- Это был великий и могучий русский язык, - объяснил Каргин. - Цитата
из "Братьев Карамазовых" нашего гения Достоевского. Президент хочет еще
что-нибудь послушать?
Щечки Кэти порозовели. Паркер недовольно пожевал губами, нахмурился,
потом буркнул:
- Сестра говорила, что ты неплохо стреляешь...
- Какая сестра?
- Рыжая стерва Мэри-Энн, - с усмешкой промолвила Кэти. - Та, которая
много пьет, липнет к чужим парням и не желает отзываться на имя Нэнси.
- Было такое, - Каргин согласно кивнул.
- Послезавтра суббота, - Паркер резким щелчком сбил пылинку с
пиджака. - Приходи в двенадцать к "Старому Пью". Постреляем.
Он встал и, не прощаясь, двинулся к проему в подстриженных кустах,
обозначавшему выход из кафе.
- Фрукт, однако, - заметил Каргин.
- Самоуверенный болван! - прошипела Кэти. - Наследничек...
- А другие у Халлорана есть? Дети, там, или внуки?
- Старик, я слышала, женщин любил, но не был женат и о прямом
наследнике не позаботился, - взгляд Кэти, скользнув по лицу Каргина,
переместился на пальму, усыпанную алыми цветами. - Бобби и Мэри-Энн - дети
его сестры Оливии Паркер-Халлоран... Но это ничего не значит. Ровным
счетом ничего!
- Почему же?
Кэти неторопливо навивала на палец длинную каштановую прядь.
- Во-первых, потому что могут найтись и другие наследники. Во-вторых,
Патрик Оливию терпеть не может. Она младше на двадцать лет и родилась
в четвертом браке его отца, Кевина Халлорана. Потом связалась с нищим
баронетом из Йоркшира Джеффри Паркером, а тот ее обобрал и бросил. А
Халлоран британцев ненавидит. Ирландский националист, поклонник фениев...
субсидировал ИРА... говорят, субсидирует и сейчас. А кроме того...
Она замолчала, и Каргин, выждав минуту-другую, осторожно напомнил:
- Кроме того, есть и третье, так? И что же?
- Есть, и дело в Бобби. Старик уверен, что лишь настоящий мужчина
может возглавить компанию, а Бобби...
- Бойскаут? Или плейбой?
- Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот... корчит из себя
супермена...-
Кэти передернула плечами. - Любитель патронов большого калибра,
больших машин и волосатых задниц. Может и свою подставить, не сомневайся!
Присвистнув, Каргин заметил:
- Я вижу, ты в курсе всех семейных дел!
- Если ты о пристрастиях Бобби, так в этом нет ничего секретного...-
Кэти оперлась подбородком на переплетенные пальцы, продолжая глядеть
куда-то мимо Каргина; лицо ее приняло задумчивое выражение. - Видишь ли,
Керк, я из хорошей семьи, но небогатой, и манна мне с неба не падала. Был
один случай, был да сплыл... А раз сплыл, то я решила, что позабочусь о
себе сама. Найду богатого парня, вскружу голову и увезу в Париж...- она
вдруг лукаво сощурилась и заглянула Каргину в глаза. - Кажется, твой отец
- генерал? Наверное, он человек богатый?
Каргин, расхохотавшись от души, поднялся.
- Выстрел мимо, бэби! Старый русский генерал - это тебе не новый
русский!
- он подхватил девушку под локоток. - Ну, пойдем... Пора трудиться.
Отец его был из кубанских казаков, служивших Отечеству верой и
правдой без малого два столетия, но кроме чести, ран и орденов не
выслуживших ничего ни у царей, ни у самодержавных генсеков. Отец никогда и
не жаждал богатства, повинуясь иному императиву, ясному и четкому: солдат
должен служить, сражаться и защищать. Что он и делал тридцать лет, пока не
лишился пальцев на ноге во время штурма Панджшерского ущелья. За все труды
и пролитую кровь получил неплохую должность, вернулся на родину в
Краснодар, служил там в штабе округа, но в девяносто шестом, когда
закончилась первая чеченская война, подал в отставку. Каргин расспрашивал,
зачем да почему, а отец отмалчивался, темнел лицом и лишь однажды буркнул:
орлы, мол, с лебедями и грачами в одной стае крыльями не машут.
Род свой Каргин считал по отцу, но походил на мать, светловолосую и
сероглазую москвичку. По матери считаться было нечего - бабка Тоня ее
"нагуляла" в сорок четвертом в оголодавшей, пропахшей порохом Москве, а от
кого, о том в семье не говорилось. Должно быть, мать сама не знала - бабку
Тоню Бог прибрал в шестидесятом, еще молодой и до того, как отец,
учившийся в Академии Генштаба, повстречался с матерью.
Помнились, однако, Каргину фотографии красивой женщины в старом
семейном альбоме да десяток книжек на английском - бабка Тоня была
переводчицей, и мать, посмеиваясь, говорила, что от нее он унаследовал дар
к чужим языкам.
"Драгоценный дар, - думал он временами, - дороже всяких денег!" Языки
шли у него легко, особенно испанский, который вместе с английским
преподавали в училище ВДВ, а потом - в Питере, на курсах спецподготовки. В
Гаване и Кампечуэле он овладел им в совершенстве, а заодно обучился метать
ножи и лассо, вспарывать горло навахой и драться на мачете. В память о тех
временах остался не только язык, но и отметина над коленом, где вспороло
кожу стальное лезвие в руках инструктора. Инструктор дон Куэвас был
человеком суровым и таким же безжалостным, как его мачете - длинный
изогнутый клинок, вдвое тяжелей кавалерийской сабли. Каргин иногда
тосковал по этому оружию; в сравнении с ним сюрикены и проволока-удавка
казались елочными игрушками.
В пятницу рабочий день завершился пораньше, к четырем, и Кэти повезла
Каргина в город. Видимо, Сан-Франциско уже оправился от прошлых бедствий;
все его здания - знаменитая Пирамида и миссия Долорес, консерватория и
Янговский мемориал, музеи Азии и современного искусства, сто сорок театров
и даже тюрьма на острове Алькатраз - все они выглядели вполне пристойно, а
пальмы и другие насаждения успели вымахать метров на двенадцать. Впрочем,
Каргин порадовался бы любому городу, что Москве, что Краснодару или
Фриско, так как за время службы в Легионе в нормальных городах бывал не
часто - пару раз в Париже, один раз в Риме, в период отпуска. Что же
касается иных городов, каких-нибудь Киншас и Могадишей и даже Сараева, то
они в момент появления там Каргина дружно лежали в развалинах или горели,
или простреливались насквозь из минометов и тяжелой артиллерии.
Центрально-Африканская Республика, где под Бозумом и Ялингой
дислоцировался Легион, казалась сравнительно мирной землей, но ее города,
те же Бозум и Ялинга, были просто огромными деревнями без всякой экзотики,
кроме скакавших по пальмам обезьян и потаскушек, сшивавшихся в каждом
баре. В силу этих причин Фриско очень понравился Каргину - так же, как
нравилась ему Кэти. В сравнении с женщинами племен мбунду, барунди или
пенде она была просто королевой красоты.
Приятный вечер завершился в китайском ресторанчике, дав повод обмыть
и растрясти аванс. Он оказался весьма солидным, девять тысяч долларов, как
сообщила Холли Роббинс, и был перечислен на счет Каргина в одном из
парижских банков. Очень кстати; квартира в Москве проехалась по его
финансам словно дорожный каток.
Из ресторана они уехали за полночь, выпили в кэтиной опочивальне
бутылку белого калифорнийского и, разумеется, не спали до утра. В шестом
часу Кэти на-конец угомонилась и уснула, а Каргин задремал в полглаза и
увидел во сне то ли подмосковные березы, то ли. краснодарскую цветущую
черешню, то ли тайгу под Хабаровском и барачный военный городок, где он
появился на свет - словом, увидел что-то родное, знакомое, русское, и от
того, вдруг пробудившись, пришел в настроение мрачное и неспокойное. Опять
показалось ему, что он не в том месте, не в своем, и занимается, в
сущности, ерундой; и воздух здесь не тот, и запахи не те, и женщина не та,
что надо. Он выругался шепотом, посмотрел на Кэти, прильнувшую к его
плечу, смежил веки и постарался заснуть. Это ему удалось, ибо в любой
стране и части света люди его профессии жили по принципу: солдат спит,
служба идет.
Второй раз он проснулся в одиннадцать. Кэти сладко спала и видела
сладкие сны; они скользили под ее сомкнутыми ресницами, набрасывали на
смуглое личико вуаль румянца. Каргин осторожно сполз с постели, прихватил
рубаху и брюки, отправился на кухню и съел, пару сандвичей. Потом стал
одеваться. За этой процедурой его и застала Кэти.
- Ты куда, дорогой?
"Знакомый вопрос, - подумал Каргин. - Тот, который раньше или позже
задают все женщины".
Взглянув на часы (было двадцать минут до полудня), он неопределенно
ответил:
- Кажется, приглашали пострелять.
Кэти потянулась, откинула полы халатика, обнажив стройные ножки.
- А я думаю, у нас найдется занятие поинтереснее.
- Занятия должны быть разнообразными, - промолвил Каргин, вытянул
руку и растопырил пальцы. Они, несмотря на бурную ночь, не дрожали. -
Пойдешь со мной, детка?
- Не пойду, - Кэти помотала головой. - Нет желания глядеть на гомиков
и рыжих шлюх, - она вдруг усмехнулась и буркнула, пряча глаза от Каргина:
- Ты с Бобби поосторожнее, солдат... Тыл береги, не то получишь пулю
в задницу.
Путь до "Старого Пью" и стрельбища был недалек, и Каргин отправился
пешком. По дороге он размышлял о странных делах, творившихся в фирме ХАК,
где президент был геем, его сестрица - шлюхой, а дядюшка, глава семейства
- затворником и англофобом. Все это загадочным образом переплеталось с
Кэти; с одной стороны, она была обычной служащей и, по собственным ее
словам, девушкой небогатой, которой манна с неба не падает, но с другой -
обладала особым статусом и привилегиями. Подумать только, сам президент не
мог ее уволить! Плюс коттедж для управляющего персонала, алый "ягуар" и
подчеркнутая независимость, даже враждебность, с которой она держалась с
Бобом. Похоже, ее позиции были крепки и обустроены огневыми точками,
противотанковыми рвами и крупнокалиберной артиллерией.
"Чья-то пассия?.. - подумал Каргин. - Но чья? Мэлори, Ченнинга,
Халлорана? Или всех сразу?" Вполне возможно, так как упоминался песок, что
сыплется из задниц покровителей. Значит, люди они немолодые, и самый
пожилой из них, как утверждала Кэти, был падок на женщин. Был!.. Может,
чувства его не увяли до сих пор? Но тогда Кэти нечего делать во Фриско,
место ее - на острове или, как минимум, в Париже... Однако она здесь и
даже пустила под одеяло какого-то солдата, наемника и бывшего "стрелка"...
Почувствовав, что совсем запутался, Каргин злобно сплюнул, обогнул
бревенчатые стены "Старого Пью" и замер с приоткрытым ртом. На стрелковой
позиции у обшитого дубом барьера лихо подбоченился Бобби Паркер - в
широкополой шляпе, пятнистом комбинезоне рейнджера и щегольских ковбойских
сапогах. Рядом стояла машина - пошире кровати в каргинской опочивальне; в
ней, вытянув стройные голые ноги поверх руля, с удобством расположилась
Мэри-Энн, а сзади сидел какой-то тип с кудряшками до плеч, пребывавший,
как показалось Каргину, в сонном оцепенении. Его лицо с тонкими
женственными чертами словно оттеняло оживленную мордашку Мэри-Энн; волосы
ее были растрепаны, с губы свисала сигарета, а в правой руке сверкал
никелированный "целиски" - спортивный австрийский револьвер сорок шестого
калибра с чудовищно длинным стволом. Прочее оружие было разложено на
стойке и тоже отличалось солидными калибрами: испанская;"астра",
"магнум-супер", "гюрза" с узорчатой гравировкой по стволу, плюс
израильский "дезерт-игл".
Однако не оружие и его владельцы поразили Каргина - удивительней были
мишени, которые устанавливал чернокожий парень в дальнем конце стрельбища.
Они были выпилены из фанеры, тщательно раскрашены и изображали пожилого
джентльмена с падавшими на лоб рыжеватыми волосами и худощавым суровым
лицом. Две - в фас, и две - в профиль. Джентльмен, будто чувствуя, что
предстоит, выглядел мрачновато и взирал на барьер, оружие и стрелков с
немым укором.
Мэри-Энн, заметив Каргина, бросила револьвер и замахала призывно
белоснежной ручкой.
- Алекс! Хай, ковбой! Или киллер? - она протянула ему бутылку. -
Выпить хочешь?
- Киллеры с утра не пьют, - буркнул Каргин, придвигаясь поближе. -
Кстати, по эту сторону "железного занавеса" меня называют Керк.
- Керк так Керк, - согласилась Мэри-Энн. - А что, он еще существует?
Этот гребаный занавес?
- Само собой. В загадочной русской душе.
- Вот дьявольщина...- протянула Мэри-Энн, вылезая из машины. - Ты,
выходит, русский... А я-то думала, ты - немец. Или поляк.
- Если не лезть в душу, большой разницы нет, - сказал Каргин,
разглядывая кучерявого. Здороваться тот не пожелал, даже прикрыл глаза и
будто совсем отключился. Лицо его казалось равнодушным как мраморный лик
бесполого ангела.
- Это Мэнни, - пояснила Мэри-Энн. - Не удивляйся, он всегда такой.
Спит на ходу, пока не забьет косячок.
Пожав плечами, Каргин отвернулся и сделал шаг к стойке, любуясь
выложенным на ней арсеналом. Бобби сухо кивнул ему:
- Выбирай! Стреляешь первым, по левой мишени. Четыре выстрела - нос,
бровь, глаз, ухо.
- Поправка, - Каргин поводил рукой над оружием и опустил ее на
"дезерт игл". "Пушка" была тяжелой, около двух килограммов; нагретая
солнцем рукоять удобно устроилась в ладони. - Поправка: кончик носа,
середина брови, зрачок и мочка.
Он поднял пистолет к плечу и замер, дожидаясь, когда мальчишка
уберется от мишеней. Рыжий джентльмен неодобрительно косился на него,
будто говоря: "Что же ты, парень, в детские игры играешь? Цель
неподвижная, беспомощная, и вокруг не лес, не горы, не пустыня, а место
вполне цивилизованное, без блиндажей и дотов, окопов и траншей. Не
стрельба - потеха!"
"Потешиться тоже не грех", - мысленно возразил Каргин.
- Ну, давай! - голос Бобби визгливой сиреной взорвался над ухом.
Бах! Бах, ба-бах! Четыре выстрела слились в один аккорд, короткий,
будто дробь зовущего в атаку барабана. Нос у рыжего сделался на сантиметр
короче, в глазу и брови зияли две аккуратные дырочки, а ухо словно
подрезали ножом - видать, фанера отщепилась.
Каргин щелкнул предохранителем и, вздохнув, опустил пистолет. В
Легионе у него был такой же, но с алюминиевой рамкой и удлиненным стволом.
Пришлось бросить. Может, и удалось бы провезти его в Москву, однако зачем?
В Москве хватало своего оружия.
- Теперь я! Две средние мишени! - возбужденно выкрикнул Боб и
принялся палить. Было заметно, что этот процесс доставляет ему огромное
наслаждение: он раскраснелся, оскалил зубы и картинно упер левую руку в
бедро. Стрелял он из "магнума" и совсем неплохо, но в нос и мочку не
попал: пули пробили переносицу и верхнюю часть уха.
- Прилично, - похвалил Каргин, представив на мгновение другой пейзаж:
вздыбленную землю, грохот разрывов, торопливое стакатто автоматных
очередей и фигурки в зеленом с черными лицами; они бегут к нему, посылая
веер пуль, и кричат, кричат, кричат... Помотав головой, чтобы прогнать это
видение, он повторил:
- Вполне прилично, клянусь Одином!
- Этот Один - твой приятель? - проворковала Мэри-Энн, прижавшись к
плечу
Каргина. От нее заметно попахивало спиртным.
- Нет. Приятеля звали Лейф Стейнар. Датчанин, лейтенант... Клялся то
Одином, то молотом Тора, то Валгаллой. Ну, сама понимаешь, сестренка...
Дурной пример заразителен...
- Скандинав! - Мэри-Энн привстала на цыпочки и соблазнительно
потянулась, демонстрируя пышные груди. - Обожаю скандинавов! Такие горячие
парни! И где же он теперь, этот Лейф Стейнар?
- В земле! - отрезал Каргин и поднял пистолет. - Гниет в ангольских
джунглях.
Глаза девушки широко раскрылись, она отступила назад, будто ее
ударили.
- В ангольских джунглях... А ты... тоже там бывал?
- Бывал. Три года в Легионе.
- Хватит болтовни! Стреляй! - выкрикнул Боб. Лицо его налилось
кровью, и Каргин подумал, что этот парень слишком самолюбив. Самолюбив,
обидчив и любит всегда побеждать... В компенсацию за извращенные вкусы? За
этого Мэнни с ангельским личиком? Возможно... В тонкостях психологии
"голубых" Каргин не разбирался.
"Дезерт игл" в его руке загрохотал, дернулся, грохнул снова. Всадив
пять пуль в правую мишень, он выщелкнул опустевший магазин, направил ствол
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг