в разряд инакомыслящих радикалов. Согласия меж ними не было, а что касается
радикализма, то он заключался в стремлении выжить любой ценой, ни с кем не
делиться властью, не вступать в союзы и блоки, а также в готовности резать
всех конкурентов. Эти хунты, прообраз будущих бандеро, формировались по
профессиональному либо территориальному признаку с налетом легкой
ностальгии: так, дерибасовские были уроженцами Одессы, донецкие - Донецка,
Клинки происходили от местных чернокожих, скрывавшихся в Разломе, "плащи"
занимались игорным бизнесом, "торпеды" - водными перевозками, а
крокодильеры - поставками мяса и кож. Не только крокодильих; этот клан уже
распространил свое влияние на скотоводов и ранчеро. Быки и коровы множились
в тучной аргентинской пампе, плодились лошади и мулы - в повозки и под
седло, ламы и одомашненные тапиры заменили овец и свиней, и первый вождь
крокодильеров, легендарный Трехпалый Диас, не пренебрег таким богатством.
Его, однако, полагалось охранять и собирать налог со всех обширных
территорий, так что работники с крокодильих ферм стали по совместительству
бойцами.
Никто не превзошел их в свирепости - за исключением донецких. Этот
клан, многочисленный и сильный, занимался горными разработками, добычей руд
на аргентинских и чилийских копях и выплавкой металлов; еще, конечно,
работорговлей, поскольку в шахтах трудились невольники. Донецкие, как и
прочие банды, вооружались, но этот процесс продвигался у них с устрашающей
скоростью: за три-четыре десятилетия им удалось создать настоящее войско, с
конницей и пехотой, с колесными бронемашинами, отрядами стражей на рудниках
и тренированными коммандос для ловли рабов. "Наш дом - Бразилия" - или, в
просторечии, домушники - правила семьдесят восемь лет, а когда их власть
стала клониться к упадку, нашлось кому ее перехватить. Во всяком случае,
донецкие не колебались; их части захватили Рио и все крупнейшие города, и
наступил Второй Передел. Его назвали Большим, ибо длился он целое
десятилетие, и весь этот период кровь лилась рекой. Донецкие, вырезав НДБ,
взялись за остальные кланы и за армейских, немногочисленную касту
профессиональных солдат, происходивших от моряков и десантников "Полтавы".
Эти сражения шли с переменным успехом, пока угроза гибели не заставила
объединиться смоленских, дерибасовских и крокодильеров; в 2208 году они
наконец расправились с донецкими, поделили сферы влияния и, дабы не вызвать
ссор из-за донецкого наследства, назначили управлять им "штыков" - клан,
куда вошли армейские. Их согласие сделаться кланом закрепило новый
государственный порядок: власть теперь была в руках бандеро, а прочие
граждане ФРБ пребывали под их покровительством в статусе шестерок.
В Третий Передел, произошедший в 2208 году, крокодильерам достался
сельский пирог. Отныне они собирали "черную" дань с каждого поля, с каждого
стада и с каждой деревни - за исключением принадлежавших смоленским
кибуцей; а это значило, что под их контролем и властью была половина
населения ФРБ. Следующие два без малого столетия и случившиеся за этот срок
переделы не изменили ничего; мощь клана осталась незыблемой, фермы, где
разводили кайманов, превратились в боевые лагеря, а вооруженных людей у
дона Хорхе было теперь побольше, чем у смоленских, дерибасовских и "штыков"
вместе взятых. И жил он словно король - в неприступном замке, за каменными
стенами, в окружении верного воинства и тысяч зубастых тварей.
Полукольцо фургонов обхватило земляную стену; из них посыпались люди -
множество серых теней, похожих на легион призраков, доставленных прямо с
кладбища в огромных, пахнущих железом и бензином катафалках. Две тени
отделились от толпы и шустро полезли на вал. Пашка и Филин, догадался
Саймон. Он махнул им, подзывая к себе, к двойному ряду туго натянутой
колючей проволоки, за которым виднелись смутные очертания приникших к земле
фигур. Стражи, двуногие и четвероногие, спали; часовые храпели и бормотали
во сне, псы виновато повизгивали, как бы предчувствуя, что их
попустительством враг проберется за стены.
Лунный диск скрылся за редкими облаками, с гор тянуло теплым ветром, а
враг был уже тут как тут: стоял на валу, смотрел вниз, прикидывал и
усмехался.
У плеча Саймона блеснули зеленые Пашкины глаза. Он посмотрел налево,
потом - направо.
- Ну, хренотень! Это сколько ж надо трудов, чтобы такую стенку
наворотить! Если б собрались все наши семибратовские мужики, да еще из
Колдобин и Волосатого Локтя, и было у них, значитца, пятьдесят возков, так
лет за тридцать, может, и насыпали, а может, надорвались. Может, банан у
всех обвис бы.
- Обвис бы, точно, - согласился Филин и передернул затвор карабина.
- Это естественная возвышенность. Погляди! - Саймон вытянул руку к
темневшим на севере горам. - К ним от побережья катилась волна - не
океанская, сейсмическая. Понимаешь? Тряхнуло страшно, почва с горных
склонов сползла вниз, к подножию, потащила деревья и камни, потом лавина
застряла в джунглях, и получился кольцевой холм. Холм, не вал. Ему, я
думаю, три с половиной сотни лет. Вершина сгладилась, заросла
травой.Готовое укрепление.
- Может, и так. - Пашка с сомнением покачал головой. - Ты, брат
Рикардо, человек ученый, тебе виднее. Опять же сексическая волна - самое
место для Хорхи. Он, говорят, страсть до баб охочий!
Саймон усмехнулся и подтолкнул Проказу в бок.
- Хватит болтовни. Бугров - ко мне! И остальные чтоб не скучали!
Парням Хрипатого - резать проволоку, люди Алонзо пусть тащат катапульты.
Ворота в тоннель открыть, взрывчатку и горючее поднять на вал,
крокодильеров и собак сбросить вниз. К делу! Выполняйте!
- Сей момент!
Пашка с Филином исчезли. Саймон, не обращая внимания на тихую суету у
фургонов, рассматривал открывшийся с вала пейзаж. Перед ним лежала
котловина с озерами, в лигу шириной и вдвое большей длины; с севера ее
замыкали горы, а с трех остальных сторон - серпообразный холм с колючей
проволокой по гребню. На востоке его размыла речушка, бравшая начало в
озере, - наверняка приток Параибы, петлявший в тропических лесах. Озер в
котловине было три: два ближних к валу, почти округлых, и дальнее, у самых
гор, вытянутое эллипсом, - в него струился водопад и из него же вытекала
речка. У водопада воздвигли электростанцию, а на озерных берегах темнели
многочисленные сараи, навесы и заборы, ограждавшие что-то темное,
застывшее, неподвижное, подобное россыпям крупной гальки; Саймон не сразу
сообразил, что видит лежбища кайманов - сотни, тысячи зубастых тварей,
погруженных в сон.
- Чтоб вам сдохнуть в кровавый закат! - пробормотал он проклятие на
тайятском и злобно сплюнул.
На каменистой полоске земли меж ближних водоемов тянулась шеренга
казарм, двадцать или побольше бревенчатых строений, напоминавших издалека
гробы; за ними высилась цитадель с квадратными башнями и высокими стенами,
которые тусклый лунный свет окрасил в темно-лиловые, коричневые и серые
тона. Эта крепость казалась не меньше, чем Форт на Синей скале, и выходила
разом ко всем озерам - будто каменный столб, забитый в центре ровной водной
глади. Слева от нее, у вытянутого озера, лежал поселок - похоже, с кабаками
и прочими увеселительными заведениями; там слышался далекий хохот, женский
визг и песни, похожие на волчий вой. Справа, неподалеку от казарм, Саймон
разглядел навесы на высоких столбах, яркий огонь фонарей, штабеля ящиков и
бочек - по виду, с горючим, тупые морды автофургонов и какие-то голенастые
механизмы, подъемники и лебедки. Очевидно, там располагались склады и
арсенал, а к ним, выныривая из-под холма, шла дорога - усыпанный щебнем
тракт двухсотметровой длины. По прямой расстояние было еще меньше, и Саймон
довольно хмыкнул, прикинув, что снаряды из катапульт накроют и арсенал, и
склады, и казармы, и даже до крепостной стены долетят, хотя стрелять по ней
не сто ило - бесцельная трата времени и боезапасов.
Пашка и Филин вернулись в сопровождении бугров. Пако Гробовщик был
весел, Сергун, предводитель "торпед", мрачен и хмур; Хрипатый
сосредоточенно мял повязку, прикрывавшую остатки носа, Челюсть и Монька
Разин глядели орлами, а Пономарь с поделыциками скалились, будто троица
оголодавших койотов. Вокруг раздавались негромкий скрежет, лязг и натужное
пыхтенье: бригада Хрипатого резала проволоку, люди Алонзо тащили на вал
катапульты, а остальные поднимали напалм в небольших деревянных бочонках и
очищали территорию от храпевших стражей. Саймон велел не убивать и не
калечить спящих, но это вряд ли являлось милостью - если слухи о Хорхе
Смотрителе были правдивы хотя бы на четверть. Впрочем, и сам Смотритель мог
не дожить до завтрашнего утра.
- Бровь, - Саймон повернулся, к Алонзо, - ты займешься катапультами.
Стрелять, пока не кончится боезапас, спалить казармы и склады. Ты,
Пономарь, вместе с Холерой будешь в оцеплении. Отрыть окопы на внутреннем
склоне холма, расставить пулеметы, и пятерых пулеметчиков послать к
ближнему озеру, левее казарм. Пусть займут позицию, окопаются и ждут. Если
начнется атака из поселка - отбить нападающих. Желательно всех уничтожить.
Пономарь довольно кивнул. Его отличали хладнокровие, выдержка и
осторожность; он не отказывался от драки, но предпочитал окопную войну.
Засады и нападения из-за угла были его коньком.
- Дон, - подал голос Алонзо, - если подтащить стрелялки к озеру, так
до поселка достанем. Подбросим огонька крокодавам! Заодно и шлюхи их
погреются.
- Поселок обстреливать не будем, - отрезал Саймон. В его представлении
всякое место, где обитали женщины - неважно, монахини или шлюхи, - являлось
землей мира. Женщины у тай были священны, и Саймон без крайней
необходимости не поднял бы на них руку. А если б поднял, то одарил бы
быстрой смертью, а не мучительной, как от напалма.
Он кивнул Челюсти:
- Вы с Монькой займетесь складами и арсеналом. Окружить, залечь цепью,
глядеть, как горит, стрелять, если кто высунется, и подбрасывать
взрывчатку. Все!
- Вошь не проскочит, дон, - пробормотал Челюсть. Его огромный
подбородок двигался с основательной неторопливостью дорожного катка.
Саймон оглядел остальных предводителей своего воинства, мысленно
примеряя их к намеченным задачам. У Сергуна и Бабуина были самые крупные
отряды, вместе - две с половиной сотни бойцов; Гробовщик являлся самым
надежным, а Хрипатый - самым злым. Саймон велел Гробовщику встать в заслон
на перешейке у казарм, а прочим - атаковать; Бабуин и Сергун займутся
пылающими казармами, а Хрипатый сопроводит дона к крепости. Это будет
ударный отряд: дон, два . пулемета, пятьдесят головорезов и ящики с
динамитом. Услышав про пулеметы и динамит, Хрипатый радостно осклабился и
снова начал мять повязку на носу.
-Вперед, - сказал Саймон. - Спускайтесь с холма и стройте людей.
Алонзо, откроешь огонь по моей команде.
Бугры торопливо разошлись. Саймон следил, как темная масса его бойцов
хлынула вниз, распадаясь дорогой на группы: малые - Челюсти, Пако и
Хрипатого и две побольше - "торпед" и лесовиков. Потом он поднял голову,
всматриваясь в неясные контуры казарм: эти строения в три этажа были
довольно крупными, так что в каждом могло обитать семьдесят-восемьдесят
человек. Скажем, сотня, решил он; значит, две тысячи крокодильеров, что
совпадает с данными Прохора Переса. При мысли о Пересе он усмехнулся и
вспомнил подвал под "Красным конем" - там, на стене, на одной из бамбуковых
палок, висели уши капитана-каймана.
"Две тысячи, - повторил он про себя, - но многие веселятся в поселке.
Зато и крепость не пуста - в ней, разумеется, есть гарнизон из лучших
бойцов Смотрителя, а их может оказаться сотен пять... Впрочем, внезапность
уравняет шансы, а напалм даст преимущество - забытый способ ведения войн,
самый жестокий из всех, изобретенных на Старой Земле. Однако к данному
случаю ом подходит".
Пашка дернул его за рукав.
- Брат Рикардо, а, брат Рикардо. Нам-то с Филей чего делать?
- Держитесь за мной, - сказал Саймон. - Будете прикрывать и добивать.
Губы Проказы растянулись в ухмылке. Он был сообразительным парнем и не
нуждался в объяснениях, кого прикрывать, а кого - добивать. Саймон знал,
что может на него положиться - в той же степени, как на Марию, на зеленого
змея Каа и Майкла-Мигеля Гилмора, поэта, архивариуса и шпиона. Гилмор, в
одной из своих ипостасей - или, быть может, в трех, - рыскал сейчас по
темному городу либо держал совет с Пачангой; Каа стерег Марию, а она, как
всякая девушка, чей любимый странствует в лесах войны, тревожилась и ждала.
Все пребывали в безопасности, все находились при деле, и это успокаивало
Саймона, вселяло уверенность и решимость.
Он ощупал пояс - оружие на месте. Слева - нож и мачете с широким
лезвием полуметровой длины, справа - ребристая рукоять "рейнджера", на
пояснице - сумка с фризером и четырьмя обоймами. Пора, мелькнула мысль.
Сложив ладони рупором, он крикнул в темноту:
- Алонзо! Огонь!
Не оглядываясь, Саймон быстрым шагом направился вниз, потом помчался
легкими стремительными прыжками, догоняя ушедших вперед бойцов. За спиной
скрипели Пашкины , сапоги и слышалось тяжелое дыхание Филина; потом сзади
ухнуло, где-то вверху раздался протяжный свист, и тут же справа, у складов,
взметнулось пламя. Снова уханье и свист; жидкий огонь растекся по кровлям и
стенам казарм, накрыл их алым жарким покрывалом, лизнул окна, осторожно
пробираясь внутрь, и вдруг взревел, поднялся волной, затмив сияние звезд и
луны. Справа Что-то грохнуло, в воздух взлетели столбы с частью кровли,
разодранный пополам фургон, бочки и ящики - видно, на складе хранилась
взрывчатка. Бочки посыпались в озеро и на берег, лопаясь и выбрасывая синие
огненные языки; горящий бензин начал растекаться по воде, и Саймон увидел,
как заметались в ней длинные гибкие тени.
На бегу, обгоняя людей Бабуина, он считал залпы. Уханье - свист...
уханье - свист... Катапульт было пятнадцать, и к каждой - по семь бочонков
напалма, обвешанных динамитными шашками. После шестого выстрела Саймон уже
бежал в середине колонны, с группой Хрипатого, между людьми "торпед" и
лесовиков. Свистнуло в седьмой раз, впереди раздался рев Сергуна, и
"торпеды" ворвались на плац, окруженный пылающими зданиями. В дыму метались
полуодетые люди, вопя и потрясая оружием, кто-то выбрасывался из окна,
кто-то, объятый пламенем, с воем катался по земле, стены казарм
выстреливали длинные ало-сизые искры, в воздухе висели чад и вонь, а
справа, со стороны складов и озера, небо багряно светилось, будто зев
раскаленной гончарной печи. Эта картина напоминала Харбоху, горящие пирсы и
корабли. Но были, разумеется, отличия: на сей раз "торпеды" резали
крокодильеров, а не наоборот.
Люди Сергуна не стреляли, бились широкими тесаками, морскими
топориками и оружием, которого Саймон раньше не видел - крючьями на длинных
рукоятях с торчащим вперед копейным острием. Крокодильеров на плацу было
втрое больше, чем их, но половина их легла в первые мгновения атаки;
остальные, узрев реального противника, взялись за ножи и мачете. Сзади уже
слышалась пальба и взрывы динамитных шашек - Бабуин по охотничьей привычке
считал, что пуля вернее клинка. К тому же пуль в карабине было пять, и
летели они подальше, чем метательные ножи, а значит, причиняли больший
ущерб. Бабуин, бурый лохматый гном, был человеком расчетливым и по-своему
честным; он собирался отработать полученные песюки, держась от врагов на
дистанции выстрела.
Саймон вел свой отряд скорым шагом, не обращая внимания на кипевшую
вокруг битву. Его мачете то поднималось, то опускалось, и каждый раз за
взмахом широкого лезвия раздавался предсмертный хрип - точно такой же, как
в тайятских лесах, когда четырехрукие воины сходились в поединке. Момент
насильственной смерти странным образом приравнивал людей и аборигенов
Тайяхата, столь непохожих обычаями и обличьем; погибая, те и другие роняли
оружие, одинаковым жестом зажимали кровоточащую рану, хрипели и падали,
скошенные острой сталью. Правда, люди бились за власть, влияние и богатство
или тешили честолюбие и жестокость, а любой из этих мотивов был презренным
в глазах воина-тай.
Честь и слава! Вот что вело их кровавой дорогой к гибели или почестям!
Но Ричард Саймон сражался сейчас не ради славы и, конечно, не затем,
чтобы потешить гордостьу или обрести сокровища. Его труд был подобен работе
ассенизатора, уничтожающего крысиную стаю - опасных тварей, от коих
полагалось защитить ту половину человечества, которая еще. не превратилась
в крыс. Но в этой работе не было ни чести, ни славы - только хищный высверк
глаз, хрипящие рты и тела, падавшие под его ударами.
Он отбил удар мачете, проткнул нападавшему горло, швырнул наземь
бородача с ружьем в руках. Сзади раздался глухой треск - Филин проломил
бородатому череп прикладом. Толпа крокодильеров раздалась, и Саймон увидел,
как из последних в ряду казарм выскакивают люди. Этим строениям досталось
меньше - кровли их занялись, однако пламя еще не охватило стены, и,
вероятно, потому их обитатели действовали без паники. Отряд бойцов
разворачивался цепью; все - одетые, все - в широкополых шляпах, защищавших
от искр, с карабинами и клинками. На лезвиях играли багровые сполохи, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг