Вокруг горели костры, и было их не меньше, чем звезд.
- А вот и наша хата. - Антон показал на приземистое строение.
Было уже совсем поздно, и, чтобы не будить мать, Антон с улицы открыл
одно из окон, и мы один за другим забрались в тесную боковушку.
Мать все-таки проснулась, засветила лампу, принесла хлеб, кринку молока и
кружки.
Взглянув на женщину, я невольно вздрогнул: она была удивительно похожа на
Валентину-партизанку, даже глаза такие же пасмурные, суровые.
- Отец и дядя Сергей погибли, - негромко сказал Антон. - Отца убили в
сорок втором, дядю - в сорок первом...
В молчании мы выпили по кружке холодного молока. Антон открыл сундук,
достал толстенную тетрадь в черном кожаном переплете. На обложке золотой
вязью было написано: "Страховое общество "Россиянин".
- Дядины записи. - Антон осторожно положил тяжеленную тетрадь на стол.
Забыв обо всем на свете, я придвинул лампу, открыл рукописную книгу.
Записи были сделаны черными чернилами, строгим учительским почерком.
Я невольно вспомнил записные книжки и тетради моего отца. Отец записывал
все, что ему казалось важным. На подоконнике у нас лежала стопка тетрадей.
На обложках самых старых был тенистый дуб, поэт в черном плаще, кот,
какие-то птицы и воины в мокрой броне.
В горнице царили чистота и порядок.
- Дядино богатство, - сказал Антон, показав на "Фотокор", подзорную
трубу, треногу и фотопринадлежности.
Над столом висела фотография: похожий на Антона плечистый парень стоял
около щелястой стены сарая, улыбался, уронив на лоб волосы. На другой
фотографии текла река, горбился покатый холм.
- Куликово поле? - спросил я у Антона, и товарищ молча кивнул.
Присев к столу, я бережно открыл черную тетрадь "Россиянина".
"Князь Дмитрий знал, что в войске Мамая несколько тысяч генуэзских
пехотинцев-наемников, это его не удивило: пехота в четырнадцатом веке
приобрела новую роль..."
"Пехотинцу было трудно бороться против всадника в чистом поле, зато у
ворот крепости, за "твердью", в лесу, в горах он чувствовал себя увереннее.
Значение пехоты поднималось в период военных потрясений и катастроф.
Так случилось и в годину монгольского нашествия. Нехватка
профессиональных войск привела к тому, что смерды-"пешцы" стали большой
силой".
Я задумался. Конечно же, псковичи прислали пехотинцев. Конников вообще у
Пскова было мало. Ни в одном краю не было такого количества каменных
крепостей, а ведь крепость - твердыня пехоты.
"Важнейшим оружием "пешца" был топор. Хотя пехота и превышала по
численности конницу, снарядить ее на войну не требовало особых затрат. В
пешем бою употреблялись тяжелые копья, дубины, сулицы и длинные щиты.
Пехотинцы разделялись на тяжеловооруженных пехотинцев - копейщиков и
легковооруженных пехотинцев - лучников".
"Русские в бою дрались сомкнутыми группами на небольшом пространстве, в
виду один у другого. Плотности боевого порядка придавалось особое значение:
"Егда же исполчатся вои, полк яко едино тело будет!"
"Воины никогда не передвигались в кольчугах, панцирях и шлемах. Это
тяжелое вооружение везли особо и надевали только перед липом опасности..."
"В летописях упоминается самострел..."
С волнением я перевернул страницу...
"В эти бедственные годы на первое место выдвигается не полевая, а
крепостная война. Сильно повысилась роль массового применения метательной и
осадной техники, луков и стрел, арбалетов... На Руси впервые появился крюк
для натягивания арбалетов.
Русские дружинники были вооружены не хуже, а лучше, чем татаро-монголы, у
которых не хватало железа и мастеров".
"Пушки на Руси появились, видимо, в 70-х годах XIV века. В 1382 году при
защите от нашествия Тахтомыша на Москву защитники города уже применяли
пушки..."
Чуть ниже резкая приписка карандашом: "Пушки могли быть и на Куликовом
поле".
В конце страницы было размашисто написано красным карандашом: "И все-таки
- пехота! Князь Дмитрий оказался прав".
Я закрыл тетрадь, погасил карбидную лампу, долго лежал с открытыми
глазами. "Видящий" шар Антон положил на подоконник; пронизанный лунным
светом, шар неярко светился.
Вдруг я увидел заросли можжевельника, обрыв, глинистую, дорогу, повозку,
карателей в голубоватых шинелях и касках. Я лежал между кочек, рвал кольцо
рубчатой гранаты. Я узнал повозку, узнал карателей. Накануне они арестовали
и увели моего отца. Кольцо не слушалось, я вцепился в него зубами. И вдруг
кто-то навалился на меня, отвел руку с гранатой. Я повернулся, и на щеку мне
упали волосы матери.
Очнулся, долго не мог прийти в себя. Видение войны было таким ярким, что
я оцепенел, не мог шевельнуть рукой. Все было как наяву. Даже хвоинки на
шинелях виделись с какой-то небывалой, резкой ясностью.
Я вновь посмотрел на мерцающий шар, стараясь представить совсем иную
войну и себя не мальчуганом, а взрослым. И вдруг понял: ведь и мое
собственное биополе, то самое биополе, о котором писали Кажинский и
Чижевский, могло воздействовать на шар!..
...Псковичи жили на порубежье в постоянной опасности, и это отразилось на
их характере. Быстрота решений и действий, порывистость, взрывчатость
впитывались с молоком матери. На Куликово поле, конечно же, послали самых
отважных воинов... Лес, холмы, поле открылись резко и неожиданно. Товарищ,
пригибаясь, перебежал луговину, я поспешил следом.
С холма мы увидели татарский стан. Будто снежные сугробы, белели юрты,
вился над кострами дым, поблескивали на солнце котлы-казаны. Живым омутом
кипел огромный табун, истошно ревели верблюды. Рядом с кострами, между
повозок кружили всадники в малахаях.
Стан был так близко, что в нос ударил запах острой мясной пищи.
По полю проносились конные дозоры - сталкивались, но чаще резко
разъезжались. Монгольские кони легко уклонялись от стрел, уходили от погони.
Пора было возвращаться, мы быстро отползли, сбежали по скату холма и
вскоре были возле своего стана.
Товарищ тревожно оглядывался, видя какую-то опасность. Оглянулся и я: по
полю мчалось пятеро всадников.
- О-о-о-о! - дико закричали враги.
Товарищ вырвал меч, я вскинул топор.
Но на помощь уже мчались свои - рослые воины в черной одежде.
Нас спасли черноризцы. Поверх черных халатов у них были кольчуги, вместо
колпаков - кованые шлемы, каждый подпоясан мечом. Белые, как мох белоус,
лики черноризцев резко выделялись среди загорелых и темных лиц конных
дружинников.
Я не удивился: на Псковской земле монахов порой брали даже в набеги, а во
время обороны крепостей ставили под оружие всех до одного. Псковитяне
всячески старались подчинить веру целям обороны: псковские храмы были на
деле крепостными башнями, звонницы - дозорными вышками.
Один из монахов выделялся ростом и шириной плеч. На бедре чернеца
покачивался двуручный меч, левой рукой великан поддерживал щит, в правой
держал копье.
- Брат Пересвет, - негромко сказал кто-то рядом. - Десница Сергия
Радонежского, надежа князя Дмитрия.
- Чай, псковские, - весело посмотрел на нас с товарищем Пересвет. -
Болотом бредоша, поршни потеряша...
Я снова не удивился: псковитян легко узнавали по одежде, обуви и оружию.
Монахи даже коней придержали, чтобы рассмотреть наши арбалеты.
- Ливонские, свейские? - спросил молодой монах. На боку Пересвета была
огромная фляга, от бороды пахло медовухой. Псковские монахи тоже были
любителями этого напитка.
- Зело грозна штука, - похвалил Пересвет наше оружие. - А я, браты, сосед
ваш, из брянских лесов, с Десны-реки родом. Не боязно? Татарове люты...
- Русь надо спасти! - товарищ резко повел плечом.
- Аки стемнеет, гостьми ждем к костру нашему. - И Пересвет натянул
поводья.
Конь у монаха был под стать хозяину: огромный, сильный, порывистый. За
голенищем короткого сапога засапожный нож, на сгибе руки черная змея плети.
Возле самой Непрядвы, отражаясь в воде, пылал одинокий костер. Рядом
сидели псковичи, негромко переговаривались.
- Беда бысть велика. Пришед немец под Остров, стреляша, огненные копья
пускаша, а псковские воеводы смотреша и ничего не делаша...
- Мать начаши меня увещати: не ходи биться супротив поганых, татарове злы
аки демоны...
- И воеваша псковичи пять дней и пять нощей, не слезя с конь.
- Бысть у нас чудо преславно: явися на небеси три месяца и стояху близ
друг друга в ночи...
Река шелестела осокой, гнула камыши, билась о камни. В воде отражались
звезды и костры. Река усиливала звуки, и я услышал сотни голосов сразу.
Где-то совсем рядом были новгородцы, я узнал их по строгой речи и оканью.
Совсем близко говорили двое:
- Меха продаша, взяша три московски. Лиса с надцветом, а не бура....
- Зрело, отче... Торговаша славно...
Я не любил новгородцев. Псков был городом-воином, Новгород -
городом-торговцем. Псков считался младшим братом Новгорода, но издревле
тянулся к Москве. Новгород богател, не ведая войн и нашествий, а Москва и
Псков истекали кровью;
Псков заслонил Новгородскую землю с запада, Москва - с востока и юга.
Вдруг я увидел Пересвета. Монах присел рядом с моим товарищем, протянул
ему открытую флягу. Отхлебнув несколько глотков зелья, мой товарищ
закашлялся, и лицо его посветлело. Улыбаясь, Пересвет сказал, что хорошо
знает псковичей, они богу молятся, а мечу веруют...
- Воистину! - улыбнулся товарищ. Монах попросил еще раз показать арбалет.
Хмуро обронил слово о том, что латинская церковь это оружие осуждает...
- А православная? - без улыбки спросил мой товарищ.
- Благослови тебя бог! - И чернец резко перекрестил моего друга.
Я наконец проснулся. Тикали ходики, в печи стреляли дрова: Антон сидел за
столом, что-то писал. Кудрявые его волосы, чтобы не падали на лоб, не мешали
работать, были схвачены ремешком, так когда-то делали на Руси мастеровые.
Не желая мешать товарищу, я долго лежал с открытыми глазами.
Задумался: были ли стычки перед Куликовской битвой? Конечно, были.
Поблизости встали два враждебных стана, велась торопливая разведка...
Еще во время похода князь Дмитрий послал в Придонскую степь сторожу -
большой разведывательный отряд. Главной задачей сторожи было добыть "языка".
Но связь с отрядом потеряли, пришлось послать вторую сторожу, а при подходе
к Дону - третью, под командованием воеводы Семена Медика. Этот отряд
захватил пленного из свиты самого Мамая и до самой битвы продолжал давать
сведения о силах и движении войска Мамая. Хан был так уверен в успехе, что
пренебрег глубокой разведкой. Для татар было полной неожиданностью появление
русских полков у ската Красного холма. Татары вначале подумали даже, что это
войско Ягайлы...
- А, проснулся! - Антон бросил писать, позвал меня завтракать.
Горница оказалась тесной, но уютной и чистой. Между белой как лебедь
печью и широкой кроватью стоял стол, покрытый льняной скатертью. Во главе
стола сидела мать Антона, рядом с нею - четыре девочки, каждая на голову
ниже другой. Четыре пары любопытных глаз, не мигая, смотрели на меня.
- Старшей не хватает, - сказал Антон, усаживаясь поудобнее. - В городе,
вечером придет... И уже совсем весело добавил:
- Пять невест сразу. Самый богатый дом в деревне! "Невесты" засмущались,
мать улыбнулась, зарумянилась, но лицо Антона было вполне серьезным. И
вправду: не домами и садами богата деревня, главное ее богатство - люди, а
девочки и девушки - будущие матери, основа семей...
Разоряя русскую землю, татаро-монголы не зря уводила девушек, они знали,
что это обескровит народ, без того измученный и обескровленный...
- Кушайте, кушайте... - Мать Антона пододвинула поближе ко мне тарелку
борща и ломоть мягкого хлеба.
Неожиданно я увидел еще одну пару глаз - пронзительно зеленых и
внимательных. Рядом с младшей из девочек сидел толстый серый кот. Мягкая его
лапа бесшумно скользнула по скатерти, уволокла хлебную корку...
- Ух ты, а про подарки-то я и забыл! - Антон метнулся из-за стола, нырнул
в боковушку, вернулся с пакетом конфет и кульком крупной брусники. Все это
мы купили вместе в магазине и на колхозном рынке.
Ни жестом, ни словом девочки не выдали восторга, но глаза их так и
засверкали. Кот опередил хозяек, поймал выкатившуюся брусничину, торопливо
раскусил, сморщился. Потом вдруг пушистая лапа уцепилась за конфету, и
вместе с добычей огромный кот метнулся в подпечье.
- Ну, Васька, смотри! - рассмеялась хозяйка.
6
И вновь я склонился над записями. Порой дядя Антона, видимо, торопился, я
с трудом разбирал его почерк.
Неожиданно пошли рисунки. Рисовал деревенский учитель цветными
карандашами, неумело, по-мальчишески, но в рисунках были яркость и движение.
На скате холма стояли воины: плечо к плечу, щит к щиту. У всех русые
бороды, голубые глаза. Трава чуть ли не по пояс, зеленая, с россыпью белой
кашки.
На следующей странице конный дозор. Пятеро всадников замерли на береговой
круче, по воде плывут дикие утки. Камыш будто летящие стрелы, вода слепит
блеском кольчуги.
А вот аккуратно наклеена вырезка со стихами, видимо из районной газеты.
По бокам акатники
Да трава шелкова.
Говорят, тут ратники
Шли на Куликово.
С вилами и косами
Шли, как на работу,
Золотою осенью
После обмолота...
Назывались стихи просто и коротко: "Дорога". Внизу стояли имя и фамилия
автора - Анатолий Брагин.
- Ты его знаешь? - спросил я у Антона.
- Знаю, в школу ходили вместе. Невысокий такой, веселый, кудрявый.
Что-то в стихах насторожило меня. Поэт, конечно, написал правду,
представив своих предков-землепашцев, идущих на помощь княжескому войску, но
само-то войско было иным.
Князь Дмитрий собрал на Куликово всех лучших воинов русской земли.
Пехотинцы и конники были в новых кольчугах и шлемах. По всей русской земле
долго недосыпали кузнецы, чтобы одеть в броню и вооружить воинов.
Антон согласился со мной, на мгновение лицо его стало хмурым, но потом
вдруг словно солнцем осветилось:
- Ты понимаешь, про кого написал Брагин? Эти вот люди стали проводниками
и разведчиками в войске князя... Подвиг всего народа - во что произошло на
нашем поле!
Теперь я согласился с Антоном. Не мог же поэт увидеть русское войско,
вооруженное в основном вилами да косами. Хотя иные "историки" утверждали
это... Утверждали они и другое: что Золотая Орда к тому времени ослабела. Но
это внутренние дела Орды, а на скатах Красного холма стояло до зубов
вооруженное войско, состоящее из татарской конницы и генуэзской пехоты и
втрое превышающее по числу русское войско.
7
В полдень мы с Антоном вышли на улицу. С интересом смотрел я на большую
незнакомую деревню. В сельце, где я вырос, дома были крыты тесом, за
изгородями из окоренных жердей стояли столетние елки. Здешняя деревня тонула
в садах, дома были крыты железом, рядом с деревянными домами теснились
мазанки под огромными шапками соломы.
Я легко представил деревню и той давней поры. Видимо, все дома были
глинобитными, под соломенными и камышовыми крышами. Когда деревню выжигали
татары, глиняные стены и печи оставались целыми. Стоило вновь настелить из
тесин потолок, поставить стропила, сплести сени, покрыть крышу - и жилище
готово. Антон тронул меня за плечо:
- Куликово посмотреть хотел? Пошли! За околицей свернули на летник,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг