Саймон потянул за веревки и дал пленнику отдышаться.
- Кто?.. Кто ты такой, бледная вошь? - пробормотал мулат, раскачиваясь
под потолком и пожирая Саймона налившимися кровью глазами.
- "Железный кулак", - представился тот.
- Никогда... ррр... не слышал.
- Еще услышишь, - пообещал Саймон. - А теперь скажи-ка, приятель, как
тебя зовут.
- Я скажу... скажу... только в штаны не навали, когда услышишь. -
Глаза пленника выкатились, он набрал воздуха в грудь и рявкнул: - Кабальеро
Бучо-Прохор Перес! Капитан-кайман полиции, Северный округ Рио! Бугор
Третьей бригады смоленских! - Он еще больше выпучил глаза. - Понял, с кем
дело имеешь? Кого "шестерки" твои по недомыслию прихватили? Я вас всех,
ублюдков, под плеть положу! Или скормлю муравьям! Только не сразу, не
сразу, постепенно, с самых чувствительных мест.
- Кстати, об этих местах. - Саймон навалился на веревки, кабальеро
взлетел вверх, и бетонная балка пришлась ему точно в пах, между
расставленными коленями. Балка уцелела.
Капитан взревел.
Что-то в нем было от саблезубого кабана, самой упрямой и кровожадной
твари из всех, водившихся на Тайяхате. Этот хищник никому не уступал дороги
и ничего не боялся - разве лишь огня. Но обычный костер его остановить не
мог, а только стена пламени, какая бывает при сильных лесных пожарах.
Победа над саблезубом считалась у тай почетной, и Дик взял первого зверя в
четырнадцать лет - правда, с помощью Каа и двух гепардов Наставника.
Кабаньи клыки висели на его Шнуре посередине, окруженные костяшками пальцев
и дисками, выпиленными из черепов.
С минуту Саймон прислушивался к вою капитана-каймана, вспоминал
мальчишку, убитого на площади, и размышлял, не продемонстрировать ли Бучо
этот Шнур - для назидания и лучшего контакта. Однако ему казалось, что
кабальеро подобной чести не достоин и лучше ограничиться балкой и ванной с
водой. Балка была вполне весомым аргументом - она выступала из свода на
длину руки, и край ее щетинилс арматурными прутьями.
Опустив пленника пониже - так, что их лица пришлись одной высоте,
-Саймон коснулся толстой шеи, нащупал артерию под челюстью, сосчитал пульс
и убедился, что кабальеро скорее жив, чем мертв. Потом предложил:
- Побеседуем? Только без глупостей, капитан. Явился ты сюда мужчиной,
а вот каким уйдешь обратно...
Угроза, кажется, возымела действие: Бучо дернулся, раскачивая веревки,
и прохрипел:
- Чего тебе надо, отморозок?
- Только информация, всего лишь информация. Пара слов о том, пара - об
этом.
- Какие слова, тапирий блин? Ты на кого работаешь? На Хорхе? Или на
Пименталя? - Бучо уже пришел в себя и попытался дрыгнуть ногой, но это не
получилось. - Нет, Пимену такие не нужны, - пробормотал он, наморщив лоб, -
Пимен имеет дело с одними черными. Значит, Смотритель тебя подослал?
- Не Смотритель. Я, знаешь ли, сам по себе, но очень хотел бы увидеть
Смотрителя. Где, говоришь, он живет? - Саймон слегка подтянул веревки. Это
было не очень приятным занятием, и он, прикрыв глаза, вызвал недавнюю
картину: пыльная площадь, кольцо людей в синих мундирах и тощий парень,
почти мальчишка - в пыли, с пробитой головой.
- Ррр... Больно, сволочь! Отпусти! - Бучо снова попробовал дернуть
ногой.
- Где живет, я спрашиваю?
- В Озерах... Где еще ему жить?
- Точнее, - приказал Саймон.
- На границе моего округа, у Параибы. Северный тракт, двадцать три
километра от Рио... свернуть налево и к предгорьям. Там у него озера в
старых затопленных кратерах, крокодильи фермы, угодья... и замок. К чему
тебе это.?
- В гости хочу наведаться, капитан. За крокодильей кожей.
- Свою побереги! У Хорхе народец крут. Там, на фермах, тысячи две, а
то и поболе. Любой недоумок знает.
- А я вот не знаю, но очень хочу узнать. В подробностях! Еще - про
дона Алекса, про Анаконду. Про Хайме, Эйсебио и Грегорио. Эти где?
Лицо капитана сделалось темным от прилившей крови, почти черным в
полумраке пыточной. Казалось, он никак не мог сообразить, чего от него
хотят: лоб пошел крупными Кадками, испарина выступила на висках, губы
приоткрылись и по щеке побежала струйка слюны. Он размышлял, а балка,
темневшая над ним, со всей откровенностью намекала: не будет слов - не
будет и пощады.
Наконец Бучо пробормотал:
- Где Хайме поселился, о том не знаю, не ведаю - и никто не знает,
кроме его качков. А качки у него молчаливые. Одни - от рожденья, а у других
язык выдран. Хайме таких скупает. Хитрый лис! Безъязыкие, зато верные!
- Дальше, - поторопил Саймон.
- Пименталь, тот столицу не жалует, сидит в Разломе, в безопасности, а
если дела какие, так есть у него кораблик, железная лохань, вся в пушках и
пулеметах. Садится и едет, хоть в Рио, хоть куда. Дон Алекс - тот здесь,
Форт держит, верхнюю половину. Еще у него гасиенда по другую сторону Синей
скалы. Богатая! На самом побережье, а еще подальше - Кратеры. Это уже не
моя забота, там за главного Карло Клык, старший мой, пахан хозяйский.
Кратеры стережет.
- Кратеры? - Саймон нахмурился. - Что за Кратеры?
- Усадьба хозяина, дона Грегорио. Там он и обретается, с дочкой своей
и охраной, крепкой охраной. Чтобы, значит, племяннички-наследнички на тот
свет до срока не отправили. Ты, случаем, не от них? - Глаза Бучо вдруг
сузились, и он прошептал: - Не-ет, не от них! Ты ведь ко всем донам
подбираешься! Вот оно что! Как тебя... Кулак? Ты откуда. Кулак, взялся?
Срушник, что ли? Лазутчик ихний? То-то, гляжу, наглец. Так я тебе зачем?
Тебе прямая дорога к "торпедам". Или не знаешь, где паханов Трясунчика
найти?
- С ними я уже знаком. - Саймон, поднатужившись, отодвинул ванну,
спустил Бучо на пол и перерезал узел на веревках. - Одевайся, кабальеро!
Еще один вопрос, и наша беседа закончится. Один вопрос и маленькая
операция.
Бучо ворочался у его ног, растирая лодыжки и с сомнением щупая в паху,
потом встал, натянул штаны и сплюнул в воду.
- Я тебя запомню... Как тебя? Кулак? Запомню и найду. Теперь жди
гостей! Теперь ты повисишь под балкой, в свой черед повисишь, а я над тобой
покуражусь.
- Придешь-то с кем? - спросил Саймон. - С полицейскими или с бойцами
из смоленских?
- А разве есть разница? - Бучо взялся за сапоги.
- Нехорошо, когда не замечают разницы в таких делах. Ты - полицейский
капитан, и ты же - бугор смоленских. Как-то не вяжется!
Глаза кабальеро округлились от удивления.
- Что не вяжется, недоумок? Русских слов не понимаешь?
- Понимаю. - Саймон глядел на него с презрительной усмешкой. - Еще
понимаю, что страж порядка и закона - это одно, а убийца и главарь бандитов
- совсем другое.
Глаза у Бучо полезли на лоб.
-Ты... как тебя? Кулак? Ты откуда. Кулак, свалился? И впрямь из ЦЕРУ!
Так вот, запомни: в этой стране бандеросы - это закон, а закон - это
бандеросы. Разве у вас за океаном иначе?
- Я другой океан пересек, - сказал Саймон и неторопливо вытянул левую
руку. Под тусклым светом фонарей блеснул браслет; потом одна его секция
замерцала, яркий луч упал широким конусом на стену, и из нее выступил
двойник Ричарда Саймона - голографическая проекция в натуральную величину.
Но этот Саймон был в серой с шелковистым отливом форме сотрудника ЦРУ,
перехваченной боевым поясом, и на груди его сияла эмблема: голубой
прямоугольник с десятью золотистыми кольцами и шестнадцатью звездами,
символ Разъединенных Миров.
Браслет снова вспыхнул, и безжизненный механический голос произнес:
- Ричард Саймон, полевой агент Центрального Разведуправления
Организации Обособленных Наций. Пункт назначения: Старая Земля. Цель:
ликвидация передатчика помех, общая рекогносцировка. Агент действует в
рамках директивы 01/12004-MR. Полномочия не ограничены.
Капитан-кайман взирал на это чудо, застыв с сапогом с руках. Теперь
лицо его было не смуглым, а серым, такого же цвета, как форма
Саймона-двойника; челюсть отвисла, крупен ные белые зубы поблескивали в
полумраке, со лба на скулы и подбородок струился пот. Ноздри Саймона
затрепетали - он чувствовал резкий запах насмерть перепуганного человека.
- П-призрак... Т-твой п-призрак... К-какты эт-то де-делаешь? - Зубы
Бучо лязгнули.
- На Земле жили когда-то мудрые люди, и было их много. В одной
Бразилии - двести сорок миллионов человек. Бразильцев, не бразильян!
Знаешь, куда они подевались?
- Улетели... П-переселились на небеса, словно ангелы. - Кабальеро
выронил сапог и отер испарину со лба.
- Верно, улетели, - подтвердил Саймон, - а теперь возвращаются назад.
И первый - я! А это, - он шевельнул кистью, и яркий световой конус угас, -
это не призрак, а фотография, объемное изображение. Из моего браслета. В
нем много всякого - записи, схемы, картинки, все необходимое, чтобы
удостоверить мою личность. И мои полномочия, капитан! Или бугор?
Ладонь Саймона легла на смуглое плечо, обхватив его от ключицы до
лопатки, мышцы напряглись, и Бучо прикусил губу. Этот ужасный человек,
умевший раздваиваться, этот ангел или демон, вернувшийся с небес, обладал
силой ягуара! Нет, он был еще сильнее - он мог сломать ему кости одним
движением, мог вырвать сердце, выжать кровь или зачаровать, как питон
чарует кролика. Бучо-Прохор Перес, капитан полиции, главарь Третьей бригады
смоленских, державшей Северный округ Рио, не сомневался, что так оно и
случится. Демоны любят поиграть с людьми. Помучить, отпустить, а после...
Демон навис над ним каменной глыбой.
- Я видел, как ты прикончил мальчишку там, на площади, у живодерни.
Ударил бичом, с одного раза. Должно быть, любишь убивать людей? - Саймон
оттолкнул пленника и выпрямился. - Я не люблю, но убиваю. Знаешь, крыса,
почему ты еще жив? Потому, что ты - мое послание самому главному из
живодеров. Как там его? Грегорио? Так вот, передашь, что я хочу повидаться
с ним - с ним и с остальными главарями, из самых важных. Хайме, Анаконда,
Пименталь, Хорхе, если я его раньше не прикончу. Пожалуй, хватит.
Зубы Бучо выбивали дробь.
- К-куда передать ответ?
- Есть такое заведение "Под виселицей". Родриго Прыщ там за главного.
Рожа толстая, зубы выбиты через один, нос набок и в ухе серьга.
- 3-знаю. Б-бабцом торгует...
- Ему и передашь. А теперь, чтоб ты лучше запомнил...
Рука Саймона потянулась к ножнам, где прятался острый, как бритва,
клинок тимару.
* * *
Ночь, Северный тракт, двадцать три километра от города. Крепкий
бревенчатый мостик через Параибу, за ним, левее, - въезд на широкое шоссе в
тропическом лесу. У въезда - кордон: шлагбаум между двух приземистых
бетонных будок, похожих надоты, пулеметные стволы в бойницах и два десятка
стражей в широкополых шляпах. Дорога прямая, как полет стрелы, и тянется до
высокого вала; на валу - изгородь с двойным рядом колючей проволоки, снова
охранники и пулеметы, а в отдалении мрачной декорацией встают обрывистые
горы - угольно-черная стена с жемчужно-серыми, залитыми лунным светом
вершинами. Добравшись до вала, шоссе ныряет вниз, в тоннель, выложенный
камнем и перекрытый железной решеткой; за ней - сторожевой пост, часовые,
собаки, блеск оружия, яркий огонь факелов над бочками с мазутом...
Патруль за мостом, у въезда на шоссе, сняли лесовики Бабуина:
просочились среди деревьев и лиан, обошли заставу, перебили метательными
ножами караульных у шлагбаума, ворвались в доты, перерезали пулеметчиков и
отдыхавшую смену. Затем Саймон прошелся с ними вдоль шоссе, прячась за
древесными стволами, и убедился, что застав здесь больше нет - как и
патрульных с собаками на прямой короткой, едва ли с километр, дороге. Тогда
он отослал разведчиков к мосту с приказом не торопясь начать движение, а
сам, покинув опушку леса, ящерицей пополз в траве. Неширокая луговина
разделяла темные джунгли и пологий земляной склон, тоже заросший травами;
вал, словно кольцевая стена кратера с врезанной в нее решеткой, поднимался
вверх метров на тридцать. Приблизившись к подножию, Саймон включил
гипно-зер, поставив его на максимум, стиснул зубы и выждал десять минут. Он
не хотел рисковать, поручая стражей заботам лесовиков; посты за колючей
проволокой были, видимо, многочисленными, а их диспозиция - неизвестной.
Успех же атаки зависел от внезапности: он собирался пасть на врага, как
шестилапый гепард на стаю крыс.
Когда перекличка часовых и шорохи наверху затихли, Саймон полез на
вал. Под ним смутными тенями появлялись из леса фургоны, с тихим гулом
катили налево и направо, разворачиваясь вдоль земляной стены. Фургонов было
двадцать три, и, кроме снаряжения, в них находилось почти пятьсот бойцов,
порядком больше, чем рассчитывал Саймон. В последний момент к нему
присоединились "торпеды", среди которых наметился раскол: одна партия
желала избрать нового дона, другая - отдаться под покровительство
смоленских, а третья - мстить. Этих мстителей и привел Сергун, свирепый
детина с исполосованным шрамами лицом; как показалось Саймону, ему было
безразлично, кого резать, - "штыков" или смоленских, дерибасовских или
крокодильеров. Что в сетях, то и рыба.
Если отнести эту древнюю пословицу к крокодильерам, они являлись не
просто рыбой, а чем-то вроде акулы-молота.
Самый мощный, самый грозный и жестокий из бразильянских кланов - и к
тому же самый многочисленный и богатый. Они поднимались медленно, но верно,
и в Трехсотлетней истории ФРБ - если б ее когда-нибудь кто-нибудь написал -
не нашлось бы страницы без упоминания о них.
Эта история была уже знакома Саймону и в кратком изложениии выглядела
так.
После Исхода, в последней четверти двадцать первого столетия, в Крыму
и северном Причерноморье началось время кровавых разборок. Затем они
переросли в полнометражную войну - по мере консолидации противоборствующих
силу двух полюсов, одним из коих была Русская Дружина, другим - Громада,
блок украинских националистов. Фактически обе стороны сражались за власть
над миром, ибо в ту далекую эпоху - как и отмечалось в полученных Саймоном
директивах - южноукраинский регион был единственной реальной силой на
опустевшей Земле. Мировое господство являлось слишком сладким, слишком
чарующим миражем, в равной степени прельщавшим и дружинников, и громадян; и
потому, как полагал Ричард Саймон, передатчики помех были включены
одновременно с той и с другой стороны - чтобы не допустить вмешательства
Совета Безопасности.
Кровопролитная война закончилась тем же, чем кончаются многие войны:
проигравшие, отсалютовав Одессе ядерным залпом, отправились в изгнание, а
победители обнаружили, что им достались не власть и слава, но прах и пепел.
Впрочем, это уже не касалось истории ФРБ.
На первом ее этапе, в период завоевания и покорения, дружинники,
являясь силой, испытанной в боях, были полезны и потому продержались у
власти без малого двадцать лет. За этот срок были возведены форты и
поселения на месте Рио-де-Новембе, Харка-дель-Касы и
Санта-Севаста-ду-Форталезы, распаханы поля, разысканы старые рудники,
заложены крокодильи фермы - поскольку скота у переселенцев не хватало, а
кайманы кишели вокруг в неописуемом изобилии. Правда, добыча их мяса и шкур
оказалась промыслом непростым и довольно опасным, так что первые
крокодильеры были осужденными - большей частью из цветных и белокожей
голытьбы. Главным же успехом первого двадцатилетия явились сдвиги в
национальной сфере: старшее поколение еще делилось на белых и черных, на
колонистов и туземцев, но молодые, независимо от цвета кожи, считали себя
бразильянами и говорили на одном языке, без всякой примеси испанского и
португальского.
Однако Русская Дружина включала слишком несовместимые элементы,
множество фракций и групп, объединенных только внешней угрозой, опасностью
и войной. С наступлением мирных времен - сравнительно мирных, так как
разборки и мелкие свары не прекращались никогда, - последовали диссипация,
анархия, расколы и разброды, а затем - переворот; по-местному - Передел.
Тот Первый Передел, случившийся в 2120 году, был не особенно кровавым:
власть, под лозунгом "Наш дом - Бразилия" и при поддержке армейских частей,
досталась консерваторам, а все остальные хунты и мафии автоматически попали
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг