Попрощавшись с леди Леконсфильд, друзья двинулись дальше. Извилистая
Пикокобанауэй вдруг вытекла на довольно широкую площадь, в глубине которой
высилось здание сената с коринфскими колоннами, готическими шпилями и лепкой
рококо.
Перед сенатом высился величественный памятник предку ленинградского
пионера "Адмиралу Серхо Филимоныч Страттофудо", как именовали его
благодарные островитяне.
Скромный мужественный путешественник был изображен скульптором как бы
на капитанском мостике, но одновременно и на коне. Его гордую голову, с
лицом, исполненным благородного гнева, венчал крылатый шлем. Правой рукой
Страттофудо поражал акулоподобного Рокера Буги, а левой защищал пышную
улыбающуюся деву, символизирующую эмпирейскую свободу!
- О ужас! И это мой прапрапра... - прошептал Геннадий, вспомнив
добродушный и даже несколько застенчивый взгляд фамильного портрета.
- Представляете, что здесь начнется, если обнародовать ваше
происхождение, Геннадий? - засмеялся капитан.
- Умоляю вас не делать этого, Николай! - воскликнул мальчик.
Скромность всегда была его отличительной чертой.
Рикошетников промолчал. До поры до времени он решил не волновать друга,
не говорить ему о том, что он вместе с Хрящиковым и Шлиером-Довейко решили
обнародовать его происхождение на завтрашнем футбольном матче, и сделать это
было решено для расширения и углубления дружеских контактов.
Друзья поднялись по мраморной лестнице и скрылись в здании сената. Они
уже не видели, как через пять минут на площадь с грохотом ворвались два
десятка мрачных, затянутых в черную кожу хулиганов на мотоциклах. Они не
видели, как хулиганы начали зловещее кружение вокруг памятника, поливая его
желтой краской и отвратительной хулой, забрасывая яйцами и тухлыми крабами.
Они не видели, как толпы возмущенных эмпирейцев пресекли эту неожиданную
вылазку жителей Карбункла (а это были именно они) и покрыли их головы
позором.
В чем же была суть этого странного инцидента? Оказалось, что на
Карбункле вдруг вспыхнула яростная компания против футбольного матча. Жители
Карбункла, для которых ранее один их жалкий клукс был дороже всего мирового.
футбола, которые до сего утра не слышали даже имен Пеле и Гершковича, вдруг
выступили с яростными нападками на футболистов "Алеши Поповича" и послали
лучших своих хулиганов для осквернения памятника русскому адмиралу.
А Геннадий и капитан Рикошетников сидели тем временем в галерее для
гостей и наблюдали заседание сената Республики Большие Эмпиреи и Карбункл.
Спикер сената возвышался над всем собранием, сидя по традиции на
огромной бочке знаменитого "Горного дубняка". Одет он был. также
традиционно: бархатный камзол, драные ботфорты, красная пиратская косынка на
голове. Оба его глаза крест-накрест закрывали традиционные черные повязки. В
руке он держал кремневый пистолет XVIII века, выстрелами из которого
пресекал шум в зале.
Сенаторы же, их было ровно две дюжины, одеты были кое-как. Правая
оппозиция, шесть представителей Карбункла, все были в черных суконных
тройках, а остальные - в расстегнутых жилетах, в рубашках, иные так просто
в майках. Президент республики Токтомуран Джечкин, явившийся на заседание
прямо с тренировки, был в доспехах футбольного вратаря.
Среди этого странного общества изысканностью и строгостью наряда
выделялась красивая статная дама с длинными черными волосами и лицом, словно
вырезанным из слоновой кости.
- Кто эта дама, месье? - спросил Рикошетников оказавшегося по
соседству вертлявого француза.
- Это женщина-сенатор мадам Накамура-Бранчевска, - зашептал сосед. -
Вчера я удостоился быть приглашенным к ней на прием. Поверьте, месье, такой
обаятельной и импозантной дамы не встретишь ни в Лондоне, ни даже в Париже.
Говорят, что она происходит из рода де Клиссон...
Спикер выстрелил в потолок, вынул изо рта традиционный кляп и глухим
голосом возгласил:
- Слово предоставляется господину президенту.
Токтомуран Джечкин, подтягивая черно-бело-лиловые трусы, поднялся на
трибуну.
- Господин спикер, господа сенаторы, господа! Вчера народ Эмпиреев
приветствовал в своем порту советский фрегат "Алеша Попович"! Любимец нашего
народа лучший футболист вселенной Рикко Силла первый коснулся борта этой
бригантины.
Советская каравелла, господа, занимается в океане наукой, но это нас,
слава богу, не касается. Мы будем счастливы встретиться с легоперами этой
далекой и, как утверждают, большой страны, команда которой заняла пятое
место на так называемом первенстве мира в Англии.
Господа, вы знаете, что сила удара левой ноги Рикко Силлы равна одной
тысяче пятистам килограммам, тогда как удар пресловутого, но уважаемого
всеми нами Пеле весит всего лишь восемьсот килограммов. Какое же может быть
первенство без команды Больших Эмпиреев?
Трибуны для публики взорвались бешеным восторженным ревом. Спикер
выстрелил в потолок.
- От себя лично, господа, - продолжал президент, - я заявляю. В
завтрашнем матче я парирую восемь пенальти и вытащу столько же мячей из
"девятки". Лозунг Рикко Силлы вам известен. Уверен, что сенат единогласно
одобрит встречу наших легоперов с советскими футболистами, прибывшими к нам
на галеоне "Алеша Попович". Я кончил, господа!
Спикер снова пальнул в потолок.
- Слово имеет старейшина Совета Копальщиков острова Карбункл
достопочтенный кавалер Ордена Счастливой Лопаты полковник Бастардо
Мизераблес ди Порк-и-Гусано.
На трибуну поднялся высокий мощный мужчина лет сорока с бананообразным
носом, лохматыми гусеницами бровей, похожим на утюг подбородком и странными
на этом фоне тоненькими усиками. Лицо этого господина показалось знакомым
Геннадию и Рикошетникову, но вспомнить его они не смогли. Как-то очень уж не
связывались между собой сенат далекой неведомой страны и милый сердцу,
проступающий сквозь снег вид Ленинграда... Кировский мост, Петропавловка,
памятник Суворову...
Бастардо Мизераблес ди Порк-и-Гусано грохнул страшным кулаком по
трибуне и завопил на карбункулском наречии эмпирейского языка:
- Вжыл жыз всплых сипл-ствоу! Черчелянто ри фларт! Газзо азаф Карбункл
жрав Эмпирея гам, га фула, брегадл!..
Грубая речь его была почти непонятна нашим морякам. Уловить можно было
лишь отдельные бранные слова: трусы, предатели, лентяи, провокаторы, идиоты,
коварные происки и тому подобное. Ясно было одно: кавалер Ордена Счастливой
Лопаты яростно протестовал против дружеского спортивного поединка, обвинял и
угрожал.
Никто не ожидал такого поворота дела. Изумленные сенаторы левого крыла
и центра вскочили, размахивая руками. Шум на галереях для публики поднялся
невообразимый. Круглый, как мяч, седоватый сенатор в красной футболке с
цифрой "З" одним прыжком взлетел на трибуну и закричал:
- Позор недостойным копальщикам Карбункла! Вам не поссорить нас со
славными ребятами, не дрогнувшими даже перед лицом бандитской подлодки!
Занимайтесь своим делом, копите свои грязные клуксы и не лезьте в чистый
футбол! Да здравствует дружба! Да здравствуют посланцы страны нашего героя
Серхо Филимоныч Страттофудо!
Шум усилился еще больше. Полдюжины черных сюртуков сиплыми глотками
рявкали какую-то гадость. Спикер палил уже из двух пистолетов. И тогда,
слегка поправив свои дивные волосы, встала мадам Накамура-Бранчевска. Все
мгновенно затихли. Видимо, вес этой женщины в эмпирейском обществе во много
тысяч раз превышал ее собственный вес, вполне соответствующий изящным
парижским стандартам.
- Господа, - мягким глубоким голосом сказала женщина-сенатор. -
Никто из присутствующих не упрекнет меня в презрении к футболу. Все помнят,
что именно я открыла счет в матче с командой австралийского авианосца
"Кукебурре". В это же время остров Карбункл отлично знает, с каким уважением
я отношусь к его трудолюбивому мужественному населению. По этим двум
причинам я воздерживаюсь от голосования и приглашаю всех присутствующих на
мой сегодняшний вечер "Вальс незнакомых цветов".
Очаровательно улыбнувшись, она села. В зале царило недоуменное
молчание. Позиция влиятельной дамы явно всех озадачила.
- Начнем голосование? - сквозь традиционный кляп еле слышно произнес
спикер.
- Начнем! Начнем! - послышались неуверенные голоса.
Президент Токтомуран Джечкин крикнул со своего места:
- Господа, я забыл добавить! Рикко Силла сегодня ударом головы
выворотил штангу!
Взрыв энтузиазма погасил последние сомнения:
- Голосуем, и дело с концом!
И тогда правая оппозиция прибегла к последнему коварному способу
погасить волю народа. Она выпустила на трибуну так называемого "резинщика".
Все в зале поняли, что это значит, когда "резинщик" начал с первой страницы
читать "Хартию вольностей" толщиной в мраморную плиту, а под рукой у него
еще были "Ветхий завет", "Коран" и "Антология мирового фольклора". Увы,
таков был закон эмпирейского сената - оратор мог выступать столько, сколько
хотел, а "резинщик" с Карбункла, видимо, собирался выступать не меньше
четырех дней. Сенат же не мог проголосовать, пока он не кончит.
- Поразительно, - прошептал капитан Рикошетников, - к этому средству
в буржуазных псевдодемократиях прибегают только в крайнем случае. Никогда не
думал, что футбольный матч вызовет такие страсти. Что все это значит и кому
все это нужно?
Прошел час. В зале уже слышалось носовое посвистывание засыпающих
сенаторов; Спикер, свернувшись в клубок, спал на своей бочке. А "резинщик"
все бубнил и бубнил:
- ...Итак, параграф седьмой пятого подпункта установления о торговле
гласит, что производство пуговиц разрешается при предъявлении определенного
числа доказательств о возможности такого производства, обусловленных пунктом
"а"...
- Пойдемте в порт, Геннадий, - сказал Рикошетников. - Дело ясное,
что дело туманное.
Он обернулся и увидел, что мальчика рядом с ним нет.
ГЛАВА VII,
из которой доносятся до нас стук теннисного мяча и страшный хруст, с
которым мощные челюсти разгрызают клешни омара
Первое, что услышал Геннадий, очнувшись, был звук, похожий на грохот
работающего рядом отбойного молотка. Потом лопатки его ощутили холод
каменного пола. Глаза устремились вверх, и мальчику показалось, что он лежит
на дне глубокого каменного колодца. Голова закружилась.
- Где я? Что со мной?
Геннадий приподнялся на локтях и осмотрелся. Нет, это был не колодец,
скорее старая узкая крепостная башня. Стены грубой кладки уходили вверх.
Сквозь стрельчатое окно на самом верху, скорее похожее не на окно, а на
мушкетную бойницу, узкая полоса яркого солнечного света косо шла вниз и
падала на привалившегося к стене дюжего детину в штанах военного образца и в
белой майке со штампованными автографами кинозвезд. На коленях детины лежал
тупорылый автомат-люгер. Детина храпел, и именно этот храп создавал
впечатление работающего рядом отбойного молотка.
Через секунду Геннадий вспомнил все. Он вспомнил, как, утомленный
нудным завыванием "резинщика", тихо покинув галерею для гостей и решил
прогуляться по зданию эмпирейского сената.
Он шел гулкими сводчатыми коридорами, разглядывал стоящие в нишах
фигуры средневековых воинов, входил в пустые залы и смотрел на огромные
картины, поразительно напоминающие эмпирейскую банкноту велюр.
Открыв очередную дверь, Геннадий запутался в каких-то тяжелых шторах.
Пытаясь выбраться из парчовых складок, он услышал негромкие мужские голоса и
наконец увидел в щелку трех джентльменов, развалившихся в креслах и
прихлебывающих из высоких стаканов янтарное виски. Он хотел было уже с
извинениями удалиться, как вдруг услышал...
- Этот идиотский футбольный матч не должен состояться ни в коем
случае, - сказал тихо голубоглазый блондин с очень странным утиным носом.
- И вообще советскому кораблю нечего делать возле архипелага.
- Видите ли, мистер Мамис, - обратился к утконосому глыбоподобный
господин, - меня самого и всех нас, копальщиков, тошнит от футбола и разных
других выходок этих эмпирейских недоносков, но... понимаете ли... русские
популярны в республике, а этот их кумир Серхо Филимоныч Страттофудо... а от
футбола они сходят с ума... Может быть, дадим им сыграть эту игру и уже
потом...
- Вы здесь на своем архипелаге совсем оторваны от мировой политики! -
резко прервал его утконосый. - Мясо, господа, нужно отмочить в соусе,
прежде чем нанизать на вертел!
Джентльмены гулко расхохотались и подняли стаканы.
- За мистера Кингсли Брейнвена Мамиса из страны, которая ценит юмор,
но не любит шутить! - провозгласил глыбоподобный.
- За наше дело, господа! - сказал, как бы подводя итог, мистер
Кингсли Брейнвен Мамис.
В это время стальные пальцы сзади обхватили горло Геннадия, и не успел
он опомниться, как был втащен внутрь кабинета. Джентльмены вскочили. Мамис
мгновенным движением сунул руку за пазуху.
- Мне пришла нужда прогуляться, господа, - прогудел над Геннадием
грубый голос. - Возвращаюсь, смотрю - мальчишка...
- Кто ты такой, щенок?! - завизжал не своим голосом глыбоподобный,
суя под нос Геннадию кулак, усеянный огромными перстнями.
- Здесь не место разбираться, Латтифудо, - быстро проговорил Мамис,
открыл черный портфельчик "атташе" и, зажав себе нос платком, брызнул из
какой-то стеклянной трубочки едкой жидкостью в лицо Геннадию.
Последнее, что слышал мальчик как сквозь вату, были слова:
- Отправьте его куда следует...
"Сколько же времени я был без сознания? - подумал сейчас Геннадий. -
Час, два, может, сутки?"
Он осторожно встал и подошел к храпящему охраннику. Тот не шелохнулся.
Тяжелый дух дешевого джина витал над ним. Геннадий снял с колен парнюги
автомат, перекинул его через плечо и посмотрел вверх. В стене кое-где
намечались выступы, видимо остатки винтовой лестницы, которая в свое время
вела на боевую площадку.
Вспомнив уроки скалолазанья, которые когда-то в Крыму преподал ему папа
Эдуард, Геннадий стал карабкаться вверх. К счастью, на ногах у него были
легкие туфли на каучуковой подметке. Прошло несколько мучительных минут,
прежде чем он оказался перед бойницей. Прямо над ним вниз головой висели
мешочками несколько летучих мышей.
Протиснуться в бойницу было делом нелегким, но и оно оказалось по плечу
мальчугану. Он выбрался наружу и встал, прижавшись спиной к стене, на
каком-то витиевато изогнутом выступе, видимо остатке орнамента, некогда
венчавшего башню. Огромное пространство открылось перед ним. Окинув его
взглядом, Геннадий чуть не закричал от ужаса. Шпили Оук-порта едва виднелись
на горизонте. Сверкающий на солнце пролив шириной в несколько миль частично
был скрыт близким, невысоким, но устрашающе мрачным хребтом, похожим на
спину динозавра. Мальчик понял, что он находится на острове Карбункл.
Головокружительные секунды отчаяния... Как далек от него сейчас родной
"Алеша Попович", капитан Рикошетников, Шлиер-Довейко, Хрящиков, Верестищев,
Барабанчиков, Телескопов, Есеналиев, Калипсо - люди, с которыми любая беда
- не беда... И они ничего не знают о нем! Они даже не могут предположить,
где он сейчас.
Однако надо действовать. Надо попытаться выбраться из этой непонятной
зловещей истории.
Башня была высотой не менее двадцати пяти метров. Внизу клубилась
какая-то зелень, но под зеленью, возможно, были скрыты острые камни. Прыгать
прямо вниз было безумием. Попытаться соскользнуть по стене? Стена была
словно отполирована многовековыми ветрами. Вот метрах в пяти-шести верхушка
мощного дерева, с ветвей свисают лианы. Попробовать по-тарзаньи?
Единственный выход, несколько шансов из ста.
Сильно оттолкнувшись, Геннадий полетел вниз. Вот замелькали мимо рук
спасительные лианы. Неужели конец? Р-раз! Руки обожгло огнем. Геннадий
закачался на лиане. Автомат больно ударил по крестцу. Проклятый автомат!
Надо было его сбросить к чертям подальше.
Под тяжестью мальчика лиана стала растягиваться, и Геннадий, словно с
парашютом, вспоминая уроки мамы, опустился на пружинящий дерн.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг