на Земле. Были и супермощные компьютеры вроде "Перикла-ХК20", способные
преодолеть Первый Тест Разумности: словесное общение с таким устройством не
позволяло выяснить, что собеседник не относится к человеческому роду. В
этом-то и заключался вопрос; компьютер, совокупность программ, оптических и
электронных узлов, производил впечатление говорящего человека, ни в коей
мере не являясь человеком по существу. Сущность его была иной, и если бы он
.продемонстрировал признаки истинной разумности, то разум его, безусловно,
был бы отличен от человеческого. Ведь разум - производная восприятия, а
компьютеры воспринимают мир совсем иначе, чем люди; ergo, всякий компьютер,
мыслящий якобы как человек, неразумен. Он всего лишь подделка под интеллект
человека, фантом мнимой разумности, говорящий костыль.
Но Джинн не являлся ни костылем, ни фантомом, ни подделкой. Скорее он
мог оказаться мистификацией, шуткой гения, приписавшего свои открытия и
труды бестелесному электронному существу, которое будто бы зародилось в
земных компьютерных сетях в самом начале двадцать первого века. Эта
гипотеза была не лишена оснований, и Саймон, знакомый с секретным докладом
специалистов ЦРУ, мог взвесить все "за" и "против".
С одной стороны, Сергей Невлюдов, петербургский физик, все-таки не был
гением - во всяком случае, он не проявлял признаков гениальности до
тридцати трех лет, до разработки теории трансгрессии в 2004 году; сделав же
это эпохальное открытие, он канул в неизвестность. Значит, ему помогали? Но
кто? Пришельцы из космоса? Потусторонние силы? Или - что более вероятно -
компьютерный нечеловеческий разум, с которым он установил контакт?
С другой стороны, гениальность - слишком неоднозначный и сложный
феномен, чтобы судить о нем с определенностью. В одних ситуациях она имела
стабильный характер, не покидая благословленного ею носителя в течение
десятилетий, в других проявлялась спонтанно, как вспышка, краткое или не
очень длительное озарение, приводившее к конкретному результату. Быть
может, нечто подобное произошло с Невлюдовым?
Сам он при жизни не раскрывал секрета, однако оставил компьютерный
диск, найденный Саймоном на Аллах Акбаре, в сказочном подземелье эмиров
Азиз ад-Дин. Текст на диске был местами испорчен, и аналитики Конторы,
исследовавшие древний меморандум, не пришли к определенному мнению.
Согласно этим записям, в феврале 2004 года Невлюдов вступил в контакт-
совершенно случайно, в процессе текущей работы - с разумом, зародившимся в
земных компьютерных сетях, с электронным Джинном, обладавшим признаками
сказочного всемогущества. Невлюдов не считал этот разум искусственным;
искусственной - то есть сотворенной людьми - была среда его обитания, но он
возник в ней естественным путем, возможно - в результате
взаимопроникновения и стремительной эволюции сотен, если не тысяч,
программ-зародышей. Во всяком случае, разум Джинна не походил на
человеческий, и лишь в процессе общения с Невлюдовым он научился
контактировать с людьми - собственно, с тем единственным человеком, с
которым пожелал вступить в контакт.
К счастью, этот человек если и не являлся гением, то был личностью
интеллектуальной, отмеченной мужеством, благородством и несомненной
душевной силой. Вскоре он понял, что волею случая одарен беспредельной
властью - практически беспредельной, поскольку у Джинна имелся доступ ко
всему на свете: к ядерным арсеналам и боевым орбитальным комплексам, к
файлам всех секретных служб и банковским счетам, ко всем архивам и
библиотекам, к оружию, к автоматическим станкам, к линиям связи, к
передающим и ретрансляционным центрам. По просьбе (по приказу? или совету?)
Невлюдова Джинн мог подслушать любой разговор, исказить любую информацию,
предать ее гласности или скрыть, произвести диверсионный акт любых
масштабов, от Хиросимы до всепланетного побоища. Не исключались и локальные
акции - например, уничтожение определенных лиц лазерным лучом с орбиты.
В силу перечисленного выше Невлюдов приказал (попросил? посоветовал?)
Джинну не обнаруживать своего присутствия, дабы не сеять паники и не
вводить людей в смертельный грех. Урегулировав этот вопрос, он занялся
глобальной проблемой, достойной, как он полагал, внимания Джинна:
промоделировал с его помощью развитие человеческой цивилизации в наиболее
реальных вариантах.
Результат был ужасающим: со стопроцентной вероятностью человечество
погибало, не в силах развязать гордиев узел противоречий и конфликтов.
Гибель была неизбежной; варьировались лишь сроки, от сорока до ста
шестидесяти лет, и причины катастрофы: ядерный апокалипсис,
неконтролируемый демографический взрыв, экологические катаклизмы, пандемия,
вызванная смертоносными штаммами вирусов или психотропным оружием, анархия,
коллапс и крах цивилизации под напором международного терроризма. Этот
вывод, как пишет Невлюдов, поразил и ужаснул его, но в то же время
инициировал вполне разумную идею: гибель неизбежна, если не откроется новый
фактор, внешний по отношению к человечеству и как бы играющий роль
стабилизационной прививки. Такой фактор существовал - Джинн, негуманоидное
существо с могучим интеллектом, способное контролировать и управлять, а
главное - рассчитывать и прогнозировать. функцию контроля Невлюдов сразу же
исключил, сформулировав проблему так: разработать средство спасения, не
ущемляющее достоинства, свободы и благосостояния людей.
Результатом явился Пандус. Затем последовали разделение враждующих
сил, равные возможности для всех в поисках новой родины, Исход,
колонизация, стабильность. Это было реальностью - как для Ричарда Саймона,
так и для экспертов ЦРУ, исследовавших невлюдовский меморандум.
Но чем же были эти отрывочные записки? Мистификацией? Фантастической
антиутопией? Философским трактатом-предупреждением? Или невероятной
истиной? Еще вчера любая из этих гипотез имела право на жизнь.
Но сегодня Саймон, реалист до мозга костей, признал, что время гипотез
истекло. И это вдохновляло его гораздо больше, чем предстоящая встреча с
донами. Пусть нынешняя Земля была всего лишь тенью прошлого - ну так что
же? В ее тенях он отыскал два драгоценных дара, два сокровища, которые
заберет с собой, - разгадку древней тайны и свою любовь. И хоть и то и
другое нельзя было счесть военным трофеем, Саймон внезапно подумал, что
каждый из этих даров украсит его Шнур Доблести - украсит гораздо лучше, чем
пальцы дона Грегорио и череп Хорхе Смотрителя.
Однако проблема пальцев и черепов была еще не исчерпана. Не стоило
лишь выказывать к ним интерес, иначе не доберешься до Кратеров. Все-таки
этот Карло Клык не полный идиот - зачем ему тащить к хозяину потенциального
убийцу? Или человека, который выглядит опасным, непредсказуемым,
стремительным, точно удар молнии?
Саймон еще больше сгорбился, свел глаза к переносице, приоткрыл рот и
позволил струйке слюны стечь по подбородку. Карло Клык с любопытством
наблюдал за ним и вдруг, откашлявшись, произнес густым хриплым басом:
- Чего губы развесил, выродок? Все, что ль, у вас такие? На небесах
или там, откуда ты взялся, мокрица косоглазая?
- Есть и посимпатичней, - пробормотал Саймон, - с губой до пупа. Но
все - косые! У нас, видишь ли, жарко, народ голышом ходит, вот глаза и
разбегаются.
Один из охранников хихикнул, другой сплюнул. На широком лице Клыка
отразилось презрение.
- Значит, голышом? Потому и глаза разбегаются да слюнка капает? А вид
у тебя такой, будто без костыля на бабу не запрыгнешь.
Сзади заржали. Слюна бежала с губ Саймона, капая на куртку. Он вытер
рот рукавом. В кармане куртки покоился томик в голубом переплете, его
верительная грамота, а больше он не взял ничего, ни оружия, ни своего
браслета. Он не собирался демонстрировать чудеса. В сущности, было уже
неважно, признают ли доны его эмиссаром со звезд или самозванцем из
Пустоши; теперь он не нуждался ни в их помощи, ни в союзе с ними, и это
вселяло чувство уверенности и свободы.
Карло Клык зевнул, лязгнув зубами.
- Паршиво выглядишь, парень. Будто сейчас кишки через нос полезут.
Удивительное дело! Не человек, чан помоев. А если верить хозяину, ты нам
доставил массу неприятностей.
- Я их доставлю еще больше, - пообещал Саймон, ковыряя в ухе.
Ягуар-полковник Карло Клык вызывал у него не больше симпатий, чем Бучо
Перес, капитан-кайман. Если б не приглашение в Кратеры, был бы сейчас
ягуар-полковник покойником - может, со свернутой шеей, а может, болтался бы
вместо вывески под крышей заведения Прыща. Но в данный момент Саймону
приходилось соблюдать дипломатический протокол.
- Я так думаю: побеседует с тобой хозяин, и загремишь в пампасы, -
сказал Карло Клык. - То есть в яму, к муравьишкам. Я тебя лично подвешу,
гнида инопланетная. А может, Прошке Пересу отдам. - Он прищурился, с
недоверием оглядел Саймона и спросил: - Это правда, что ты ему уши отрезал?
Саймон молча кивнул.
- А я думаю, врешь. Я думаю, Прошку крокодавы обкорнали либо "черные
клинки". Не нравится им, когда цветные в других бандеро служат. Так что я
думаю...
-Не думай слишком много, мозги сопреют,- сказал Саймон, посматривая в
амбразуры.
Дорога свернула и круто пошла вниз, к морскому берегу. На повороте
стоял броневик, точно такой же, как тот, в котором везли Саймона; при нем -
дюжина головорезов в синем.
Еще один пост располагался за решетчатой оградой, почти незаметной на
фоне зелени; за ней, над кронами пальм, дубов и сейб, виднелось белое
здание с башнями, опоясанное галереей. Его построили в форме подковы, и
Саймон не мог разглядеть, что скрывается там, внутри, за башнями и зубцами
белых стен.
Лязгая и грохоча, вздымая тучи пыли, броневик подкатил к воротам,
миновал их и развернулся на площадке у неширокой лестницы. Она вела на
галерею, сразу на второй этаж, а первый, как показалось Саймону, был без
окон и дверей - сплошная стена, укрепленная массивными треугольниками
контрфорсов. За площадкой, мощенной камнем, начинался парк с густым
кустарником и деревьями чудовищной толщины; вероятно, они росли здесь еще
до Исхода, и возраст этих исполинов насчитывал лет пятьсот, а может, и все
шестьсот. Саймон подивился, отчего такую редкость не вывезли на Южмерику,
затем припомнил, что в минувшие времена Бразилия считалась бедной страной;
большинство ее городов, культурных и промышленных объектов были
трансгрессиро-ваны службами ООН в кредит, при содействии Германии и Швеции.
Похоже, на древние парки кредит не распространялся.
Задняя дверца машины распахнулась, охранники полезли наружу, и тут же,
словно из-под земли, рядом с ними появился еще десяток вертухаев. Отборные
качки: все - плечистые, рослые, в синей униформе, с гербом смоленских на
обшлагах - старинной серебряной пушкой.
- Выходи, слюнявый, - буркнул Клык, подталкивая Саймона в спину.
Охранники окружили его стеной. Сгорбившись в их плотном кольце, Саймон
видел лишь затылки да фуражки, а поверх них - облако в небе, похожее на
раскрытый веер. Под облаком серой черточкой парила птица; кажется,
королевский гриф.
Карло Клык зашагал к лестнице, стражи, тесня Саймона, Двинулись за
ним. От раскаленных камней под ногами и белых стен тянуло жаром, но сквозь
палящие знойные волны Саймон ощущал иное тепло, живое, словно резиденция
дона смоленских была переполнена людьми. Кто затаился в этом гадючнике, в
этой крысиноя норе? Кто поджидает пришельца go звезд, оскалив клыки и
выпустив когти? Впрочем, дурные предчувствия не беспокоили Саймона;
неторопливо взбираясь на галерею, он размышлял о другом. Его миссия
подходила к концу, и оставалось лишь убедиться, что никаких неприятных
накладок под занавес не будет. Он знал, что радиосвязь в ФРБ и ЦЕРУ, не
говоря уж о прочих странах, находится на самом примитивном уровне. Крымская
обсерватория скорее всего превратилась в руины, как и другие храмы наук и
искусств, и ни один человек на всех земных континентах не смог бы
припомнить параметров блокирующего сигнала или собрать автоматический
передатчик помех. Это являлось хорошей гарантией невмешательства - до тех
пор, пока на Землю не перебросят пеленгаторы и батальоны десантников на
боевых космолетах.
Но была еще лунная станция, была "Полтава" и был компьютер "Скай",
отнюдь не превратившийся в развалину.
Знают ли доны об этом? Помнят ли? И если помнят, что они могут
сделать? С одной стороны, ничего; между смутными воспоминаниями и
осознанными действиями лежала трехвековая пропасть невежества. С другой -
над пропастью был мост; Джинн не отказался общаться с людьми, и он вроде бы
не требовал от них верительных грамот.
Возможно, для полной гарантии невмешательства стоило б вырезать всех
донов со всеми чадами и домочадцами, но Саймон, рассмотрев эту мысль,
отбросил ее. Плохая власть предпочтительней безвластия, садист-диктатор
лучше, чем анархия, а хунта соперничающих тиранов вполне сравнится с таким
диктатором. Само собой, понятия "предпочтительней" и "лучше" являлись
относительными и измерялись в человеческих жизнях, сожженных городах,
разрухе, разорении и хаосе, который мог бы воцариться в ФРБ. Новый Передел,
только без лидеров и главарей, а значит, самый жуткий, самый кровавый.
Лестница кончилась; его повели по галерее к проходу в башне. Саймон
начал постепенно выпрямляться. Плечи его чудесным образом раздвинулись,
глаза перестали косить, шаг сделался твердым, вялые мышцы обрели упругость.
Теперь он был выше охранников на полголовы, и это давало определенное
преимущество: он мог рассмотреть решетку ограды, дорогу, что круто
поднималась вверх, деревья и заросли кустов внизу. Кустарник, подступавший
к стенам здания, выглядел густым, непроницаемым для глаз; деревья, большей
частью дубы и сейбы, казались зелеными облаками, приникшими к земле; ограда
была высокой, метров пять, но поверх нее тянулись, переплетались и
скрещивались мощные толстые ветви. Отличный путь к отступлению! А если
вспомнить про броневик, дежуривший у поворота... Сиденья в нем не слишком
мягкие, но пулемет и броня компенсируют неудобство, решил Саймон и
ухмыльнулся.
Охранники замедлили шаг. Саймон вскинул голову: у арки, что вела в
башню, стояла девушка и о чем-то спорила с Клыком. Говорили они тихо, но
ягуар-полковник при этом брызгал слюной и яростно жестикулировал - так, что
витые шнуры на его мундире прыгали вверх и вниз. Девушка казалась
спокойной. Она была очень красива - светловолосая, высокая, стройная, с
холодноватыми серыми глазами. Дочь Грегорио, решил Саймон, наблюдая, как
повелительным взмахом руки она прервала речь полковника.
- Расступитесь, парни, - велел Клык, поворачиваясь к вертухаям. -
Хозяйка желает взглянуть на косоглазую немочь. Бабье любопытство. - Тут он
пристально уставился на Саймона и пробормотал: - Вроде ты подрос, слизняк.
И глаза уже не разбегаются. А?
- С чего им бегать? Тут все одетые, - сказал Саймон, разглядывая
девушку.
Она тоже смотрела на него - с каким-то странным выражением, будто
выбирая лошадь или забавную игрушку. С полминуты они мерились взглядами,
потом девушка опустила глаза, усмехнулась и отступила в сторону. Стражи в
синем снова сомкнулись вокруг Саймона.
Они миновали коридор под башней со спиральными лестницами и узкими
зарешеченными окнами и очутились на внутренней галерее. Она тянулась
просторным полукольцом вдоль всего второго этажа; стены за каменным
парапетом на-клонно уходили вниз, опираясь на неширокий выступ, окружавший
цилиндрическую шахту. Этот провал окаймляли исполинские деревья, за ним
виднелся резной шатер беседки, повисшей на самом краю пропасти, кусты роз
вокруг бассейна, каменный гребень мола и золотистый песчаный пляж. К молу
были пришвартованы яхта с высокими мачтами и паровой катер, а на внешнем
рейде стояло судно с очертаниями старинного дредноута - только, разумеется,
поминиатюр-ней. Над ним полоскался алый вымпел с черным клинком, а еще
дальше сияла сапфиром и изумрудом морская гладь, сливаясь у горизонта с
лазоревыми небесами.
Их нестерпимый блеск заставил Саймона прищуриться. Потом, оттолкнув
шагавшего рядом вертухая, он наклонился над парапетом и заглянул в провал.
Стены древнего кратера были выровнены, дно выложено серым камнем, и будто
из самых каменных плит кверху вздымался десятиметровый язык пламени. Этот
огненный факел слепил глаза сильнее, чем солнечный свет, гудел и обдавал
жаром; над его рыжей раскаленной гривой крохотными саламандрами метались
фиолетовые искры.
- Топай! - рявкнул Клык. - Или ямка понравилась? Погреться хочешь?
Саймон не ответил, чувствуя, как закипает гнев. Брови его сошлись в
прямую линию, глаза опасно блеснули; с каждой минутой ягуар-полковник все
больше раздражал его. Чем-то он был похож на капитана Мелу с Латмерики, а
это являлось отнюдь не лучшей рекомендацией: года четыре назад Мела
проделал дырку в плече Саймона. Остался шрам, а шрамы, по мнению тай, если
и не считались позором, то уж, во всяком случае, не украшали воина. Они
лишь свидетельствовали о его безрассудстве и неловкости.
В самом центре галереи, за двумя широкими арками, открылся зал. Стены
с бойницами под потолком, сводчатые перекрытия, дубовые двери напротив арок
и пол, выстланный серым гранитом. На большом овальном столе в западной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг