - и тут только понял, что
Линочка впала в беспамятство. Взгляд ее был устремлен не на Фомина, а на
то место, где он был ею замечен, на лбу ее выступила испарина ужаса.
  Другой на месте Фомина непременно смутился бы, но Владимир Иванович был
не из таких. Он потрепал Линочку по щеке (рано или поздно очнется,
деваться ей некуда) и наклонился над приказом, который она печатала.
  Это был внутренний, сугубо частный приказ по отделу общего счета.
Согласно этому приказу, сотрудники группы Мгасапетова категорически
отстранялись от допуска к очередной предварительной цифре, которая на сей
раз имела абсолютное значение "2418, 5", причем этот запрет впредь до
особого распоряжения распространялся также и на весь отдел пересчета. В
целях сохранения внутренней координации на отдел пересчета спускалась
другая, значительно меньшая предварительная цифра "1390, 15", однако и к
этой цифре группа Мгасапетова допущена быть не могла. Линия связи
Мгасапетов - "Большой голубой идеал" упразднялась, личные карточки с
записью тембра голоса Мгасапетова, Ахябьева и Фомина изымались из
картотеки. Два последних решения, однако, лежали за пределами компетенции
отдела общего счета: лишь ученый совет имел право изымать карточки и
упразднять линии связи. Рядом с этими пунктами начальственный карандаш
вывел два задумчивых знака вопроса.
  После первого прочтения приказа Владимир Иванович нахмурился, после
второго поднял левую бровь, посмотрел на неподвижную Линочку и, с поднятой
бровью, на цыпочках вышел в коридор.
  Данный приказ мог означать только одно: гипотеза о пришельце полностью
подтвердилась, но руководство института (во всяком случае, его наиболее
выдержанная часть) вовсе не собиралось капитулировать перед чуждым
разумом. При всей своей озабоченности Фомин не мог не одобрить
категоричность приказа: меры были задуманы правильные и своевременные.
Однако лично для Фомина дело поворачивалось крайне неблагоприятной
стороной: его пересчет по теме "Динамика автомобильных катастроф..."
Замораживался и командировка на Мадагаскар из текущей реальности
превращалась в элементарный мираж.
  Этого Фомин допустить не мог. Надо было срочно отделяться от злополучной
группы пересчета трюизмов. И, поскольку всякому отделению предшествует
самоопределение, надо было найти убедительные доказательства своей
непричастности к "Делу о телепатемах". Личная уверенность Фомина была
убедительной лишь для него самого и больше, по-видимому, никого не
интересовала. Следовательно, необходимо было срочно определить, кто из
троих (Мгасапетов, Ахябьев, Путукнуктин) является пришельцем (либо тем,
что под этим словом подразумевается), и доложить об этом лично Никодимову
Борису Борисовичу. Только таким (и никаким иным) путем можно было
противодействовать огульному зачислению Фомина в группу Гамлета
Мгасапетова. Полагаться на компетентность соответствующих служб Владимир
Иванович не мог: в случае, если пришелец будет выявлен и разоблачен
усилиями посторонних, на всех остальных сотрудниках группы Мгасапетова
останется пятно косвенного участия.
  С этой мыслью Владимир Иванович поспешил в отдел текущей информации -
единственное место, где никто не стал бы таращиться на пришельца и падать
в его присутствии в обморок (по той простой причине, что отдел текущей
информации всегда и обо всем узнавал последним). Действительно, сотрудники
отдела не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в институте: по
поручению месткома они готовили экстренный выпуск сатирической газеты
"Мистер ИКС", посвященный десятилетию института, а поскольку юбилей
предстоял лишь в марте будущего года, текущая информация этих бедняг
совершенно не касалась. Они трудились на ниве позитивного юмора, а эта
нива, как известно, сильно истощена. Фомин был встречен вопросом: "Что у
вас там происходит смешного?". На этот вопрос Владимир Иванович ответил
краткой информацией об открытии пищеблока. В ту же минуту отдел текущей
информации опустел. Изголодавшиеся газетчики кинулись обедать с такой

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг